Добрынин. ...Вопросы встречи на высшем уровне все время про себя надо иметь в виду. Не надо переходить к потасовке. Следовало бы расширить контакты с теми силами в США, которые находятся в оппозиции к администрации. Следует ли записывать пункт о советско-кубинских маневрах в Мексиканском заливе?

Лигачев. ...Встречу на высшем уровне не зачеркнешь и со счетов не сбросишь. Перед встречей в Женеве тоже были сложности. Но мы на нее пошли и выиграли, прорвались к международной общественности. Почему американцы так действуют? Видимо, потому, что хотят сорвать встречу. ...Думаю, что на встречу надо идти.

Соколов (министр обороны СССР.— Авт.). Я понимаю дело так, что не стоит вопрос о целесообразности встречи. Она должна состояться. Но американцы действуют нагло, поставив вопрос о сокращении численности нашего персонала в ООН и осуществив вторжение в наши территориальные воды в Черном море. Нам нужно действовать так, чтобы они почувствовали, что имеют дело с Советским Союзом. Мы не должны молчать...

Горбачев. ...Мы сегодня обсуждаем самый серьезный вопрос внешней политики. На съезде мы прямо сказали, что и мы зависим от них, и они зависимы от нас, что нужно равенство. Мы имеем сильную концепцию. С этой концепции внешней политики нам не нужно сбиваться. Выступив с ней, мы здорово выиграли в мировом общественном мнении и даже в американском обществе. Американскую администрацию беспокоит, что мы набираем очки, имеем выигрыш. Ей труднее проводить свои военные программы. И правое крыло взяло Рейгана за горло. Цель Вашингтона состоит в том, чтобы спровоцировать нас. Об этом свидетельствуют и их действия в отношении Ливии, в Черном море, в ООН...

Что касается наших пропагандистских мероприятий, то они должны быть нацелены на то, чтобы раскрыть нашу линию после Женевы. Нужно показать, что политика США строится на заблуждениях об экономической слабости Советского Союза, на стремлении внести разобщение в советское руководство. В нашей пропаганде следует использовать их болевые точки, разоблачать военно-промышленный комплекс, показывать, как они грабят мир, как обращаются со слаборазвитыми странами, используя их задолженность. ...У нас имеется хорошая почва для действенной пропаганды. Пусть они нервничают, совершают ошибки. Л мы должны действовать спокойно... Поэтому следовало бы из документа убрать предложение о том, чтобы практиковать "демонстративные действия с обозначением ударов по морским целям США силами ракетоносных средств, дальней авиации ВМФ СССР". Они этого только и ждут. Не надо маневров предпринимать в Мексиканском заливе. Это тоже было бы подарком для них. ...Что же касается встречи на высшем уровне, то сейчас этот вопрос мы не решаем. Не надо суетиться ни в политике, ни в прессе».

Горбачев настойчиво добивался встречи с Рейганом. Для укрепления связей с ним было решено обратиться за помощью к премьер-министру Великобритании Маргарет Тэтчер. 28 апреля в Лондон вылетел новый посол СССР в Англии Л. М. Замятин, опытный дипломат и недавний заведующий Отделом внешнеполитической мации, которому поручалось передать письменное послание и устное сообщение от Горбачева премьер-министру Великобритании61.

Чернобыльская трагедия

В эти дни, однако, случилось событие, надолг о затмившее все новости. В 1 час 23 минуты 50 секунд ночи 26 апреля 1986 г., в субботу, в 100 километрах от столицы Украины произошел взрыв на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции (Чернобыльская атомная электростанция мощностью 4 ООО МВт состояла из четырех энергоблоков, первый из которых был введен в эксплуатацию в 1978 г., последний — четвертый — в 1984 г.).

Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков вспоминает:

«Уже собирался уезжать рано утром на работу, когда притормозил меня резкий звонок ''вертушки"62 Звонит министр энергетики Анатолий Иванович Майо- рец». Он сообщил, что на Чернобыльской атомной электростанции произошла авария, но подробностей не знал.

Через полчаса, уже в Кремле, Рыжкову доложили, что «на четвертом блоке Чернобыльской атомной электростанции произошел мощный взрыв, после чего начался пожар.

Я,— вспоминает Рыжков,— уточнил, еще надеясь на лучшее:

Где взрыв? В машинном отделении?

Нет,— ответил Майорец,— в реакторе.

Взрыв в реакторе — это было страшно. Пожар в реакторе — еще страшнее. Ночной кодовый сигнал со станции гласил: "Один, два, три, четыре" Эти цифры означали все виды опасности: ядерную, радиационную, пожарную, взрывную. Последствия — ближайшие и отдаленные — предсказать было невозможно»6"

Рыжков приказал министру энергетики Майорцу немедленно вылететь на Украину и разобраться в сложившейся ситуации. Срочно была собрана комиссия Совета Министров СССР во главе с председателем Бюро по топливно-энергети- ческому комплексу Б. Е. Щербиной. Около восьми часов вечера того жа дня эта комиссия была в Чернобыле. Она сообщила предварительные сведения: на четвертом блоке было два взрыва, реактор и реакторный зал разрушены полностью, куски графитовых блоков разбросаны взрывом на сотни метров, над реактором на сотни метров поднимается столб белого дыма — горит графит, внутри реактора видно малиновое свечение, несколько сот человек получили лучевое поражение, двое уже погибли, радиационная обстановка очень сложная, необходима срочная помощь Министерства обороны, нужны химические войска6"4, тяжелые вертолеты...

В ночь на 27 апреля было принято решение эвакуировать население города Припяти, построенного рядом со станцией. В воскресенье, в 14 часов, началась эвакуация, через три часа из Припяти были вывезены все 40 тыс. жителей65

Все это время советская пресса, радио, телевидение (и центральное, и местное) хранили полное молчание. На Украине, в Белоруссии, областях России не было ничего известно.

28 апреля 1986 г., в понедельник, состоялось внеочередное заседание Политбюро66 Учитывая историческую важность обсуждавшейся на нем информации, а также то, что этот документ прежде не публиковался, приведем текст «Рабочей записи» полностью:

«1. Информация об аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС.

Горбачев М. С. Послушаем информацию тов. Долгих В. И.

Долгих В. И. 26 апреля в 1 час 30 минут на Чернобыльской АЭС произошел взрыв при выключении четвертого блока для ремонта. Все работы велись по регламенту. Версия специалистов: произошел взрыв водорода в нижнем баке, в результате чего урановые стержни были выдавлены наверх со срывом крышки. Работало 17 человек. Один погиб, одного не нашли. Уровень радиации по состоянию на 9 часов утра 28 апреля составлял в районе реактора 1 ООО рентген, а в городе — 230 миллирентген. Население эвакуировано. В городе из 45 тысяч человек осталось 5 тысяч, занятых на обслуживании станции, столовых и т. д. Эвакуированные устроены. На расстоянии 60 км распространилось радиоактивное облако.

Рыжков Н. И. Вчера оно дошло в верхних слоях атмосферы до Вильнюса.

Долгих В. И. Что делается? Принимаются меры к предотвращению выбросов путем засыпки с вертолетов основного кратера реактора песком, красной глиной и свинцом.

Горбачев М. С. А штатных мер разве не предусмотрено?

Долгих В. И. Требуются глубокий анализ причин аварии и выработка соответствующих мер по ликвидации последствий аварии. Сейчас пока высказываются лишь версии. 130 человек получили облучение. Они доставлены в Москву. Но это число может увеличиться. Сейчас главное — заглушить реактор. Сам четвертый блок потерян. Его нужно засыпать. Второе — предохранение остальных трех блоков. На Украине в парторганизациях проводится разъяснительная работа. Люди на станции вели себя твердо. Сейчас нужно трудоустроить эвакуированных, а также найти компенсацию потерь электроэнергии.

Горбачев М. С. Мешки с песком и бором забрасываются с воздуха?

Долгих В. И. С вертолетов. Заброшено 60 мешков. Нужно 1 800. Но полеты вертолетов тоже не безопасны.

Соломенцев М. С. Накопление водорода должно было контролироваться1;

Долгих В. И. Да. Но, повторяю, это лишь версия.

Громыко А. А. Это явление непредсказуемо?

Горбачев М. С. Это пока гадание. Нужен самый тщательный разбор все> обстоятельств дела. Результаты мы рассмотрим на заседании Политбюро. Отказываться от АЭС нельзя, а принять все необходимые меры по усилению безопасности нужно обязательно.

Ахромеев С. Ф. (заместитель министра обороны, маршал.— Авт.). Дс вчерашнего вечера уровень радиации нарастал. Площадь ее распространена 600 кв. км, но облако движется на юг и запад. Проводятся мероприятия по дезактивации. Завтра прибудет специальный отряд для этой цели. Мы предоставилv местным органам палатки на 15 тысяч человек. Заражения Днепра не обнаружено.

Горбачев М. С. Что, по вашему мнению, нужно делать?

Ахромеев С. Ф. Реально только забрасывание реактора мешками с necKOiv и бором.

Горбачев М. С. А научные силы задействованы?

Долгих В. И. Александров А. П. (президент АН СССР, один из создателе? советской ядерной энергетики.— Авт.) и другие ученые этим занимаются.

Горбачев М. С. Может быть, создать группы ученых по отдельным направлениям?

Долгих В. И. Они созданы.

Чебриков В. М. (председатель КГБ СССР.— Авт.). По нашей линии пока ничего тревожного нет. Население спокойно. Но нужно учитывать, что об аварии пока знает узкий круг людей.

