Старше

ГЛАВА 7

Через неделю после того, как моя двухдневная лихорадка прошла, я сидела на веранде, закутавшись в один из бледно-розовых пуховиков Тары «North Face» и нацепив пару пушистых наушников. Божья коровка бегала по заднему двору, перепрыгивая через неподатливые участки снега в погоне за красным резиновым мячиком.

Я жила ради этих моментов: морозный февральский воздух, обжигающий щеки, большая деревянная веранда с угольным грилем, которым мне не терпелось воспользоваться, когда наступит весна, и золотистый ретривер, быстро виляющий хвостом, который любил меня, как члена семьи.

Улыбаясь этой сцене, я потянулась за кружкой кофе, которая стояла рядом со мной на стеклянном столике. Я закинула ноги на белый пластиковый стул и взяла в руки еще теплую керамику, наслаждаясь тихим воскресным днем, пока Тара и ее мама приводили в порядок спальню Тары.

Я подняла глаза, когда дверь во внутренний дворик распахнулась.

Ожидая, что оттуда выскочит Тара, я уже приготовилась улыбнуться, но, когда вместо нее на деревянный настил террасы вышел Рид, моя зарождавшаяся улыбка потухла.

Это произошло не потому, что я была не рада его видеть, и не потому, что его присутствие вызывало во мне что-то иное, кроме жара и замирания сердца.

Она завяла, потому что эти чувства должны были стать моей чертовой смертью.

А я наконец-то начинала жить.

— Тебе не холодно? — поинтересовался он, одетый в свою обычную кожаную куртку, которую я в равной степени любила и ненавидела.

Любила, потому что она так ему шла.

Ненавидела, потому что именно из-за нее Марни Ларю получила возможность сунуть свой нос куда не следует и испортить ночь, о которой я буду помнить вечно.

По правде говоря, куртка была лишь поводом не винить себя.

Я отвернулась, переключив внимание на Божью коровку, грызущую кость, которую она нашла во дворе.

— Не очень. Солнце приятное.

Было за тридцать⁷, но солнце ярко светило на безоблачном голубом небе, согревая мои промерзшие кости.

Руки Рида уже покраснели от холодного воздуха, поэтому он засунул их в карманы своих потертых джинсов. Я старалась не пялиться на его ноги. Джинсы сидели на нем не хуже, чем куртка.

Эти вещи шли ему ничуть не меньше, чем крошечная улыбка, которая заставила мое сердце беспорядочно биться, когда он опустился на соседний пластиковый стул.

Прекрати, Галлея.

— Чувствуешь себя лучше?

— Как новенькая, — ответила я, пытаясь не обращать на него внимания, но безуспешно. В конце концов, я мало с чем могла справиться.

— Мы волновались за тебя. У тебя была высокая температура.

— Это была обычная простуда. Ты останешься на ужин? — Я поднесла кружку с кофе к губам свободной рукой и посмотрела на него, делая глоток.

Он кивнул.

— Я возил Тару пообедать, а сейчас Уит заканчивает свою предвесеннюю феерическую уборку. Выглядит так, словно там взорвалась бомба.

— Я пыталась помочь, но она меня прогнала. — Я подняла в воздух левую руку и поморщилась. — Не могу дождаться, когда с меня снимут эту отвратительную штуку.

Выражение лица Рида помрачнело, когда он уставился на мой розовый гипс, усеянный именами и рисунками.

— Твой отец — отвратительный кусок дерьма.

Мою грудь свело судорогой.

Я моргнула, глядя на него, и горло сжалось от горьких воспоминаний. Я не знала, как реагировать. Рид, конечно, был прав, но он также был отцом Тары, что делало его последним человеком, которому я могла бы довериться.

Сглотнув, я уставилась в свой теплый кофе.

— Если он когда-нибудь снова появится рядом с тобой, ты дашь мне знать? — В его голосе прозвучали жесткие нотки.

От этой просьбы у меня перехватило дыхание.

— Ты не обязан. Я не…

Его голос дрогнул.

— Не кто?

Пожав плечами, я прочистила горло, глядя в голубое небо.

— Ты не несешь за меня ответственность.

Между нами повисло молчание, когда он наклонился вперед в кресле, упершись локтями в колени. Он почесал щетину на подбородке, обдумывая мои слова. Я постаралась, чтобы они прозвучали безразлично, но он точно знал, что розовый румянец, окрасивший мои щеки и шею, — не от холода.

