Я пристально посмотрел на парня со шрамом от прыща посередине лба, когда припарковал машину на подъездной дорожке, выпрыгнул из нее и закрыл за собой дверь.
Парень был высоким и худощавым, лишенным мышечной массы и обаяния, и он смотрел на Галлею так, будто хотел ее сожрать.
Она посмотрела в мою сторону, когда я подошел, и я постарался скрыть свою усталость.
Я только что закончил изнурительную серию занятий, которые проходили одно за другим, и размышлял, не пора ли нанять еще одного тренера. Моей клиенткой сегодня была мать-одиночка, восстанавливающаяся после абьюзивных отношений, из которых ей едва удалось вырваться. С ней была ее маленькая дочь, напомнившая мне Тару в том же возрасте. Болтающиеся каштановые косички и очаровательная улыбка. Эта женщина была хрупкой, испуганной и одинокой, отчаянно пытавшейся снова обрести силу, чтобы стать лучшим и здоровым примером для подражания для своей маленькой девочки. Часть меня хотела предложить свои услуги каждой жертве, каждому выжившему после побоев, пережившему трагедию, бесплатно. Но мне тоже нужно было зарабатывать на жизнь. Я был всего лишь одним человеком, делающим все возможное, чтобы изменить ситуацию к лучшему.
Переведя дыхание, я сделал паузу, чтобы напряжение спало с меня, а затем двинулся вперед.
Подойдя к Галлее, я поприветствовал ее быстрым кивком, а затем посмотрел на подростка, который выглядел отчаявшимся.
Она перевела взгляд обратно на прыщавого парня.
— Мы можем пойти куда-нибудь, — сказал он. — Есть одно место на обрыве, куда иногда ходят мои друзья.
Она напряглась, ее рука сжала поводок Божьей коровки. Я придвинулся ближе и потянул поводок из ее хватки, ее щеки розовели в угасающем дневном свете.
Когда я мягко улыбнулся ей, она отпустила поводок.
Галлея вздрогнула и повернулась к прыщавому парню.
— Нет. Извини, у меня другие планы на вечер.
— Ну, тебе стоит их отменить. Ты бросила меня на танцах. — Он перекатился с носков на пятки своих кроссовок, пожав плечами. — Ты вроде как в долгу передо мной, Фостер.
Я пришел в бешенство, но притворился, что занимаюсь своими делами, и позволил Божьей коровке обнюхать участок свежескошенной травы. Апрельский ветерок был почти прохладным, но моя кровь кипела.
Галлея прочистила горло.
— Я заболела. Я ничего не могла поделать.
— Мой приятель сказал мне, что ты не хотела идти.
— Да, я не очень люблю школьные танцы.
— Ну давай вместо этого пойдем на обрыв.
— Она сказала «нет». — Я не смог сдержаться. Обернувшись и продолжая сжимать кожаный поводок, я посмотрел на Галлею, потом снова на парня. — Не похоже, чтобы ее заинтересовало твое предложение.
Он нахмурился.
— Ты здесь живешь?
— Нет.
— Ты ее отец или что-то в этом роде?
Я вздрогнул.
— Нет.
— Тогда иди своей дорогой, крутой парень.
Галлея выглядела потрясенной и подалась вперед, вставая между нами, когда прыщавый парень попытался противостоять мне.
— Все в порядке, — вмешалась она. — Эрик, может, мы сможем выпить кофе в следующие выходные? Сегодня я действительно занята.
Она не хотела пить с ним кофе.
А мне хотелось разбить ему лицо за то, что он на нее давит.
— Как скажешь. — Он попятился назад, сплюнув на газон рядом с нашими ногами. — Я позвоню тебе.
Парень наконец-то отступил и пошел с недовольным видом по тротуару в своих джинсах JNCO. Я смотрел, как он исчезает за углом, а потом медленно обернулся к Галлее.
Она удивленно смотрела на меня.
— Прости, — пробормотал я.
Мне не было жаль.
Он был мудаком.
— Я бы справилась с ним. — Она сверкнула на меня глазами, собираясь сложить руки на груди, но вместо этого опустила их на бедра. — Тебе не нужно распугивать моих парней.
— Его намерения не были чистыми.
— Ну… — Она язвительно рассмеялась. — Его намерения тебя не касаются.
— Я присматриваю за тобой. Чего твой отец никогда не делал.
Ее лицо покраснело в лучах заходящего солнца.
— Ты ничего не знаешь о моем отце.
— Я знаю достаточно.
Мой взгляд упал на ее левую руку, все еще хрупкую и заживающую, а затем снова поднялся к глазам. Мы смотрели друг на друга, ее медовые волосы рассыпались по плечам, словно жидкое золото. Ее глаза вспыхнули, но это был не просто гнев. Не просто раздражение.