Рыжков Н. И. Тов. Долгих В. И. подробно рассказывал об обстановке на Чернобыльской АЭС. В субботу информация была более или менее спокойная. Однако после отлета на место тт. Щербины Б. Е. и Майорца А. И. выяснилось, что положение на самом деле сложнее. Температура в реакторе около 900 градусов. Надо очаг гасить. Что делать? Остановились на песке с бором. Второй способ гашения — это свинец с чугунной дробью. Подвезено 150 тонн свинца. Всего требуется полторы тысячи. Они найдены. Обнаружено около 20 человек еще в Черниговской области, подвергшихся радиации. Наверное, это рыбаки. Найдены люди, которые видели взрыв. С фактом аварии надо подробно разобраться и сделать необходимые выводы.

Лигачев Е. К. Я беседовал с первым секретарем Киевского горкома партии т. Ревенко Г И. Разговаривал также с т. Щербицким В. В. Ведется активная работа по разъяснению населению случившегося.

Горбачев М. С. Как поступим с информацией?

Долгих В. И. Надо закончить локализацию очага радиации.

Горбачев М. С. Надо быстрее дать сообщение, тянуть нельзя. Следует сказать о том, что был взрыв, принимаются необходимые меры по локализации его последствий. Это во-первых.

Воротников В. И. Да.

Горбачев М. С. Во-вторых, нужно продолжить работу по дезактивации. Нужно также принять все необходимые меры по охране имущества граждан от мародеров. Для эвакуированных нужно создать необходимые материально-бытовые условия, позаботиться о питании, трудоустройстве, учебе детей и т. д.

Лигачев Е. К. Люди размещены хорошо. Информационное сообщение о случившемся не нужно откладывать.

Яковлев А. Н. Чем скорее мы сообщим об этом, тем будет лучше.

А л и е в Г А. Информацию нужно дать.

Чебриков В. М. Правильно.

Добрынин А. Ф. Американцы все равно засекут факт взрыва и распространения радиоактивного облака.

Чебриков В. М. Пострадавшим оказывается необходимая помощь.

Громыко А. А. Сообщение нужно составить так, чтобы не вызвать излишней тревоги и паники.

Горбачев М. С. У нас имеется 18 атомных электростанций. С причинами аварии на Чернобыльской АЭС нужно досконально разобраться. Следует посмотреть, что делает наш Атомный надзор. Все ли было сделано на Чернобыльской АЭС для обеспечения безопасности? Ведь Атомный надзор мы специально создавали для этой цели. Авария произошла в то время, когда четвертый реактор должен был переводиться на ремонт. Значит, там должны быть представители

Атомного надзора. Нужно все это тщательно выяснить. Требуется самый серьезный, самый беспристрастный разбор этого дела.

Ч е б р и к о в В. М. По факту аварии возбуждено уголовное дело.

Громыко А. А. Может быть, следует специально проинформировать о случившемся друзей? Они же у нас покупают оборудование для АЭС.

Горбачев М. С. Сначала нам нужно проинформировать свою общественность. При окончательной оценке случившегося следует обратить внимание на вопрос о дислокации АЭС, еще раз посмотреть, в каких местах их необходимо размещать.

Ельцин Б. Н. Может быть, закрыть для въезда людей зону, над которой распространяется радиоактивное облако?

Добрынин А. Ф. Надо принять во внимание опыт ликвидации последствий аварий, которые были при взрывах на атомных электростанциях в США.

Горбачев М. С. Тогда давайте примем такое решение:

Принять к сведению информацию тов. Долгих В. И. по этому вопросу;

продолжить осуществление мероприятий по ликвидации последствий аварии;

Совету Министров СССР принять меры по материально-бытовому обеспечению и трудоустройству эвакуированных граждан из района аварии;

подготовить и опубликовать сообщение для печати об аварии;

об окончательных итогах расследования аварии доложить Политбюро ЦК.

Члены Политбюро. Согласны.

Постановление принимается»67

Вечером того лее дня, в понедельник, появилось первое официальное сообщение об аварии на Чернобыльской АЭС. коротко сообщавшее об аварии и не дающее никакого представления о том, что там в действительности произошло.

На следующий день, 29 апреля, Политбюро собралось снова. Секретарь ЦК Долгих сообщил, что положение на Чернобыльской АЭС ухудшилось. Температура в реакторе возросла. Происходит выброс графита. Уровень радиации тоже вырос. Получили облучение и госпитализированы свыше ста человек. Ученые и специалисты предложили продолжить заброс (бомбардировку) реактора песком, бором и свинцом. Президент Академии наук СССР, один из создателей этого типа ядерных реакторов А. П. Александров предупредил о серьезной опасности, которая связана с возможностью соприкосновения ядерной массы с водой. Выяснилось, что комиссия Совета Министров СССР во главе со Щербиной не может находиться в Чернобыле, так как ее участники уже получили большую дозу облучения. Много претензий на заседании было высказано в адрес Министерства здравоохранения, системы гражданской обороны. Решением Политбюро была создана Оперативная группа Политбюро по вопросам, связанным с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС. В ее состав вошли: Рыжков (председатель), Лигачев, Чсбриков, Соколов, Долгих, министр внутренних дел СССР Власов и Яковлев68 Комиссия сначала почти ежедневно, а затем по мере надобности рассматривала и решала вопросы, вызванные чернобыльской катастрофой69

На этом заседании было одобрено сообщение «В Совете Министров СССР» величиной в 19 строк. В нем сообщалось, что «авария произошла в одном из помещений 4-го энергоблока и привела к разрушению части строительных конст-

/ рукций здания реактора, его повреждению и некоторой утечке радиоактивных веществ. Три остальных энергоблока остановлены, исправны и находятся в эксплуатационном резерве. При аварии погибли два человека. Приняты первоочередные меры по ликвидации аварии. В настоящее время радиационная обстановка на электростанции и прилегающей местности стабилизирована, пострадавшим оказывается необходимая медицинская помощь...». Этим, собственно, и заканчивалась информация для советского народа. Гражданам других стран мира Политбюро разрешило сказать больше: «Уровень загрязненности несколько превышает допустимые нормы, однако не в такой степени, чтобы требовалось принятие специальных мер для защиты населения»70

Это сообщение появилось тогда, когда ждали худшего, когда уже были выселены 40 тыс. жителей Припяти, когда было принято решение ввести 10-километровую зону выселения вокруг Чернобыля. Опять-таки вполне по-советски действовал информационный принцип «Березки»71 — иностранной общественности сообщили, что уровень радиационной загрязненности «несколько превышает допустимые нормы», жителям же Украины, Белоруссии и России знать этого не полагалось.

Зато хорошо отметили пролетарский праздник 1 Мая. В Киеве, Чернигове, Минске, Гомеле, Смоленске и Курске, в городах и районах состоялись многочасовые и многотысячные демонстрации, народные гуляния под лучами жаркого весеннего солнца. Отметим: руководство республик, областей имело вполне достаточную информацию для того, чтобы реально представить себе последствия радиационного поражения. Председатель Государственного комитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды Ю. А. Израэль сообщил позже Верховному Совету СССР, что с первого дня аварии реальная радиационная обстановка ежедневно передавалась в Политбюро, в ЦК КПСС, в Советы Министров республик, в областные исполнительные комитеты. Информация была, но она оставалась секретной и недоступной для людей, ставших жертвами трагедии.

2-3 мая в Чернобыле были Рыжков и Лигачев. Ознакомившись с положением на месте, Рыжков принял решение эвакуировать людей из 30-километровой зоны вокруг станции. Подлежали выселению жители 1 86 населенных пунктов72

Горбачев выступил с сообщением о Чернобыле по телевидению только 14 мая 1986 г.

Кстати, практически полное отсутствие информации о деятельности комиссии Рыжкова, проделавшей гигантскую работу по ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, было, во-первых, большой ошибкой, позволим себе сказать — ошибкой политической, так как подрывалось доверие к власти, и, во- вторых, было просто несправедливо по отношению к людям, несшим на себе громадную ответственность, не боявшимся появиться в Чернобыле, там, где была реальная угроза радиационного поражения73

Чернобыль породил бесчисленное количество проблем. Радиационное загрязнение, по сведениям Госагропрома на 8 мая 1986 г., распространилось на 10,9 млн. га сельхозугодий, в том числе 7,5 млн. га пашни. Были выведены из строя часть земель в Киевской, Черниговской, Гомельской, Могилевской, Винницкой, Житомирской, Брянской и Орловской областях. Пятна радиационного загрязнения были обнаружены в Тульской, Калужской областях. Радиационный шлейф достиг Прибалтики, Урала и Зауралья. Повышение уровня загрязнения (выше фоновых показателей в 10-50 раз) наблюдалось практически по всей юго- западной части территории СССР. Оно распространилось на территорию Румынии, Польши, Болгарии, Югославии, Скандинавских стран. Возникла серьезная угроза загрязнения питьевой воды.

Самыми страшными проблемами становились медицинские, в том числе связанные с длительными последствиями радиационного поражения. «За истекшие сутки дополнительно госпитализировано 2 703 человека... На стационарном обследовании и лечении находятся 10 198 человек, из которых 345 имеют признаки лучевого заболевания. Среди них в том числе 35 детей. С момента аварии погибло два и умерло 6 человек. В тяжелом состоянии находятся 35 человек»,— гласил один из многих протоколов Оперативной группы Политбюро7"4 Свыше 110 тыс. человек были переселены на новые земли. Кроме того, что люди оставляли все нажитое десятилетиями имущество на старых местах, нередко выяснялось, что их отселяли в не менее загрязненные районы, тем более что пресловутые радиационные пятна оказывались подвижными.

