Старше

ГЛАВА 12

В баре было накурено, пахло выдержанным виски и смесью различных духов и одеколонов. Я оглядел тускло освещенное пространство, заполненное людьми, в поисках знакомого обладателя черных волос и широких плеч.

Когда я заметил его в угловой кабинке, потягивающего янтарную жидкость из бокала со льдом, я протиснулся через группу смеющихся девушек и направился к брату.

Он встретился со мной взглядом прежде, чем стакан коснулся его губ. Широкая улыбка, полная узнавания и озорства, расплылась по лицу.

— Рид, — поприветствовал он, откинувшись в кабинке. — Давно не виделись, старший брат.

Моя улыбка была не такой яркой, но я тоже был рад его видеть.

— Привет. — Я опустился на сиденье напротив него. — Хорошо выглядишь.

— Целых два дня трезвости. — Он усмехнулся, подняв бокал.

— Блестящее достижение.

— Как поживает герой?

Рэдли подвинул через стол второй бокал, наполненный пивом. Уставившись на пену, я обхватил запотевший бокал рукой.

Я не считал себя героем.

У меня была работа, и я хорошо с ней справлялся. В моем мире настоящими героями были люди, с которыми я сталкивался каждый день, — выжившие. Те, кто боролся и преодолевал все самое худшее, что преподносила им жизнь.

— С работой все хорошо. Занимает меня и приносит удовлетворение.

Рэдли выдал свою фирменную улыбку, от которой его глаза всегда сверкали нефритом и весельем.

— Я горжусь тобой, знаешь ли. Но не удивлен. — Он провел подушечкой большого пальца по темной щетине, украшавшей его верхнюю губу. — Ты всегда был таким. Делал значимые вещи, менял жизни.

— Я не святой. — Я сделал глоток пива. — Даже близко нет.

— По сравнению со мной, ты — носящий нимб отпрыск матери Терезы.

— Это совсем не сложно.

Он рассмеялся.

— Да. Похоже, я где-то свернул не туда и попал прямо в ад. — Взяв в руки бокал с виски, он покрутил его в руках и опустил глаза. — Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Нет. — Я покачал головой. — Счастлив в одиночестве.

— Значит, просто трахаешься и сбегаешь? Старший брат Джея сказал мне, что не так давно тебя поймали с блондинкой в его спальне. Сказал, что она была чертовски сексуальная и у нее ноги бесконечной длины.

Господи.

Меньше всего я хотел, чтобы об этом ходили слухи.

Чертовы маленькие города.

Закрыв глаза, я провел рукой по губам и вздохнул.

— Ей было семнадцать. Джей и его брат — идиоты.

Он пожал плечами, как будто это ничего не значило.

— Тебе за это ничего не будет. Возраст согласия — семнадцать лет, — сказал Рэдли, делая глоток и усмехаясь. — Старый добрый Иллинойс. Ты не можешь купить фейерверк, но можешь трахнуть семнадцатилетнюю.

Мои глаза снова открылись, и я бросил на него жесткий взгляд.

— Твоей племяннице семнадцать. Повтори это еще раз.

Он не повторил.

Состроив кислую мину, он вернулся к своему виски.

Возраст согласия не имел значения. Галлее было восемнадцать, так что по закону я мог за ней ухаживать.

Но морально?

У меня была дочь всего на год младше, и я никак не мог с этим справиться.

Разговор потек дальше, и мы перешли к военной жизни в Японии. Истории о службе, наградах, кровопролитии. Я рассказал ему о Таре — ее достижениях в волейболе, дружбе и расцветающем интересе к макияжу и дизайну причесок. Имя Уитни ни разу не прозвучало, и, хотя сейчас все произошедшее потеряло свою остроту, я все равно был благодарен за молчание.

Прошел час, и меня настигла усталость. Расплатившись за выпивку, мы вышли из бара и задержались на тротуаре, пока Рэд затягивался сигаретой.

Я взглянул на часы. Переступил с ноги на ногу. Подумал о том, как заберусь в постель и просплю двенадцать часов. А может, и вдвое больше.

И тут до меня донесся знакомый мягкий смех, прервавший мое прощание. Я замер, отвернулся от брата и посмотрел вдоль тротуара в сторону соседнего здания.

Сердце замерло.

Я нахмурился, заметив копну светло-медовых волос, перекинутых через плечо.

Рэдли проследил за моим взглядом.

— М-м-м. Я тоже ее заметил. — Он прищелкнул языком. — Сексуальная.

— Я знаю ее.

— Везучий ублюдок.

Я метнул свирепый взгляд в его сторону, мои мускулы напряглись, а грудь сжалась.