В ее радужных оболочках плескалась боль — взгляд, с которым я был уже слишком хорошо знаком.
Сначала тот катастрофический массаж плеча.
Потом ссора на террасе, когда она решила, что я собираюсь всадить кулак ей в лицо.
Черт.
Это преследовало меня.
Массаж плеча был ошибкой, и логическая сторона моего мозга, очевидно, в тот момент выпрыгнула в окно, бросив меня в трудную минуту. Интимные объятия на террасе тоже были ошибкой, но тогда я не знал, что еще можно сделать. Она испугалась меня. В ужасе и панике она прижалась ко мне, как раненый зверь, которого вот-вот настигнет убийца.
Это был чистый инстинкт, естественная реакция ее тела на неуравновешенного мужчину, оскалившего на нее зубы.
Я чувствовал себя дерьмово.
Галлея Фостер впилась мне под кожу, как заноза. Болезненная заноза, которую было все труднее игнорировать. Конечно, мое постоянное присутствие в этом доме не позволяло держать столь необходимую дистанцию, поэтому мне пришлось довольствоваться тем, что я выковыривал ее из себя тупым пинцетом. Остаточная боль не проходила, и она была полна решимости заползти обратно.
Галлея высунула язык между губами, когда ее взгляд остановился на Божьей коровке, и ее плечи опустились.
— Ты останешься на ночь?
Я почесал затылок.
— Нет. С чего бы?
— С Уитни.
Нахмурившись, я покачал головой.
— Мы с Уитни не вместе. Не были и никогда не будем. — Я восхищался матерью Тары, уважал ее и заботился о ней, но мы не подходили друг другу в романтическом плане. Десять лет назад мы превратились в масло и воду, и я не собирался пробовать снова. — Ты идешь куда-то с Тарой сегодня вечером?
— Нет. У меня свидание.
Мой взгляд скользнул по ней, от пальцев ног до макушки. Она была разодета в пух и прах, волосы уложены локонами, ее стройное тело обтягивала черная кожа, подчеркивающая ее изгибы. Глаза были подведены углем, губы цвета темных ягод сложились в печальную линию, напомнив мне о той ночи, когда мы познакомились.
— Свидание? — спросил я. — Как его зовут?
— Он друг Джея. Какое это имеет значение?
Это не имело значения, поэтому у меня не нашлось для нее ответа.
— Джею за двадцать.
— И что? — Она сжала губы. — У меня были парни и постарше.
Я стиснул зубы.
Я отказывался вспоминать ту ночь на кровати Джея, когда мой язык был у нее во рту, а пальцы глубоко внутри нее. Она была полностью мокрая. Она хотела меня. Возбужденная, дерзкая и совершенно готовая. Она казалась опытной, и хотя в тот момент эта мысль подстегнула меня, сейчас она лишь теплилась где-то на задворках моего сознания, периодически дразня меня мрачными, ядовитыми мыслями.
Со сколькими мужчинами она была?
Господи. Это не имело ни малейшего значения.
Никакого.
Мы стояли друг напротив друга в напряженном молчании, а Божья коровка дергала поводок, стремясь сбежать от нашего молчаливого противостояния.
Галлея вздохнула и, развернувшись, направилась к входной двери.
— Я приготовила запеканку из индейки, — сказала она через плечо. — Приятного аппетита.
Затем она вошла в дом.
Я тяжело вздохнул и позволил Божьей коровке сделать свои дела, после чего зашел в дом и отстегнул поводок. Может, я и переборщил с прыщавым парнем, но со мной такое дерьмо не пройдет. Уговаривать девушку идти к обрыву — место, печально известное наркотиками и свиданиями, — здесь я проводил черту.
Может быть, это сработали мои защитные, отцовские инстинкты.
А может быть, я испытывал обостренную потребность защитить ее после инцидента на террасе. Это был способ исправить свои ошибки.
Независимо от причины, это было для ее же блага.
Галлея уже не было видно, когда я снял ботинки и обнаружил Уитни на кухне, помешивающей соус в кастрюле.
— Привет, — поприветствовал я.
Она подняла голову.
— Привет. Сегодня мы будем втроем. У Галлеи свидание.
Я сжал зубы, гадая, куда они идут и что планируют делать. Галлея жила здесь уже почти два месяца, и я не замечал, чтобы она часто куда-то ходила, если не считать прогулок в торговом центре с Тарой и нескольких встреч в парке. Не то чтобы я чем-то отличался. Я оставил всех своих друзей и знакомых в Чарльстоне, и мне было нелегко заводить новые связи. Я был слишком занят, слишком осторожен.
— Хорошо. — Я окинул взглядом множество тарелок с едой на стойке. — Выглядит неплохо.