Для сотен тысяч людей, живших в благодатнейших районах Украины, Белоруссии и России, вдруг возникла проблема «чистого» питания. Местный скот, молоко, овощи и фрукты, грибы и ягоды оказались опасными для здоровья.

Болели дети. Росло социальное напряжение, недоверие к власти.

3 июня 1986 г. состоялось очередное заседание Политбюро, на котором рассматривались вопросы ликвидации последствий чернобыльской аварии.

Был заслушан доклад Комиссии правительства по расследованию причин аварии на Чернобыльской АЭС. Это была первая обстоятельная попытка найти ответ, почему произошел взрыв на атомной электростанции, считавшейся прежде абсолютно безопасной. Доклад представил заместитель Председателя Совета Министров СССР Б. Е. Щербина75

«Позвольте доложить о главном,— заявил он.— Как известно, 26 апреля на энергоблоке № 4 Чернобыльской станции произошел паровой взрыв реактора. Разрушено здание установки. Из реактора была выброшена часть топлива в виде радиоактивных осколков и аэрозолей. Взрыву предшествовал неконтролируемый "разгон" реактора. Авария произошла в результате грубейших нарушений эксплуатационным персоналом технологического регламента и в связи с серьезными недостатками в конструкции реактора.

Но эти причины не равнозначны. Исходным событием аварии Комиссия считает ошибки эксплуатационного персонала. Авария стала возможной, прежде всего, из-за серьезных недостатков в работе эксплуатационного персонала станции, создавшейся здесь обстановки беспечности. Все внимание сосредоточивалось на выработке электроэнергии. ...Здесь, как нигде, ошибочная уверенность в полной безопасности АЭС, их "эталонности" для всей индустрии, как утверждают многие специалисты атомной энергетики, переросла в опасное убеждение...

Аварии предшествовало проведение испытаний электрообеспечения собственных нужд блока в условиях максимальной проектной аварии. ...Программа проведения этих испытаний составлена небрежно, не была согласована, как это полагается, с генеральным проектировщиком, главным конструктором, научным руководителем и Госатомэнергонадзором...

Директор станции и заместитель главного инженера по науке в разработке программы и проведении указанных испытаний участия не принимали.

В системе аварийной защиты предусмотрено автоматическое отключение реактора при закрытии стопорных клапанов турбины. Эта защита... которая должна останавливать реактор немедленно, оказалась отключенной. ...Стопорные клапаны были закрыты в 1 час 23 мин. 04 сек. Из записей следует, что команда на остановку реактора последовала через 36 сек. Несколькими секундами позже (рас- четно в I час 23 мин. 46 сек.) произошел взрыв.

Этим событиям предшествовали и другие нарушения технологического регламента, которые по существу подвели реактор к аварийной ситуации. 25 апреля была отключена система аварийного охлаждения, что категорически запрещено дела ь при работающем реакторе...

На ошибки эксплуатационного персонала наложились недостатки конструкции реактора. Они явились причиной развития процесса в максимальную гипотетическую аварию, самую крупную в истории атомной энергетики».

Итак, Щербина назвал две причины, которые, по мнению комиссии, привели к аварии. Первая — грубейшие ошибки персонала и отсутствие технологической дисциплины. Вторая — недостатки самого реактора типа РБМК, разработанного еще в середине 50-х гг. Создание этой техники было исключительной прерогативой военно-промышленного комплекса.

Горбачев обвинил производственников и ученых-ядерщиков в том, что они передали в народное хозяйство недоработанный реактор. «Не получается ли так,— утверждал он,— что волюнтаризм отдельных лиц вовлекает страну в авантюру?»

«Монополизм действительно очень велик»,— подтвердил Щербина.

Горбачев допытывался: «Кто вносил предложение о дислокации АЭС около городов? Чьи это были рекомендации?»

Щербина оправдывался: «Кто конкретно принимал решение о строительстве в Чернобыле, я сейчас точно сказать не могу, но, согласно установленному порядку, выбор площадки рассматривается в Госплане и Госстрое, которые вносят предложение о строительстве АЭС».

Горбачев нажимал: «Вы должны это точно знать».

Читая этот диалог, трудно отделаться от ощущения неприличия происходившего. И Горбачев, и Щербина, и другие члены Политбюро прекрасно знали, кто принимал решения. Эти решения всегда принимались Политбюро ЦК КПСС, принимались по представлению центральных министерств, с согласия и одобрения партийных органов. Программу развития ядерной энергетики на Украине лоббировал первый секретарь ЦК Компартии Украины, член Политбюро ЦК КПСС Щербицкий, участвовавший в этом заседании.

Правила партийного этикета, требовавшего признавать свою вину в силу партийной целесообразности, нарушил старейший участник заседания, легендарный Ефим Павлович Славский, трижды Герой Социалистического Труда, человек, с первых дней участвовавший в советской ядерной программе, получивший свою первую Звезду Героя в 1949 г. за первую советскую атомную бомбу, почти тридцать лет руководивший Министерством среднего машиностроения (под этим названием скрывалось министерство, отвечавшее за разработку и создание ядерного оружия, ядерных реакторов и технологий). Он не собирался подыгрывать Горбачеву.

«Михаил Сергеевич, я потрясен вашими оценками нас, коммунистов, работающих в Средмаше, будто мы не подконтрольны партии,— заявил Славский.— Что касается Чернобыля, то я утверждаю, что мы сделали рукотворный взрыв. Шашарин (Г А. Шашарин, заместитель министра энергетики и электрификации СССР.— Авт.) здесь пел, как артист Большого театра. Но он не сказал, почему проводили на АЭС совершенно бессмысленный эксперимент. Кому он был нужен? Плюс к этому заблокировали систему аварийной защиты. Ядерный процесс идет в реакторе так же, как и в бомбе, но в реакторе он управляемый. В данном случае взрыв был паровым, но фактически он вызван ядерным процессом. Чудовищно, мы выбросили в атмосферу огромное количество осколков. Пожарники погибли по неграмотности. Уже после того, как пожар в четвертом блоке был потушен, их заставили стоять на всякий случай.

Сейчас получается, будто Средмаш волюнтаристски решал вопрос о том, как реактор строить. Но мы решали этот вопрос не сами. История вопроса такова: первым нашим реактором был реактор типа РБМК. Их у нас десятки. Работают они хорошо. Их автор Доллежаль (академик Н. А. Доллежаль, главный конструктор первой в мире атомной электростанции.— Авт.) — испытанный человек. Наш первый реактор работает 30 лет, и никаких событий не происходило. Такие же реакторы у нас стоят на подводных лодках. РБМК — долговечный, хороший реактор. Но что же они сделали в Чернобыле? Спрашивается, кто управлял экспериментом? Районный инженер? Главный инженер, директор станции, представители Кулова (председателя Государственного комитета по надзору за безопасным ведением работ в атомной энергетике.—Леш.) — все спали. Экспериментом руководил районный инженер, который не имел на это никакого права. К тому же испытывалась никому не нужная программа...

Давайте соберем главных инженеров всех станций и спросим у них, в чем причины. К чудовищной катастрофе привела инициатива районного инженера — стержней должно быть 15, а было 5. Что касается системы защиты, то эти вопросы обсуждались на высоком научно-техническом уровне под руководством Александрова (А. П. Александров — президент Академии наук СССР, ученый- атомщик.— Авт.). Если управлять реактором по закону, то все будет в порядке. ...Сейчас развелось много умников, которые в такой ситуации представляют, что они все знают, и обо всем судят».

Горбачеву оставалось только перевести разговор с технических материй на близкие ему политические: «Но мы же живем в демократическом обществе, и люди могут высказывать свое мнение».

Славский с горечью продолжил: «Я, Михаил Сергеевич, ваши речи читаю, согласен с ними. Нужно учитывать различные мнения, но ведь у нас есть настоящие ученые, компетентные в этих вопросах...»

Академик В. А. Легасов, один из тех ученых, которые с первых дней чернобыльской катастрофы были там и много сделали для того, чтобы найти способы уменьшить ее радиационные последствия, признал, что «реактор РБМК по некоторым позициям не отвечает международным и отечественным требованиям. Нет системы защиты, системы дозиметрии, отсутствует внешний колпак». «Мы, конечно, виноваты, что не следили за этим реактором,— сказал Легасов.— ...В этом есть и моя персональная вина. Во-вторых, хотя РБМК и не соответствует некоторым формальным требованиям, но нельзя сказать, что это плохой аппарат. Его концепция была создана четверть века тому назад. Естественно, тогда требования были иные. ...В марте этого года я был в Финляндии. Там собрались ученые из многих стран, которые дали оценку имеющимся в мире реакторам по факту их работы. Было признано, что лучшей является АЭС Ловица в Финляндии, на которой установлено наше оборудование, но вся автоматика на нем была заменена на западную. Второе место ученые присудили одной из электростанций в США и третье — Ленинградской АЭС. Слабое место РБМК известно 15 лет. Подобного рода авария произошла еще в 1962 году в США. Но там был менее мощный реактор. Причина — ошибка оператора...»

Окончание заседания Политбюро ознаменовалось массовым увольнением ряда министров и заместителей министров, связанных с обеспечением ядерной безопасности.