Рид взглянул на меня, выражение его лица было нечитаемым. Я завидовала его способности так легко это контролировать. Я была открытой книгой, красочным холстом мыслей и желаний. Если бы он смотрел достаточно долго, то узнал бы обо мне все, что хотел.

А также все, чего он не хотел знать.

— Спасибо за новый диск «Oasis». — Я теребила меховую опушку левого ботинка. — Мне нравится.

— Конечно, — сказал он тихо. — Не за что.

— Ты не должен был делать мне подарок на день рождения. Особенно после всего… — Я снова замялась, не желая снова возвращаться к этой теме. На этот раз мне не удастся спрятаться за оправданием в виде лихорадки. — Это было мило. Я ценю это.

— Мило, — повторил он, потирая рукой челюсть.

Он произнес это слово так, словно оно значило ровно противоположное.

И я решила, что играю с огнем каждый раз, когда открываю рот, ловлю его взгляд или таю от тепла его близости. Часть меня просто не могла отстраниться от этого пламени.

Рид сцепил пальцы у подбородка, его зеленые глаза, устремленные на меня, казались еще светлее в свете дня. Несколько тяжелых ударов сердца пронеслись между нами, пока он обдумывал свой ответ.

Я мечтала, что, возможно, он скажет что-то такое, что разожжет это пламя. Ответ, который согреет меня и вселит надежду.

Но он не сказал.

— Я купил его для девушки. — Его челюсть сжалась при этих словах. — Оказалось, что ей не очень нравится их музыка. Я подумал, что тебе понравится больше.

Ой.

Я стиснула зубы, когда мое сердце умерло, а грудь наполнилась пеплом.

Рид отвел взгляд, в его глазах мелькнуло что-то недосказанное. Затем он встал со стула и прошел внутрь, отступая от огня, в который мне так хотелось окунуться с головой.

Это было к лучшему.

Не было смысла сгорать обоим.

Вечер семейных игр.

Для меня это было чуждое понятие, учитывая, что единственной игрой, в которую я когда-либо играла со своей семьей, были прятки. Я пряталась, а отец искал. Когда он находил меня, я проигрывала.

Игра заканчивалась.

Пока мы ждали, когда Уитни приберется на кухне, чтобы поиграть в «Pictionary»⁸, Тара уговорила меня сыграть в «Dream Phone»⁹, в основном для того, чтобы мы посмеялись над пошлыми подсказками, которые давались через громоздкий розовый телефон. Я никогда раньше в нее не играла. Мне казалось, что пять лет назад мне бы это понравилось, если бы у меня были друзья, свобода и роскошь быть беззаботным ребенком.

Вместо этого я научилась взламывать дверной замок в своей спальне еще до того, как у меня выросла грудь. Я изучала лучшие доступные марки косметики, чтобы замаскировать свои шрамы и синяки. Когда мне нужен был друг, которому я могла бы довериться, я смотрела на свой потрескавшийся пенопластовый потолок и шептала секреты бабушке, представляя ее сидящей среди облаков и звезд на своем троне мудрости. Она всегда слушала. Даже после смерти.

Я взглянула на Рида, пока мы с Тарой сидели на полу в гостиной, разложив настольную игру на деревянном журнальном столике среди недоеденных креманок с мороженым. Он сидел на диване напротив нас, сдвинув брови, расставив колени и беспокойно постукивая одной ногой. Его глаза были прикованы к игре, словно он пытался понять ее смысл.

Мы почти не разговаривали после нашего короткого общения на террасе, и я понимала почему. О чем тут было говорить?

Привет, это я, девушка, которая сейчас живет с твоей бывшей подругой и дочерью-подростком — та самая, которая солгала о своем возрасте, чтобы провести с тобой больше времени. Давай будем друзьями.

Глупость.

Погруженная в свои мрачные мысли, я набрала номер телефона, указанный на одной из игральных карточек.

— Ты права! Ты действительно мне нравишься, — раздался в динамике слишком нетерпеливый голос человека по имени Джейсон. Моргнув, я отняла телефон от уха и, нахмурившись, уставилась на него.

— Я нравлюсь Джейсону, — объявила я.

