Я вцепилась в край покрытого пятнами матраса, пока кожаный ремень хлестал меня по голой спине.
Мое наказание — десять ударов и ранний отход ко сну без ужина.
Мое преступление?
Любовь.
Я любила больше, чем следовало. Я любила все сущее, большое и маленькое. Сегодня я позаботилась о кролике цвета бисквита с поврежденной лапкой, который перебегал нашу подъездную дорожку. Я полюбила его настолько, что отнесла в наш гараж на одну машину и заклеила рану фиолетовым пластырем, который стащила из шкафа в прихожей, пока мама крепко спала с пустой бутылкой джина, прижатой к груди.
Отец вернулся с работы на тридцать минут раньше и застал меня погруженной в эту любовь, я держала дрожащего кролика на руках и напевала свою любимую песенку, чтобы успокоить его. Весь пол в гараже был залит кровью того же оттенка, который приобрело его разгневанное лицо, когда он обнаружил устроенный мной беспорядок.
— В дом. Прямо сейчас. — На его шее вздулись фиолетовые вены, а ладони сжались в кулаки. — Встретимся в твоей комнате.
Я повиновалась.
И теперь мое тело содрогалось от каждого удара.
Отец заставлял меня считать вслух, когда красно-коричневый ремень полосовал меня, прочерчивая огненные линии на моей коже. На глаза наворачивались слезы, но я не позволяла им пролиться. Он ненавидел эмоции. Ненавидел слабость. Плач приводил его в еще большую ярость.
Мама все это время спала.
Не то чтобы это имело значение — она все равно не остановила бы его. Мама поворачивалась спиной всякий раз, когда отец избивал меня до синевы.
Может быть, она боялась. А может, просто не любила меня.
Отец совсем не любил меня, а мама не любила меня достаточно.
Наверное, поэтому я любила слишком сильно. В моей душе было слишком много пустых мест, которые нужно было заполнить любовью.
Когда наказание закончилось, я натянула свою грязную футболку и опустила подбородок, пока отец продевал ремень в шлевки на поясе своих поношенных джинсов.
— Прости, отец. Я пойду приберусь. — Мои ноги зудели от желания броситься мимо него к гаражу, но я ждала разрешения.
Отец посмотрел на меня, его ледяной взгляд скользнул по моему тощему телу, пока я сжимала губы, чтобы они не дрожали.
— Ты сразу отправишься спать, вот что ты сделаешь.
— Но сейчас только четыре часа. Слишком светло и солнечно, чтобы заснуть, и…
— Завтра ты тоже хочешь остаться без ужина? — Он отвесил мне подзатыльник. — Делай, что тебе говорят, дерзкое отродье.
— Да, отец. — Я проскользнула мимо него, чувствуя себя побежденной, моя хлопчатобумажная футболка царапала болезненные рубцы, расцветающие на моей спине.
— Знаешь что? Кажется, я передумал, — сказал отец, прежде чем я выскользнула из комнаты. — Я принесу горячую тарелку с ужином к твоей двери.
Мой желудок заурчал от предвкушения.
Он лжет?
Отец никогда не был добр ко мне.
Может, он заметил, как я расстроена. Насколько окаменевшей и печальной я себя чувствую. В его черном сердце должна была остаться искра человечности.
Обернувшись, я уставилась на него широко раскрытыми глазами и почувствовала, что под ребрами забрезжил огонек надежды.
Отец ухмыльнулся и застегнул пряжку ремня.
— Через пару часов я оставлю у твоей комнаты большую порцию кролика. Я угощаю.
Потребовалась минута, чтобы его слова дошли до моего сознания.
И когда я поняла, они меня уничтожили.
Моя нижняя губа задрожала, и в животе зашевелился ужас, пересиливая боль голода. Единственное, чего мне хотелось, — это вырвать.
— Я не голодна.
— Ты съешь то, что я принесу, и поблагодаришь меня. А теперь иди в свою комнату.
Я молниеносно повернулась, чтобы он не увидел, как из меня хлынул водопад слез, пока я пыталась подавить рыдание.
Но он остановил меня еще раз.
— О, и Галлея? Не вздумай пробираться в гараж, чтобы спасти этого назойливого грызуна. У тебя ничего не получится. И ты пострадаешь от последствий неповиновения мне.
По моей спине пробежал холодок ужаса.
— Да, отец, — выдохнула я.
— В любом случае это не имеет значения. У тебя для этого кишка тонка.
Он был прав, решила я, когда в тот день пряталась в своей спальне, свернувшись в клубок под колючим одеялом, пока мое тело трясло от последствий побоев.
Я поздно начала ходить, поздно заговорила, поздно училась многим аспектам своей жизни.
Я так и не смогла заслужить расположение отца, как отчаянно я бы ни старалась, как сильно не нуждалась в этом.
Я не смогла объединить свою расколотую семью.
Я даже не смогла спасти этого маленького кролика.
Отец был прав…
Все это оказалось мне не по силам.