На следующий день — 4 июня — состоялось 21-е заседание Оперативной группы Политбюро ЦК КПСС по вопросам, связанным с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Деятельность министерств, связанных с разработкой и эксплуатацией ядерных реакторов, оценивалась там как неудовлетворительная. Указывалось на серьезные недостатки в обучении специалистов, обслуживающих эту технику. Принимались меры по предотвращению радиационного загрязнения грунтовых вод. И тут же были утверждены «Директивы для освещения на пресс-конференции основных вопросов, связанных с причинами и ходом ликвидации последствий аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС».

В этих «Директивах...» предписывалось:

«1.В основном выступлении и в ответах на вопросы руководствоваться положениями и выводами, изложенными в выступлении Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Горбачева М. С. по Советскому телевидению 14 мая 1986 г.

При освещении хода ликвидации последствий аварии...

дать широкую информацию о ликвидации аварии на станции и характеристику радиационной обстановки в этом районе;

показать успешное выполнение широкомасштабных технических и организационных мероприятий...

отметить массовый трудовой героизм...

Осветить широкомасштабные меры, принимаемые по обеспечению безопасности населения...

Указать на несостоятельность претензий и оценок как отдельных официальных лиц, так и прессы ряда западных стран, заявляющих о якобы существенном экологическом и материальном ущербе, нанесенном им за счет распространения небольших количеств радиоактивных веществ... из зоны Чернобыльской АЭС.

Обратить внимание участников пресс-конференции на тесную связь проблем мирного и военного атома в современном мире. Максимально использовать важнейший тезис из выступления товарища Горбачева М. С.: "Авария на Чернобыле еще раз высветила, какая бездна разверзнется, если на человечество обрушится ядерная война. Ведь накопленные ядерные арсеналы таят в себе тысячи и тысячи катастроф куда страшнее чернобыльской"»76.

«Небольшое количество радиоактивных веществ» было равно по содержанию цезия-137 тремстам атомным бомбам, каждая из которых была эквивалентна той, которую взорвали над Хиросимой. Материальный ущерб, нанесенный чернобыльской катастрофой, вообще не поддается подсчету, по «чернобыльским счетам» придется платить еще не одному поколению...

После Чернобыля

Чернобыль имел и другую цену — политическую. «Управляемая гласность», примененная Политбюро при освещении этой трагедии, не просто скомпрометировала себя. Она, эта полуправда, становилась в точном юридическом смысле преступлением, так как замалчивание или несвоевременное информирование создавало опасность для здоровья и жизни сотен тысяч людей,— преступлением, ответственность за которое несет политическое руководство СССР.

События в Чернобыле стали мощным стимулом для экологических движений по всей стране, принимавших явственно выраженную политическую окраску. На Украине и в Белоруссии, особенно пострадавших от катастрофы, появились общественные движения, обвинявшие центральные власти в «геноциде» населения этих республик.

Весна и лето 1986 г. были беспокойными, тревожными: взорвался реактор, в шести милях от берега в Новороссийской бухте в борт роскошного теплохода «Нахимов» врезался грузовой корабль, утопивший пассажирское судно. Уже первые итоги расследования свидетельствовали, что команды обоих судов нарушили все правила и наставленья по судовождению. Произошло то же, что и в Чернобыле: отсутствие дисциплины, мало-мальской ответственности...

В действиях Горбачева стала проявляться суетливость. С одной стороны, он выступал как общественный лидер, пользующийся поддержкой активной части общества. В апреле 1986 г. в Тольятти Горбачев провозглашает «перестройку всех сфер общественной жизни, перестройку в мыслях, делах, работе». Поддержка Горбачева явственно проявилась во время Всесоюзного съезда кинематографистов, состоявшегося в мае 1986 г.

С другой — он пытался по-андроповски выступать в роли борца с коррупцией в высших эшелонах власти и в республиках, и в Москве. 15 мая на заседании Политбюро он сообщил о потоке жалоб из Казахстана на тамошнего первого секретаря ЦК Д. А. Кунаева, который обвинялся в выдвижении на государственные посты своих родственников, в коррупции77 Спустя неделю Горбачев требовал усилить борьбу с коррупцией в Узбекистане, посмертно осудить действия Ш. Р. Рашидова.

До середины 1986 г. сохранялась идея «ускорения социально-экономического развития страны»78 Однако эта кампания начинает затухать. Исподволь, не очень явно, нарастали экономические проблемы. Бюджетный дефицит а СССР составлял в 1985 г. 17 млрд. руб., а в 1986 г. он вырос в 3 раза70 Осложнялись финансовые проблемы страны. Эксперименты с бюджетом, начатые вместе с антиалкогольной кампанией, привели к тому, что скрытым источником инвестиций в i:a- родное хозяйство становились повышение цен и рост эмиссии. 25% промышленных предприятий не выполняли планы, 13% были убыточны, зато на предприятиях накапливались так называемые сверхнормативные ценности — материалы, сырье, оборудование «про запас»; стоимость этих припасенных материалов составляла около 80 млрд. руб. по ценам 1986 г.80

В августе 1986 г. состоялась поездка Горбачева на Дальний Восток — во Владивосток, Хабаровск, Находку, Комсомольск-на-Амуре. Там ему пришлось столкнуться с тем, что «перестройка» до Дальнего Востока не дошла. «Чиновная знать,— утверждал Г орбачев,— инстинктивно или сознательно игнорирует перестройку»81. Именно там, на Дальнем Востоке, Горбачев начал публично обвинять «среднее звено» управленческой системы страны в недостатках, в саботаже. Выступая перед членами Политбюро после своего возвращения с Дальнего Востока, Горбачев жаловался, что печать замалчивает недостатки, народ с тоской вспоминает об Андропове, что кадры партии должны перестраиваться. Люди готовы участвовать в перестройке, говорил он, но уже говорят, «не пойдет ли на спад». Стиль местных организаций не меняется, остается консервативным82

Горбачев подверг резкой критике союзные министерства, экономические службы правительства, партийный аппарат. По его мнению, в стране нет политической оппозиции со стороны противников «перестройки», но есть консерватизм, косность. Вспоминая о заседании Политбюро 25 сентября 1986 г., Воротников отметил для себя, что именно тогда Горбачев провозгласил лозунг «бить по штабам»83.

Нарастали противоречия и в составе Политбюро. Они были всегда — спорили о том, как и что нужно делать, было соперничество за влияние и власть, споры между теми членами Политбюро, которые возглавляли Совет Министров СССР или РСФСР, и их «партийными кураторами», бывали, наконец, сложные межличностные отношения. Однако политические споры были великой редкостью.

На заседании Политбюро 27 октября 1986 г. при обсуждении вопроса о письмах, которые получал ЦК КПСС, вспыхнула настоящая политическая дискуссия84.

Горбачев проинформировал членов Политбюро о том, что в письмах содержится резкая критика нехватки продовольствия, люди возмущаются появлением коммерческих магазинов, где те же самые государственные товары продаются по повышенным ценам. Он сообщил, что на местах его обвиняют в создании собственного «культа личности». Раздражение у людей вызывало повышение цен на спиртные напитки и мясные продукты. «За 9 месяцев этого года в Центральный Комитет поступило 8 тысяч писем по вопросам торговли промышленными и продовольственными товарами,— сообщил Горбачев,— и 471 письмо по вопросам ценообразования, что больше, чем за весь прошлый год. Немало сердитых писем, обращенных ко мне лично,— продолжал Генеральный секретарь.— Вот, например, письмо из Ленинграда: "Мне, и не только мне, не нравится то, как Вы ведете внутреннюю политику. Слишком много слов! В каждом городе, куда Вы приезжаете, Вы говорите хорошие, правильные слова. Приятно слушать, но на деле-то ничего нет! Мы, что, стали жить лучше, стали работать лучше?.. То же и с Указом о борьбе с нетрудовыми доходами. Сначала схватились хорошо. А сейчас? С кем боремся? С теми, кто своим трудом выращивает овощи и фрукты. Зачем? А до тех, с кем действительно нужно бороться, руки не доходят..."

Или вот письмо без подписи из Москвы: "Ваши утопические проекты по спасению России доведут нас до полного разочарования в политике партии. Посмотрите трезво, до чего дошла страна. Кругом процветают коррупция и спекуляция. Это приведет нашу Родину к полной отсталости и преклонению перед капиталистическим образом жизни. И говорите "ускорение", "интенсификация", но это лишь голые, ничем не обоснованные слова. Великая держава все больше становится похожей на Русь, разоренную Батыем"...»

Выслушав это, слово взял Громыко. Его выступление по концептуальной вы- строенности, детальной проработке заставляет предположить, что оно не было экспромтом.

«Прежде всего коснусь идеологической работы, которая должна в полной мере соответствовать нашим политическим и экономическим задачам,— говорил Громыко.— Здесь нельзя ни в коем случае даже на отдельных участках пускать дело на самотек. Ведь надо помнить, что в идеологических вопросах нет более высокого судьи, чем партия, Центральный Комитет, его Политбюро. Ясно, что милицейские методы здесь не годятся, нужно действовать прежде всего силой убеждения и разъяснения. Но все же нельзя проходить мимо того, что у нас не перевелись люди, которые хотят, чтобы мы вернулись к переоценке прошлого, снова поставили бы под вопрос Сталина, индустриализацию, коллективизацию. Это просто недопустимо...

Я согласен, что, видимо, жестковато поступили в свое время с Ахматовой, Цветаевой, Мандельштамом. Но нельзя же, как это делается теперь, превращать их в иконы. Ленин вообше умел работать с интеллигенцией, и нам надо у него учиться. Можно напомнить, как, например, мудро Ленин учил Горького, доказывая ему, что мы не можем быть добренькими. И мы, конечно, не можем быть добренькими. Тут сомневаться нечего...