Тара скорчила гримасу.

— Жаль, что Джейсон никому не нравится. Его любовь безответна.

Рид наклонился вперед, все еще озабоченно хмуря брови. Он начал листать стопку карточек, раздраженно рассматривая фотографии парней.

— Дэн. Майк. Гэри. Какие скучные имена, — пробормотал он, остановившись на очередной карточке. — Боб? Бобу за сорок. Он выглядит, как сопровождающий на танцах в младшей школе.

Тара разразилась смехом, вырвав карточку из рук отца.

— Он просто взрослый, — сказала она. Вытащив другую карточку, она перевернула ее, чтобы показать отцу. — Что думаешь о Мэтте? Я вижу потенциал.

Его глаза прищурились.

— Мэтт — бывший кондитер, ставший художником по воздушным шарам. После недоразумения с гигантским пирожным он решил начать новую жизнь, путешествуя по стране и делая животных из воздушных шаров на детских днях рождения. Его жена ушла от него.

Тара согнулась пополам от смеха, прежде чем вытащить еще одну карточку.

Рид почесал подбородок и фыркнул.

— Скотт начал встречаться с Джорджем вскоре после появления этой игры. Они живут в одной квартире в Лос-Анджелесе, и у них есть собака по кличке Зефир.

Мы оба засмеялись, когда Тара взяла еще одну карточку.

— Я вижу тебя, Спенсер, — сказал Рид, пристально глядя на изображение. — Бывший мелкий преступник, ставший верующим. Погрязнув в мошенничестве с чеками и уклонении от уплаты налогов, Спенсер нашел искупление в церкви. Спенсер — доказательство того, что человек может измениться, хотя я все равно не позволил бы ему приблизиться к моей дочери даже на расстояние десяти миль.

Я не могла дышать, так сильно я смеялась.

Уитни высунула голову из кухни, на ее губах играла легкая улыбка, в руках она держала тряпку для мытья посуды.

— Что я пропустила?

— Папа составляет рейтинг парней из «Dream Phone», — удалось выговорить Таре между приступами смеха. — Ему не нравится Спенсер.

Она взглянула на карточку.

— Спенсер выглядит… мило.

— Он не милый, — шутливо прорычал Рид. — Давай, Уит. Наша работа — защищать этих девочек от всех спенсеров мира.

Этих девочек.

Во множественном числе.

Мой смех стих, когда я снова опустилась на колени, мой взгляд на мгновение встретился со взглядом Рида, прежде чем я прочистила горло.

— Не волнуйся, Спенсер не в моем вкусе. Я предпочитаю Боба.

Тара шлепнула меня по руке.

— Сорокалетний школьный сопровождающий? Фу, Галс. Мне нужно почаще вытаскивать тебя из дома и расширять круг твоих потенциальных ухажеров. В следующие выходные будет вечеринка, на которую я планирую тебя затащить.

— А Боб там будет? — Я зевнула, опираясь на свою здоровую руку.

Тара поморщилась.

— Поверь мне. Тебе не нужен Боб.

В ее словах был странный, едва уловимый подтекст, но я пропустила его мимо ушей.

Уитни присоединилась к нам в гостиной через несколько минут со стопкой листов бумаги и карандашами.

— Я не смогла найти «Pictionary». Кажется, мы продали ее на гаражной распродаже прошлой весной, — сказала она, усаживаясь рядом с Ридом на диван. — Мы можем сделать свою собственную версию. Дети против взрослых.

У меня скрутило живот.

Я ненавидела, когда меня называли ребенком. Я была совершеннолетней и знала, что не выгляжу как ребенок. Не говоря уже о том, что за свои восемнадцать лет я повидала гораздо больше, чем большинство взрослых.

Рид бросил в рот жевательную резинку, и до меня донесся легкий аромат мяты.

— У меня есть минут тридцать, потом мне нужно будет уехать. У меня сегодня клиент.

Мы по очереди рисовали картинки.

Ни у кого особенно не получалось, но на тридцать минут мир перестал существовать. Тепло наполняло меня. Смех звучал громче, чем мои демоны, которые шипели и насмехались в глубине моего сознания. Божья коровка прижалась ко мне, ее мягкий мех касался моего бедра, когда я с удовольствием почесывала ей живот.