— Я приготовила соус к картофелю, а запеканку сделала Галлея. Она талантлива. Признаюсь, я буду разочарована, когда она съедет.
Я не должен был чувствовать то же самое, но какая-то часть меня задавалась вопросом, буду ли я также разочарован. Галлея хорошо готовила, и моя дочь никогда не выглядела счастливее. Они вместе играли в игры, вместе смотрели фильмы и болтали до рассвета. Уитни тоже казалась счастливее.
Видимо, мне нравились занозы.
— Ты уходишь после ужина? — поинтересовалась она.
— Да. Не могу остаться надолго. Мой брат в городе, приехал в отпуск из Японии.
— Мм. — Она напряглась, на лице появилось беспокойство, и она крепче сжала ручку ложки. — Как дела у Рэдли?
— Хорошо. Военная жизнь ему подходит. — Я переминался с ноги на ногу, глядя на плитку цвета слоновой кости, размышляя, не стоило ли мне промолчать о своих планах.
В конце концов, Рэдли был одним из факторов, способствовавших разрушению наших отношений.
Мой идиот-брат влюбился в нее.
Она была на три года старше его, но он был сражен наповал. Это было предметом разногласий на протяжении всей последней части наших с Уит отношений, а затем вылилось во взрывоопасную конфронтацию однажды ночью возле дома ее родителей.
Я обвинил ее в измене.
Она дала мне пощечину.
Я умчался в ярости.
В последующие недели общение между нами сошло на нет, а напряжение, вызванное нелепой влюбленностью Рэдли, стало слишком сильным, чтобы выдержать его. В конце концов мы с Уит решили сделать перерыв, надеясь, что время, проведенное порознь, позволит нам пересмотреть наши приоритеты.
Но по мере того как недели превращались в месяцы, мы с Уитни все больше отдалялись друг от друга. Стало совершенно ясно, что наши отношения исчерпали себя, а присутствие моего брата в качестве настойчивой третьей стороны только все усложняло. В конце концов Уитни призналась, что переспала с Рэдли, и это откровение стало последним ударом по всем надеждам на примирение.
Я был в ярости, и потребовались годы, чтобы восстановить отношения между нами тремя.
И хотя их отношения не продлились долго, я все равно чувствовал, что меня предали. Прошло пять лет, прежде чем я помирился со своим единственным братом. Единственным оставшимся членом семьи. Потеряв в подростковом возрасте обоих родителей, мы были друг для друга всем, что у нас осталось.
Но он был доволен тем, что находится за границей и служит нашей стране. И хотя мне нравилось иногда встречаться с ним, расстояние сыграло нам на руку.
Проведя рукой по волосам, я прочистил горло.
— Я передам ему привет.
Заявление прозвучало слишком напряженно, и глаза Уит вспыхнули, когда она подняла голову. Она моргнула, и по ее лицу пробежало выражение сожаления.
— Спасибо. Какие у вас планы?
— Просто выпить и наверстать упущенное. — Я облокотился плечом на стену. — Я не видел его с тех пор, как переехал в Чарльстон. Прошли годы.
Брат пригласил меня в популярный паб в городе, и хотя я не очень любил такие места, я с нетерпением ждал встречи с ним.
Наши отношения были сложными, но мне было уже за тридцать. Я не был приверженцем долгих обид, особенно после того, как ощутил, как быстро летит время. Быть отцом — это как выливать на себя ведро ледяной воды с каждым прошедшим годом.
Тара на моих глазах превращалась в молодую женщину. Она становилась старше с каждым днем.
И я тоже.
Уитни накрыла на стол, и мы сели друг напротив друга, ожидая, когда Тара спустится вниз. Пять минут спустя моя дочь в клетчатой пижаме и убранными в высокий хвост волосами, села рядом со мной и поцеловала меня в щеку.
— Привет, папа. Ты выглядишь нарядно, — поддразнила она. — Горячее свидание?
— Я иду на свидание с твоим дядей Рэдом.
— О, веселый брат Мэдсен. Когда-нибудь он поделится с нами своими секретами.
Мое лицо помрачнело.
— Он ничему не будет тебя учить.
— Почему нет? Он как Питер Пэн с примесью сарказма.
— Я передам ему, что ты хочешь, чтобы он носил колготки.
Она фыркнула и похлопала меня по плечу.
— Просто передай ему привет от его любимой племянницы.
Ужин продолжался, Тара и ее мать смеялись над шутками и строили планы на выходные. Напряжение спало, пока мы поглощали запеканку.
Я старался быть внимательным.
Я пытался уловить каждое слово, которое произносилось за столом.
Но все, что я слышал, — это диск «Oasis», безостановочно играющий у нас над головой.