Видимо, члены Политбюро недавно читали разосланный нам документ, в котором т. Никонов (А. А. Никонов — президент ВАСХНИЛ, ученый-аграрник.— Авт.) предлагает реабилитировать русских буржуазных экономистов А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева, А. Н. Челинцева и Н. П. Макарова. Разве можно это делать? Это были махровые защитники кулачества, против которых выступал Ленин, хотя они утверждали, что их идеи использовались при разработке нашего кооперативного плана. Мне самому, когда я преподавал политэкономию, приходилось разоблачать этих горе-теоретиков, выступавших главным образом под флагом защиты кулачества и свободного хуторского хозяйства. А теперь нам предлагают, видите ли, реабилитировать этих буржуазных лжеученых. Естественно, на это идти нельзя. И вообще в решении таких вопросов мы должны быть предельно осторожны и сдержанны. Надо уметь правильно оценивать прошлое».

Громыко открыто пошел против «нового мышления», проявившегося, в частности, в поддержке первых попыток прессы представить образ социализма, очищенного от сталинских репрессий и «искажений ленинизма». Очевидно и другое — в Политбюро подготавливалось решение о создании комиссии по продолжению реабилитации жертв политических репрессий, и Громыко был проинформирован об этом85. Его выступление свидетельствовало, что он был против.

Горбачев оказался в сложном положении. Авторитет Громыко был велик, но уступить ему Генеральный секретарь не мог. «Вы сами видите,— говорил Горбачев, подводя итог обсуждению,— во что вылился этот наш очень доверительный и откровенный разговор. Речь пошла в целом о деятельности ЦК КПСС, Политбюро, о нашем курсе, о позициях по многим и многим актуальным вопросам. Главное состоит в том, чтобы у нас не было расхождений в оценке значения основной стратегии, которую мы предложили нашему народу, еше глубже стали понимать, что это не импровизация и не озарение. Это обдуманная, научно обоснованная позиция партии, ее стратегическая линия. Никакой убедительной альтернативы этому курсу мы не видели и не видим... Курс на перестройку затрагивает сами основы жизни общества, наиболее злободневные проблемы сегодняшнего и завтрашнего дня, глобальные вопросы внутренней и внешней политики».

Горбачев вновь и вновь возвращался к вопросу о необходимости «добиваться правильного, заботливого решения каждого вопроса, который связан с обслуживанием советского человека. ...Ведь в своей массе наш народ живет далеко не избалованно, весьма скромно. Да, мы решили главные вопросы социального положения человека. Дали ему право на труд, на образование, на жилище, на охрану здорозья (хотя здесь предстоит еще очень многое сделать), на обеспечение самого существенного — возможности жить в мире. Это то главное, что мы дали нашим людям. Но все же качество жизни населения нашей страны серьезно отстает. Новые задачи, задачи ускорения и перестройки, еще больше обострили все эти вопросы, создали немало сложных проблем, требующих усиления идеологической работы».

Но соглашаться с Громыко Горбачев не был намерен. Процитируем дальше: «Правда, попадаются у нас в этом деле закомплексованные личности, загнали экономику, капитальные вложения — об этом можно говорить. Провалили снабжение людей необходимыми товарами... а вст в идеологии такие деятели не допускают даже намека на новое слово, на какой-то сдвиг. Думаю, что с такими горе-теоретиками от марксизма нам еще придется столкнуться, и не раз. И тут- главная забота — усиление влияния партии на всю сферу идеологии...» Горбачев бил Громыко за все: за то, что старый состав Политбюро, по его мнению, «загнал экономику», «провалил снабжение», да еще и пытается быть «горе-теоретиками» (явный намек на слова Громыко, что он преподавал политэкономию в молодости). Союз Горбачева и Громыко, приведший Горбачева к власти, развалился.' Противоречия нарастали, и уже нельзя было их разрешить очередной отставкой и направлением на пенсию.

Не встречала поддержки навязываемая Горбачевым идея государственной приемки продукции. В конце ноября на Политбюро Воротников и Рыжков подвергли госприемку критике, оценив ее как бюрократическую, надуманную. В свою очередь, Горбачев решительно настаивал на введении государственной приемки.

Споры в Политбюро продолжались. 4 декабря на заседании столкнулись позиции Совета Министров, настаивавшего на повышении цен в стране (эту идею поддержали Горбачев, Рыжков, Соломенцев, Никонов, Мураховский, Бирюкова), и яростно выступивших против Лигачева, Воротникова и Шеваг чадзе. Они утверждали, что поднимать цены в условиях, когда 25 млн. жител. ,. тираны живут на месячные доходы ниже 50 руб. на человека, а 50 млн.— ниже 80 руб., нельзя. Споры приобрели столь резкий характер, что Горбачев был вынужден констатировать: имеются «серьезные политические разногласия в Политбюро». Чтобы преодолеть углубление противоречий, он предложил снять вопрос Совета Министров с обсуждения, «и так оказались на грани раскола»86

Тактически это было безукоризненно. На Политбюро вопрос был закрыт. Правда, осталась нерешенной экономическая проблема: а надо ли было повышать цены?

Экономическая тема еще несколько раз рассматривалась на заседании Политбюро. 11 декабря Рыжков сообщил о подготовленном проекте закона о социалистическом предприятии. По этому закону на предприятиях вводилась выборность руководителя, декларировалось сочетание единоначалия и демократического управления, создавались советы трудовых коллективов. На Политбюро возникли споры по вопросам: что такое выборность в условиях производственного предприятия? Какая роль отводится министерствам — утверждать решение коллектива или это решение является окончательным и министерства не могут его отменить? Как соотносятся функции совета трудового коллектива и профсоюза? Возможны ли самоокупаемость и полный хозяйственный расчет на предприятиях, когда в стране действуют заниженные цены, когда все сырьевые отрасли находятся на дотации государства?

Многие из этих опасений позже оправдались. После принятия этого закона многодневные процедуры выборов руководителей промышленных предприятий, запланированное законом противостояние администрации с советами трудовых коллективов стали одним из факторов дестабилизации ситуации в промышленности, способствующих углублению кризисных явлений.

25 декабря на Политбюро было принято другое важное решение — о порядке создания совместных предприятий с участием советских и иностранных организаций, фирм и органов управления. Горбачев, выступая на Политбюро, отмечал, что решение о совместных предприятиях необходимо. Но условия должны предусматривать как наш интерес, так и интерес партнера. Продукция должна иметь экспортную направленность. Необходимо внимательно рассмотреть социальный аспект и подготовить общественное мнение.

Однако первце полтора года, прошедшие после вступления Горбачева на высший пост в СССР, заставляли задумываться: почему не воплощаются в жизнь хорошие лозунги? В истории КПСС был готовый ответ на этот вопрос: дело в кадрах! «Осуществление нового политического курса во многом упиралось в необходимость кадровых перемен в центре и на местах,— объяснял сложившуюся ситуацию соратник Горбачева, один из идеологов его реформ В. А. Медведев.— Нужны были новые люди, не отягощенные старыми представлениями, формами и методами работы...»87

Осенью 1986 г. был запланирован специальный Пленум ЦК КПСС о кадровой политике партии. Пленум готовился долго и тщательно. Его подготовкой руководил сам Горбачев, в рабочую группу вошли Яковлев, Медведев, Разумовский, Лукьянов, Болдин, Разумов, Биккенин. Важнейшими вопросами, которые предстояло решить на стадии подготовки пленума, стали два: первый — о принципах проведения кадровой политики, второй — о методах ее осуществления. Сухцест- венные изменения в курсе партийного руководства за прошедшие полтора года требовали подтверждения верности представителей партийного аппарата (отметим — пока только отдельных представителей!) этому курсу, получившему название «перестройка». Поэтому не случайно название пленума гласило: «О перестройке и кадровой политике партии».

Партия не в первый раз меняла свой курс, борясь то с «последствиями культа личности» Сталина, то с «волюнтаризмом и субъективизмом» Хрущева, то с «застоем» Брежнева. Основным принципом кадровой политики всегда была верность новому лидеру. Методом же ее осуществления была всегдашняя возможность отставить неугодного партийного лидера, если его действия не отвечают установкам «сверху». Вертикальная система управления — сверху вниз — долгие годы действовала безотказно. В принципе она сохранялась и сейчас. Но впервые радикально изменились методы осуществления этой политики. Глубокая убежденность в том, что Горбачев олицетворяет процессы демократизации, что дальнейшее углубление этих процессов укрепит позиции Горбачева и его сторонников в руководстве КПСС, породила качественно новые методы кадрового обновления.

Главных новостей было две. Первая состояла в том, что пленум должен был утвердить возможность прямых и альтернативных выборов коммунистами «первого» руководителя — от секретаря первичной организации до секретарей обкомов и республиканских организаций. Теоретически выборы эти существовали всегда. На практике же руководителя любой организации, начиная с первичной, выбирали не прямым голосованием, а — в зависимости от масштаба партийной организации — на заседании партбюро, парткома, бюро обкома или на Политбюро, «согласовывая», а по существу предрешая это избрание-назначение утверждением в вышестоящем партийном органе. Второе новшество состояло в том, что процесс выборов попадал в зону общественного контроля. «Гласность» получала политический смысл. Допущение открытой критики стало способом проверки соответствия кандидатов на партийные должности идеям «перестройки».