Я была последней, кто рисовал, прежде чем мы завершили игру. В горчично-желтых песочных часах, позаимствованных из другой игры, крошечные песчинки сыпались на дно, а я сосредоточенно рисовала, высунув язык.

Длинный стебель. Маленькие бутоны. Распускающиеся лепестки.

— Цветок! — крикнула Тара, но я отрицательно махнула рукой, показывая, что она ошибается. — Красивый цветок?

Я указала на свою футболку яркого голубого оттенка.

— Футболка. Голубая футболка. Футболка с подсолнухом.

— Подсолнухи не бывают синими, — практически прорычала я.

— Тебе нельзя говорить! — крикнула она в ответ. — Черт, это слишком сложно. — Она прикусила губу, глубоко задумавшись. — Тюльпан?

Я вздохнула. Пытаясь объяснить иначе, я начала рисовать магнитофон с маленькими музыкальными нотами вокруг него. Я ткнула кончиком карандаша в магнитофон, потом в цветок и снова в цветок, оставляя графитовые точки.

Тара разочарованно покачала головой.

— Что это, черт возьми, такое? Поющий цветок? — спросила она. — О! Венерина мухоловка!

— Утреннее сияние¹⁰.

Голос Рида заставил всех троих повернуть головы в его сторону. Наступила тишина, он смотрел на мой рисунок, а затем перевел взгляд на меня.

Я не смогла сдержать улыбку, которая расцвела также, как нарисованный цветок. Мы удивленно смотрели друг на друга, потом я опустила карандаш и кивнула.

— Он угадал.

Наконец заговорила Тара, нахмурившись от досады.

— Что? Откуда ты знаешь? — Затем ее глаза прищурились, и она посмотрела на отца. — Ты даже не в ее команде. Так держать, папа.

Уитни смотрела на нас троих, на ее лице отражалось замешательство.

— Отличная догадка.

— Почему он поет? — поинтересовалась Тара.

Мой взгляд вернулся к Риду и задержался на нем.

— Новый диск «Oasis». Название альбома — «What’s the Story, Morning Glory¹¹?».

— Никогда бы не догадалась. — Тара надулась, отбросив карандаш в сторону.

Между нами повисло молчание. Пока я собирала использованные листы бумаги и складывала в стопку карандаши, мои щеки горели, а сердце бешено колотилось.

— Мне пора идти. — Рид прочистил горло и встал с дивана, проведя рукой по своим непослушным темным волосам. — В это же время на следующей неделе?

— Конечно. — Тара тоже поднялась и вытянула руки над головой. — А я тем временем подтяну свои знания ботаники. Меня ждет много долгих вечеров в библиотеке.

Пока я стояла, Божья коровка начала бегать кругами вокруг меня, высунув язык и пританцовывая лапами.

— Можно я выведу ее на прогулку? — Я взглянула на Уитни. — Я ненадолго.

— Мы можем просто выпустить ее на задний двор. Уже темно.

— Но у нее накопилось столько энергии, — сказала я с широкой улыбкой, наклоняясь, чтобы почесать ей между ушами. — Правда, девочка? Хочешь прогуляться?

Божья коровка устремилась к входной двери, где Рид надевал свои армейские ботинки и засовывал руки в рукава кожаной куртки. Я последовала за ним, на ходу натягивая пальто и ботинки.

— Хорошо, — согласилась Уитни, скрестив руки на груди, и посмотрела на Рида, который в это время открывал входную дверь. — Увидимся на следующей неделе, Рид. У Тары родительское собрание в пятницу, если ты сможешь.

— Я буду там. — Он взглянул на Тару, прежде чем выйти на улицу. — Увидимся, малышка.

Она хмыкнула.

— Пока, папа.

Холодный ветер ударил мне в лицо, когда я пристегнула поводок Божьей коровки и позволила ей вытащить меня в звездную ночь. Рид пошел к своему красному пикапу на подъездной дорожке, быстро попрощавшись через плечо.

Я сглотнула, посомневалась немного, а затем потянула Божью коровку к нему.

— Рид.

Его шаги замедлились, потом он остановился рядом с грузовиком, погладил себя по затылку, после чего повернулся ко мне лицом.

— Что случилось?

Пока Божья коровка обнюхивала клочок травы, я посмотрела на свои ногти, которые Тара покрасила в лазурный цвет.