Каждая из этих новостей была без преувеличения революционной. Впервые за свою историю руководство КПСС попыталось отказаться от номенклатурного принципа назначения на партийно-государственные должности, то есть от важнейшего способа воздействия на все стороны жизни государства. А то, что руководство КПСС надеялось опереться на общественное мнение, воплощенное в прессе, на голоса рядовых коммунистов как на средство проведения кадровой «чистки» и осуществлять ее посредством альтернативных выборов,— это вообще не имело прецедентов в истории партии,

В окружении Горбачева решили применить очень сильные средства.

Возникла и другая тема — в чем причины кризисных явлений в стране и партии, кто должен нести ответственность за них? Вопросы эти были отнюдь не риторическими, и перевести их в философскую плоскость рассуждений не удавалось. Дискуссия на эту тему неожиданно возникла на заседании Политбюро 19 января 1987 г., когда обсуждался проект доклада на пленуме по кадровой политике. Спор возник по поводу формулировки доклада, что «ЦК КПСС, руководство страны прежде всего в силу субъективных причин не смогли своевременно и в полном объеме осознать необходимость перемен, опасность нарастания кризисных явлений в обществе...»88.

Ельцин предложил конкретизировать это положение, заявив, что в застое и торможении развития страны виноваты тогдашние члены Политбюро, и предложил дать каждому из них персональную оценку84 (Напомним, что из того «застойного» Политбюро в новом составе были и сам Горбачев, и Громыхо, и Щер- бицкий, и Алиев, и Соломенцев, и Воротников, кандидатами з члены Политбюро тогда были Шеварднадзе, Долгих, Демичев, Чебриков.) Такое углубление и уточнение общего тезиса, перевод принципа «коллективной безответственности» к ответственности персональной, понятно, одобрения не вызвали. По мнению Ельцина, в докладе завышена оценка перестройки, негативные явления еще сильны в жизни страны, да и последние, «послеапрельские» годы следовало бы оценить более критично. По его мнению, в ряде регионов страны мало что изменилось, да и в аппарате ЦК сохраняется прежний «нажимной» стиль работы.

В начавшемся обсуждении последовали советы «не ворошить прошлое». Шеварднадзе не без ловкости попытался уйти от ответственности и защитить своих коллег, заявив, что «в Политбюро в те годы не было коллегиальности, решения принимались узкой группой, минуя Политбюро»1'0. Горбачев «высказался против того, чтобы в оценке прошлого сводить дело к оценке членов руководства и членов ЦК прежних составов. Для нас важны политические выводы и извлечение уроков на будущее»,— заявил он. По мнению Горбачева, причина того, что перестройка идет медленно,— в ошибках кадровой политики, управленческих структур91.

Спор в Политбюро приобрел принципиальный характер. Если до последнего времени наибольшими радикалами там были сам Горбачев и его «интеллектуальный штаб» во главе с л ков левым, то теперь в составе Политбюро оказался человек, который позволил себе критиковать их подход, настаивая на еще большей радикальности. Слова Горбачева, адресованные Ельцину, что в стране нужна перестройка, а не перетряска кадров, становились оценкой Горбачевым работы, которую Ельцин проводил в Москве. Тандем Горбачев — Ельцин начал разваливаться. Это было сильным ударом для Ельцина: уходила та опора, которая была необходима первому секретарю Московского горкома партии.

Горбачев не простил Ельцину его выступления. На следующий день он звонил Воротникову и говорил ему, что методы Ельцина — заигрывание с кадрами, обещания, перетряска кадров, что положение с Москве не меняется к лучшему...52 Телефонные звонки, судя по наблюдениям, предсказывали одно — желание Горбачева избавиться от неудобного ему человека. Так было с Тихоновым, Гришиным, Кунаевым... Теперь подходила и очередь Ельцина.

27-28 января 1987 г. состоялся Пленум ЦК «О перестройке и кадровой политике». Позже он был оценен как одно из крупнейших политических событий времен перестройки. Он указал на стремление Горбачева и политического руководства страны продолжать реформы. В докладе Горбачева констатировалась «опасность нарастания кризисных явлений в обществе»93, ясно было обозначено стремление показать причины этих кризисных явлений. Это вынудило Горбачева дать исторический экскурс, что, в свою очередь, вызвало резкую критику в адрес ученых-обществоведов — историков, философов, экономистов, оставшихся, по его словам, на позициях 30-40-х гг. Определяя природу перестройки, Генеральный секретарь видел в ней прежде всего новый этап совершенствования социализма, которое должно было происходить с опорой на массы, развитие демократии, интенсификацию экономики, решительный поворот к науке.

У этой позиции нашлись и оппоненты. В выступлениях на пленуме И. К. По- лозкова, тогда первого секретаря Краснодарского обкома КПСС, В. Н. Голубе- вой, директора ткацкой фабрики, ряда других депутатов содержалась критика прессы, переступавшей, ijo их мнению, в своем критическом настрое грань объективности, «очернявшей» историческое прошлое страны.

В собственно кадровой политике на пленуме был одобрен ключевой вопрос — об альтернативных тайных выборах в партии. Было принято принципиальное решение о проведении первой после войны партийной конференции. Произошли и кадровые изменения: из состава Политбюро был выведен Д. А. Кунаев (подробнее см. ниже); из секретарей ЦК — М. В. Зимянин. Кандидатом в члены Политбюро стал А. Н. Яковлев, секретарями ЦК КПСС — А. И. Лукьянов и Н. Н. Слюньков.

Страна непредсказуемого прошлого, или Какой социализм у нас был

Весь пафос «перестройки» — это стремление к новому этапу в развитии социализма, но социализма «истинного», «не подверженного деформациям "культа личности" и "застоя"». Законный вопрос — а каким же был этот «истинный социализм»? Резкая критика в адрес ученых-обществоведов, раздавшаяся на январском (1987 г.) Пленуме ЦК, стала стимулом и для поиска самого «истинного» социализма, и для установления его деформаций. Партийная наука, выпестованная на специализированных кафедрах марксизма-ленинизма в его историческом, философском или экономическом обличье в высших партийных школах и Академии общественных наук, в идеологически дисциплинированных институтах Академии наук СССР, оказалась мало приспособленной для подобных изысканий.

Другое дело — литература. Ослабление идеологического контроля, политическая реабилитация поэта Н. Гумилева, разрешение издавать произведения писателей-эмигрантов привели к тому, что в страну вернулась литература 20-30-х гг. Не издававшиеся в нашей стране произведения М. Булгакова, А. Платонова, Б. Пильняка, Н. Берберовой, В. Ходасевича, Е. Замятина, А. Ахматовой, Б. Пастернака показывали прошлое страны не так, как об этом писали историки. Одновременно с этим появилось большое число художественных произведений, по- своему раскрывающих историю страны. Это книги А. Рыбакова о Москве 30-х гг., где главными действующими лицами были не только «дети Арбата», но и Сталин, Киров, Ежов, другие политические деятели, имена которых советский читатель едва ли не впервые увидел именно на страницах этой беллетризирован- ной истории; роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», который не только создал широкую, поистине эпическую картину войны, но и заставлял сравнивать и находить политическое родство в функционировании государственных механизмов Советского Союза и нацистской Германии. Повесть А. Бека «Новое назначение» художественными методами исследовала советскую экономику, и этот анализ позволил экономисту Г. Попову определить принципы ее организации как «командно-административную систему», ничего общего не имеющую с рыночными отношениями. Книги А. Приставкина рассказали читателям о депортациях народов Северного Кавказа, в повести Д. Гранина «Зубр» речь шла не только о судьбе репрессированного ученого-генетика Н. В. Тимофеева-Ресовского, но и об отечественной интеллигенции 30-70-х гг., о ее отношениях с властями...

На этом этапе повести и романы, статьи и мемуары заменили профессиональную историографию советского общества, так как в них сообщались факты, неизвестные большинству читателей. Одновременно с этим на общество хлынула лавина фактов о сталинских репрессиях, о преследованиях за инакомыслие.

Обращали на себя внимание попытки найти некий положительный идеал в прошлом. Только-только много и хорошо было сказано о Ленине, о его терпимости к инакомыслию, о его способности спорить и убеждать своих политических противников (в качестве такого примера приводились его поступки в момент подготовки и заключения Брестского мира), как появилась публикация В. Солоухина, где он, ссылаясь на документы, представил Ленина человеком беспричинно жестоким, в сибирской ссылке развлекавшимся тем, что прикладом убивал зайцев, загнанных разливом реки на маленький остров; появились сведения о роли Ленина в высылке в 1922 г. из страны оппозиционно настроенной интеллигенции. Более основательный характер приобрела идеализация Н. И. Бухарина, чему в значительной степени способствовали исследования американского историка Стивена Коэна, однако образ мягкого, кроткого защитника «кооперативного социализма» не совпадал с его ролью как члена коллегии ВЧК и заявлениями, что «принуждение, начиная с расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества из материала капиталистической эпохи»94 Еще хуже с Троцким, который, конечно, был противником Сталина, но была очевидна его роль в организации «красного террора», истреблении «классовых врагов», в «расказачивании» Дона.

С идеалом в прошлом получалось плохо. Разрешенная свыше гласность стремительно перелетела через разрешенный барьер, подведя читателя к крамольной мысли: а нужен ли социализм вообще? На этот результат творцы гласности не рассчитывали. На одном из совещаний у Генерального секретаря весной 1987 г. Чебриков жаловался, что «поднимаются проблемы коллективизации, раскулачивания. Все это подается как негатив, как преступление против народа. Даже победа в войне преподносится искаженно. Богоискательство. Необходим достоверный анализ исторических фактов компетентными органами»95

Однако «компетентным органам» и их ученым партнерам не удалось завоевать внимание общественности. Газетные публикации о так называемых «белых пятнах» истории в «Московских новостях», «Аргументах и фактах», «Литературной газете», «Известиях», журналах «Огонек», «Новый мир», «Наш современник» опережали академические монографии и статьи в научных журналах. Книги о недавнем прошлом страны писали литераторы, а не профессиональные историки. В Московском историко-архивном институте, ректором которого стал недавний заведующий отделом журнала «Коммунист» Ю. Н. Афанасьев, выступивший ярым сторонником реформ в исторической науке, с шумным успехом шли публичные лекции о «белых пятнах» отечественной истории, начало которым положило выступление профессора Ю. С. Борисова «Сталин — личность и символ». Партийные идеологи отступали, огрызаясь и обвиняя своих оппонентов — литераторов и публицистов — в забвении социалистических ценностей, незнании истории и в стремлении использовать «жареные факты». Размежевание стало очень заметным. Для того чтобы попытаться его преодолеть, Академия наук и Союз писателей весной 1988 г. организовали конференцию «Историки и писатели о литературе и истории»96.

В выступлениях на ней нетрудно было выделить несколько тем, задававших тон всей встрече. Прежде всего, это личные наблюдения и размышления писателей, не оставлявшие камня на камне от официальной исторической науки. Писатель-фронтовик В. Астафьев оценил 12-томную «Историю Второй мировой войны» таким образом, что он, фронтовик, «был на совершенно другой войне», и обвинил историков в том, что «более фальсифицированного, состряпанного сочинения наша история... не знала». Литературный критик А. П. Ланщиков, упреждая будущее решение Комиссии Политбюро по реабилитации жертв политических репрессий, заявил, что никакого «правого уклона» в партии не было, его придумал Сталин.

Историки разделились: часть из них указывала на наличие серьезных недостатков, «идеологических мин», поставленных в прошлом, которые помешали нормальному развитию исторической науки. Так, историк гражданской войны В. Д. Поликарпов напомнил, что в 1965 г. заведующий Отделом науки ЦК С. П. Трапезников (дослужившийся на этом поприще до звания члена-корреспондента по отделению истории АН СССР.— Авт.) предписывал отказаться от понятия «культ личности», а возможностей для этого у него было предостаточно. Понятно, что это не могло не сказаться на изучении советской истории. Исследователь- американист А. А. Фурсенко обратил внимание на то, что некоторые положения старого, еще 1949 г. доклада партийного идеолога П. Н. Поспелова до сих пор бытуют в историографии советско-американских отношений.

Но из лагеря историков звучали и другие ноты — обвинения своих оппонентов в некомпетентности, в охаивании прошлого, в забвении социалистических ценностей... X

Мощный напор прессы, огромное общественное внимание к событиям недавнего прошлого подтолкнули Политбюро на создание Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Это была уже третья комиссия, созданная с этой целью Политбюро (прежде — Президиумом) ЦК КПСС. В 1956 г. эту работу проводила комиссия под руководством В. М. Молотова, ее сменила комиссия Н. М. Шверника, проработавшая до 1963 г., теперь — 28 сентября 1987 г.— возникла третья, под руководством М. С. Соломенцева. В нее вошли Яковлев (позже возглавивший комиссию), Чебриков, Лукьянов, Разумовский, Болдин и директор Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Г. Л. Смирнов. Деятельность комиссии имела и политическое, и нравственное значение. Политически это означало разрыв с худшими традициями, с репрессивным режимом прошлого; нравственный смысл состоял в восстановлении справедливости, прав невинно осужденных людей, указывал на преемственность в деятельности нынешнего состава Политбюро с идеями XX съезда.

Большая историческая часть содержалась в докладе Горбачева «Октябрь и перестройка: революция продолжается», прочитанном 2 ноября 1987 г. на торжественном заседании, посвященном 70-летию Октябрьской революции. Сам Горбачев позже оценивал его сдержанно: «...и на нем лежала печать ограниченности. Мы сознательно решили умолчать о чем-то... Доклад, достаточно взвешенный, а местами, я бы сказал, и очень осторожный, не удовлетворил "крайних" с обеих сторон. Одни восприняли критический анализ прошлого как "очернительство" ...Другие твердили, что ждали большего, Горбачев топчется на месте, необходим полный разрыв с прошлым»97 Отметим, что Горбачев, указав на вину Сталина «и его ближайшего окружения перед партией и народом за допущенные массовые репрессии и беззакония», тут же подчеркнул, что «руководящее ядро партии, которое возглавлял Сталин... отстояло ленинизм в идейной борьбе, сформулировало стратегию и тактику на начальном этапе социалистического строительства»98 Эта позиция «с одной стороны... с другой стороны...» не сильно отличалась от традиционного партийного подхода, сложившегося еще в 1956 г.

Спорам об историческом прошлом было придано новое измерение после публикации 13 марта 1988 г. в «Советской России», одной из самых популярных газет середины 80-х гг.99, статьи преподавательницы одного из институтов Ленинграда Н. Андреевой под названием «Не могу поступиться принципами». Статья, появившаяся в канун XIX Всесоюзной партийной конференции, недаром была названа «манифестом антиперестроечных сил», став важным политическим явлением. Однако на этих аспектах статьи мы остановимся ниже. Здесь же речь идет о другом — об отношении к недавней истории страны. Отметим, что появлению статьи доцента-химика Н. Андреевой предшествовала публикация в той же газете статьи профессиональных историков, работавших в Институте марксизма-ленинизма, В. В. Г орбунова и В. В. Журавлева «Что мы хотим увидеть в зеркале революции? Размышления о пьесе М. Шатрова "Дальше... дальше... дальше..."»100 В статье утверждалось, что «у партии не было... другой альтернативы, кроме как в самые сжатые сроки буквально пробежать расстояние от отсталости к развитой индустрии и кооперированию сельского хозяйства». В этих утверждениях трудно было не увидеть скрытой формы объяснения и оправдания политики и методов, примененных Сталиным и руководимой им партией101 Статья Н. Андреевой продолжала эту линию, добавив к стремлению «отстоять честь и достоинство первопроходцев социализма» уже не завуалированный, а прямой, открытый призыв к реабилитации Сталина, к тому же с налетом антисемитизма102.

В своем усердии «отстоять идеалы социализма» автор статьи и его издатели посягнули на исключительные права идеологов перестройки, а споры о прошлом совпали с усиливавшимся соперничеством в Политбюро между Яковлевым и Лигачевым, которого справедливо считали инициатором статьи Н. Андреевой. Поэтому Политбюро было вынуждено дать свою, уже отредактированную оценку прошлого, которая содержалась в редакционной статье «Правды» «Принципы перестройки: революционное мышление в действии»103. Авторы статьи решительно отказывались оправдать прошлое ссылками на вынужденность, на экстремальные условия, «оправдать политические деформации и преступления перед социализмом. Защищая Сталина,— было написано в статье,— отстаивают тем самым и сохранение в нашей жизни, практике порожденных им методов... созданных им общественных и государственных структур... А самое главное — защищают право на произвол».

Безапелляционность публичных оценок, подтвержденная авторитетом высших партийных органов (в частности, XIX Всесоюзной партийной конференции), оборвала на некоторое время попытки оправдать прошлое, вполне директивно закрыла дискуссии на эту тему, лишив на некоторое время открытых сторонников Н. Андреевой возможности продолжать спор.

Однако произошло нечто большее, чем просто вмешательство Политбюро в исторические дискуссии, имевшие политические следствия. Прецедентов этому в прошлом было немало. Случилось другое: осуждение публикации Н. Андреевой стало в глазах широких слоев интеллигенции, пожалуй, последним шагом на пути к осуждению всей истории партии и советского социализма как системы. Конечно, это не было сознательным шагом лидеров «перестройки». Просто все эти исторические споры шли в обстановке нараставшего политического, экономического, межнационального кризиса, и публицистика на исторические темы, начав с поиска «идеалов социализма», привела к отрицанию социализма как позитивной идеи в условиях нашей страны.

Это открывало шлюзы для проникновения открытых антикоммунистических идей. Попытки ограничить этот процесс оказывались неэффективными, сводились к раздраженному ворчанию, впрочем — уже не пугавшему. Позволим себе в качестве примера процитировать «Рабочую запись» заседания Политбюро 29 июня 1989 г., когда возник вопрос: можно ли разрешить издать в СССР «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына?

«Горбачев. Теперь вопрос о публикации произведений Солженицына.

Медведев. "Архипелаг ГУЛАГ" — это 13 печатных листов... Читать его трудно и нудно...

Рыжков. ...Начиная со времен Ленина. Это будет бомба...

Горбачев. ...Прохлопали, когда во времена его работы над "Иваном Денисовичем" допустили его до архивов...

Чебриков. Нет, в архивы его не пускали.

Медведев. Он получил около трехсот воспоминаний различных лиц...

Горбачев. Дело не в Сталине, а в утверждении, что он верный ученик Ленина. Продолжил его дело. Причем это он делает со ссылками на телефонограммы, письма Ленина.

Лигачев. Как же мы можем разрешить такое писать о Ленине?

Горбачев. Итак, перед нами "Архипелаг ГУЛАГ". Думаю, нашим безоговорочным другом и перестройщиком он вряд ли когда-нибудь будет.

Шахназаров. Надо пойти на публикацию.

Горбачев. Владимир Александрович (Крючков), дай почитать его тем товарищам, кто не читал...

Шеварднадзе.Язато, чтобы публиковать.