— На прошлой неделе после уроков я пошла в библиотеку и посмотрела, что символизирует ипомея.

Рид уставился на меня, нахмурив брови, обе руки он засунул в карманы куртки. Его глаза сверкали в мягком свете ближайшего уличного фонаря, напоминая две жемчужные звезды.

— Зачем?

Я прикусила губу и посмотрела на небо.

— Мне было любопытно. Дать название альбому — это важное решение, поэтому я хотела узнать, что означают эти цветы. Они символизируют любовь. Я подумала, что это очень красиво. — Я пожала плечами, смущенная этим случайным признанием. — Не знаю. Наверное, певец — романтик.

Я не собиралась говорить ему, что цветы в первую очередь символизируют безответную любовь и что мое сердце съежилось, как лепестки под палящим солнцем, когда я прочитала эти слова.

Ирония судьбы.

Улыбнувшись, Рид поджал губы и, прислонившись к борту грузовика, покачал головой.

— Я собираюсь развеять твои иллюзии, Галлея.

— Что? Как?

— Я почти уверен, что это намек на наркотики.

Я вскинула глаза и крепче вцепилась в поводок.

— Серьезно?

— Да.

Мы смотрели друг на друга в ночном сумраке, в моих округлившихся глазах было поражение, а в его глазах мелькало неприкрытое веселье.

Из меня вырвался взрыв смеха.

Я закрыла рот рукой, держащей поводок, и хихикала в ладонь, отчего золотистый ретривер плюхнулся на носки моих кроссовок.

— Вот это да. Похоже, я романтик.

Смех оборвался, и Рид подмигнул мне, а затем наклонил голову.

— Ты говоришь так, будто это плохо.

— Иногда мне кажется, что так оно и есть. Это делает человека мягким и уязвимым в суровом и жестоком мире.

— Может быть, миру нужно больше таких людей, как ты.

Мне хотелось улыбнуться, но я не была уверена, что верю в это, поэтому просто пожала плечами и снова уставилась на свои ногти.

— У тебя есть любимый цветок?

Когда я подняла глаза, он снова нахмурился.

— На самом деле это не самая моя сильная сторона. Но у меня есть любимая видеоигра.

— И какая же?

— «Mortal Kombat».

Я поморщилась.

— Типичный парень.

— Но, похоже, «Обитель зла» может ее потеснить.

— Кажется, ты рад этому.

— Да. Нам следует сыграть вместе, — сказал он. — Я видел, как ты надирала задницы в «Donkey Kong». Я немного напуган.

Какое-то чувство пронеслось сквозь меня, шлейф света и мерцания ударил в живот.

— Ладно, конечно. Звучит забавно.

Он медленно кивнул, затем ткнул большим пальцем через плечо.

— Мне пора.

— Хорошо. Извини, что задержала тебя. — Я натянуто улыбнулась, желая, чтобы время замедлило свой бег, чтобы у меня было больше мгновений с ним. Больше вспышек. А еще хотелось, чтобы время пролетело, как падающая звезда, и он больше не видел во мне ребенка. — Спокойной ночи, Рид.

— Да, — тихо ответил он. — Спокойной ночи.

Когда я отвернулась, слегка натянув поводок, Рид еще раз окликнул меня.

— Фотография.

Я застыла на месте, спиной к нему. Мое дыхание вырывалось наружу, как белое облачко на фоне холодного воздуха. Я повернулась и уставилась на него с расстояния в несколько футов, пока он выпрямлялся, оттолкнувшись от борта грузовика.

— Тебе стоит заняться фотографией. — Его взгляд был нежным, когда он встретился со мной взглядом. — Для твоих вспышек.

Для моих вспышек.

Моих моментов.

Глупые слезы застилали мне глаза, пока я смотрела, как он отвел от меня взгляд и отвернулся, затем обошел переднюю часть грузовика и направился к водительской двери. Комок застрял у меня в горле. Через несколько секунд с подъездной дорожки меня осветили две фары, и Рид бросил на меня последний пронзительный взгляд через лобовое стекло, прежде чем дать задний ход и выехать на тихую улицу.

Я запомнила этот взгляд.

Я нажала воображаемую кнопку в своем сознании, поймала его в ярких красках и запечатлела в своем сердце.

Щелк.