Горбачев. Получается, что у Ленина чем хуже, тем лучше. Пусть страдают народы, гибнут в окопах... для человека только стремление к власти. ...Презрение к русскому народу...

Яковлев. Надо публиковать. Все за опубликование: Союз писателей, журналы...

Горбачев. Тогда, что же, только мы с вами остаемся?,.»104

Все. Партийные идеологи не могли контролировать прошлое. Это лишало социалистический идеал утопической легкости, мешало выдвинуть очередную идею «демократического социализма» или чего-то похожего. Строительный материал для подобных утопий оказывался слишком запачканным грязью и кровью деятельности «борцов за светлое будущее». Это разглядело слишком много людей...

«Бунт» Ельцина

Мощное политическое начало 1987 г., выраженное в решениях январского Пленума ЦК КПСС, провозгласившего курс на демократизацию жизни в стране, не было подкреплено положительными изменениями в экономике страны. Горбачев по-прежнему видел главную проблему в том, что никто не заработал по- новому — ни в министерствах, ни на предприятиях, ни в партийном аппарате. На совещании у Горбачева 24 марта 1987 г. были подведены итоги поездок представителей высшего партийного руководства по стране. Итоги их личных наблюдений оказывались неутешительными: условия жизни людей не улучшились, нарастали трудности в промышленности, срывались поставки...

Летом 1987 г. в стране проходили выборы в местные Советы народных депутатов — местные органы власти. Было принято решение организовать эксперимент — разрешить провести в ряде избирательных округов голосование «в соответствии с установками январского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС», то есть разрешить выдвинуть по несколько кандидатов на одно место. Первые итоги эксперимента были подведены в записке секретаря ЦК Г Г1. Разумовского 29 июня 1987 г.105: избиратели в 9 раз чаще, чем на предыдущих выборах, проголосовали «против» депутатов в областные и краевые Советы; власти впервые столкнулись с массовой неявкой избирателей на избирательные участки, в том числе и «без объяснения причин». Опять-таки впервые не состоялись выборы в 9 округах. Это еще не было политической грозой. Но вдали уже слышались первые ее раскаты.

Это впечатление дополнялось надписями на бюллетенях, которые были зафиксированы местными избирательными комиссиями. По советской политической традиции кое-кто из избирателей использовал бюллетени как «письма к власти», дописывая на них то, что считал необходимым сказать этой власти. Опять-таки все по той же традиции такие бюллетени объявлялись недействительными, но зато надписи копировались и передавались в «компетентные органы» — от КГБ до партийных властей. Обычно позже составлялись сводки наиболее типичных подобных надписей, которые доводились до сведения высшего партийного руководства. Так случилось и летом 1987 г.

Процитируем некоторые из надписей:

«Голосую за сухой закон, за заботу об одиноких людях, за борьбу с токсикоманией и курением»;

«Желаю, чтобы было как в 60-е годы: нормально с продуктами и не толкаться за спиртным»;

«Просим расширить ассортимент товаров кооперативной торговли»;

«Желательно, чтобы лучше была торговля овощами»;

«Упорядочить торговлю сахарным песком»;

«Нужно быстрее наверстывать отставание по выпуску дешевых и качественных товаров»;

«Выпускайте больше обуви, валенок»;

«На прилавках мало детских товаров»;

«В торговле много безобразий, продавцы обвешивают. Когда будет наведен порядок?»;

«Открыть дополнительные сберкассы, наладить бесперебойный прием стеклопосуды»;

«Когда прекратится повышение цен на предметы первой необходимости?»;

«Почему нет мясных продуктов по государственной цене, а только комиссионные? А где же государственная продукция?»;

«Требуем справедливого распределения мясных продуктов — по талонам»;

«Поставьте сферу быта и другие организации, обслуживающие население, в зависимость от потребителя, а не наоборот».

Надписи на бюллетенях в Москве были более политизированы:

«Когда кончится словоблудие? Когда начнутся дела согласно постановлениям ЦК КПСС?»;

«Наказ один — на руководящие посты назначать беспартийных, а коммунисты показали себя, от мала до велика, жуликами»;

«До тех пор, пока будет одна партия, ничего хорошего ждать нельзя»;

«Просим выступить в защиту патриотического движения общества "Память"»;

«Власть должна принадлежать Советам, а не партии. Вывести войска из Афганистана».

Настораживали надписи на бюллетенях в союзных республиках. На Украине писали:

«У нас однопартийная система, а должна быть многопартийная, чтобы ни одна партия не могла давить на Советы народных депутатов»;

«Выборы — чистая формальность, наши депутаты — пустое место в Советах. Фактически вся власть находится в партийных органах и исполкомах, которые решают все и за всех»;

«Закрыть Чернобыльскую АЭС, перепрофилировать ее с атомного горючего на природный газ или нефть. Прекратить продажу нефти и газа за границу и использовать их для электростанций в СССР».

В Эстонии:

«Советские войска — вон из Афганистана. Прекратить русский неоколониализм в союзных республиках»;

«Русские — домой!»;

«Не верю в советское правосудие».

Оставим эти надписи без комментариев. Они достаточно характеризовали состояние советского общества, рост его политизации, обострение социального противостояния.

28 мая 1987 г. в Москве случилось происшествие, напоминающее плохой анекдот. Немецкий летчик-любитель Матиас Руст вторгся в воздушное пространство СССР, долго летел вдоль Октябрьской железной дороги Ленинград — Москва и благополучно приземлился в Москве, напротив Кремля, на Васильевском спуске у Красной площади, заявив милиционерам, что он прилетел для встречи с Горбачевым.

Система ПВО, охрана Москвы, армия оскандалились. По словам председателя КГБ Чебрикова, «наши зенитчики 10 раз брали Руста на "мушку" и делали фотовыстрел — 100%-ное попадание». Но команды на настоящий выстрел они не имели, потому что главнокомандующий — сам Горбачев — находился в это время в Берлине. Ответственность на себя никто брать не стал. Память о недавней трагедии с южнокорейским лайнером сковала инициативу офицеров ПВО. Было принято решение отдать Руста под суд (ЧебрикоЕ полагал, что лучше отправить его в ФРГ, чтобы летчика судили в Гамбурге; Горбачев настаивал, чтобы его судили в СССР). За ненадлежащее исполнение служебных обязанностей был снят со своей должности и несколько позже выведен из числа кандидатов в члены Политбюро министр обороны С. Л. Соколов (на его место был назначен Д. Ф. Язов), около 150 генералов и офицеров пошли под суд или были сняты со своих должностей'06.

Раздражение Горбачева на военных, своим бездействием нанесших ему, главе великой военной державы, оскорбление фактом прилета в Москву мальчишки Руста, сочеталось, как полагают военные, с желанием избавиться от министра обороны маршала С. Л. Соколова и командующего войсками ПВО генерала А. И. Колдунова, занимавших жесткую позицию на переговорах с США, возражавших, в частности, против ликвидации строившейся Красноярской радиолокационной станции.

23 апреля 1987 г. на заседании Политбюро обсуждался вопрос о финансовом положении СССР. Докладывал Н. И. Рыжков. Он отметил снижение темпов роста экономики, дефицит финансов, настаивал на повышении значения экономических рычагов в управлении экономикой, в том числе на переводе всех отраслей материального производства на полный хозрасчет, сокращении государственных p07

Экономические проблемы, явственно определившиеся еще в начале 60-х гг., в частности огромная зависимость СССР от закупок хлеба за рубежом, сохранились и углубились в годы «перестройки» (см. табл. 1).

Таблица I

Год

Хлебофуражные ресурсы СССР

Импорт

% к общим ресурсам

Экспорт

% к общим ресурсам

1983

122,9

29,6

24,1

3,3

2,7

1984

125,5

52,8

42,1

3,0

2,4

1985

124,9

36,4

29,1

3,0

2,4

1986

123,6

29,1

23,5

3,2

2,6

1987

123,8

33,8

27,3

3,0

2,4

1988

104,4

23,0

26,8

3,2

3,1


Однако еще более сложным становилось финансовое положение страны. Приходится констатировать, что в эти годы произошло его стремительное ухудшение (см. табл. 2).

Импорт и экспорт зерна в СССР в 1983-1988 гг. (в млн. т)

Таблица 2

Задолженность и платежи СССР за погашение кредитов в свободно конвергируемой валюте (млрд. долл. США)

Платежный баланс в свободно конвертируемой валюте (млрд. долл. США)

1986

1987

1988

1989

1990

Поступ

Пла

Поступ

Пла

Поступ

Пла

Поступ

Пла

Поступ

Пла

ления

тежи

ления

теж;;

ления

тежи

ления

тежи

ления

тежи

Всего

30,0

44,3

26,4

40,2

26,8

45,4

31,2

56,3

30,3

43,2

Сальдо

-14,3

-13,8

-18,6

-25,1

-12,9


Осложнение экономического положения СССР толкало правительство к внешним займам И нефтяной наркотик экономики сменился на другой, несравненно более опасный,- - зависимость от внешних долгов. Внешний долг страны начал стремительно расти (см. табл. 3).

Таблица 3

Год

Задолженность

Платежи в погашение кредитов

всего

в том числе по долгосрочным кредитам

1981

24,7

6,3

0,7

1985

27,2

7,5

0,8

1986

39,4

15,9

0.9

1987

38,8

19,2

0,9

1988

40,3

20,0

0,8

1989

46,3

21,5

0,8

1990

57,6

11,8

0,7

1991

52,2

14,8

1,0


Загрузка...