— Она одна из подруг Тары.

Он прищурился.

— Она не выглядит ровесницей Тары.

— Да. — Я немного понаблюдал за ней. Ее заслоняли несколько групп людей и незнакомый мне парень с грязными светлыми волосами длиной до плеч и квадратной челюстью. Он возвышался над ней, пока она стояла с одноразовой камерой в руках, прислонившись спиной к кирпичному фасаду мексиканской забегаловки по соседству.

Она щелкала маленьким фотоаппаратом, закусив губу и переминаясь с одной ноги на шпильке на другую. Я хорошо разбирался в языке тела, регулярно используя его в качестве ориентира для своих клиентов, и инстинкт подсказывал мне, что ей не по себе. Напряженные плечи, настороженный взгляд. Суетливая и беспокойная. Парень придвинулся, упершись массивной рукой в стену позади нее, словно загоняя ее в клетку.

Еще один сдавленный смешок вырвался из ее рта, когда она отвернула голову в сторону и сильнее прижалась к стене, словно пытаясь стать частью каменной кладки.

После предыдущего инцидента я не решался вмешиваться и снова ставить ее в неловкое положение. Она была взрослой. Они были на людях.

С ней все было в порядке.

Сглотнув, я вернул внимание к брату, который рассказывал о недавнем возвращении домой одного из своих военных приятелей. Но я почти не слышал его, мои чувства были сосредоточены на Галлее в нескольких футах от меня. Мой взгляд то и дело устремлялся в ее сторону, проверяя, все ли с ней в порядке. Одетая в черную кожу и освещенная желтым светом фонарей, она медленно отодвинулась от парня и нырнула под его руку.

— Я немного устала, — сказала она.

— Еще рано.

Рэдли затянулся сигаретой, бросил ее на тротуар и затоптал окурок.

— Хочешь выпить еще? — спросил он меня.

— Я… — Мое внимание было рассеяно, а беспокойство усилилось, когда я увидел, как Галлея уходит. Прочистив горло, я покачал головой. — Мне нужно домой. Завтра рано вставать.

— Мы должны повторить. В следующий раз, когда я буду в городе.

Я рассеянно кивнул, уже двигаясь в противоположном направлении.

— Да. Обязательно.

— До скорого, старший брат. Обними Тару за меня.

Кивнув ему через плечо, я подошел поближе к Галлее, когда она сделала несколько шагов по тротуару.

— Я что-то неважно себя чувствую. — Ее голос был едва слышен сквозь шум разговоров курильщиков, стоящих у ресторана.

— У меня квартира в миле отсюда, — ответил парень. — Мы можем посмотреть фильм и расслабиться.

— Может быть, в другой раз.

Парень преградил ей путь, мускулистая рука обвилась вокруг ее талии, когда он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо с кривой ухмылкой. Я не смог разобрать, что он сказал, но увидел ее реакцию. Она напряглась, уперлась ладонью в его широкую грудь и толкнула его назад.

Он не отступил, прижал ее к стене и провел носом по ее шее, а его хватка на ее талии стала еще крепче.

Галлея выронила камеру.

Начала бороться.

На ее лице был тот же неконтролируемый страх, что и в ту ночь на террасе, когда на одно жуткое мгновение она вспомнила жестокие кулаки и злые глаза.

Рванувшись вперед, я проталкивался сквозь толпу сгрудившихся тел, пока она не заметила меня. Галлея встретилась со мной взглядом и на мгновение замерла, лицо придурка все еще было прижато к изгибу ее шеи.

— Эй! — Я схватил парня за плечо и оттащил от нее. — Не трогай ее.

Галлея высвободилась, откинула назад распущенные волосы и попыталась отдышаться, грудь вздымалась под облегающим лифом. Она смотрела на меня так, словно сомневалась в своем зрении. Вероятно, гадая, в качестве кого я здесь нахожусь — белого рыцаря или преследователя.

— Что… что ты здесь делаешь? — Ее дыхание было таким же неуверенным, как и равновесие, ее ноги подкашивались.

Я сглотнул.

— Ты в порядке?

Парень смотрел на меня исподлобья, оценивая.

— Я могу чем-то помочь?

Игнорируя его, я встал между ним и Галлеей, сосредоточив свое внимание исключительно на ее испуганном лице. Распахнутые пораженные глаза смотрели на меня, каждая ее конечность тряслась, когда она скрестила руки на груди, чтобы унять дрожь.

Покачав головой, она нагнулась, чтобы подобрать упавшую камеру, и торопливо направилась прочь.

— Галлея.

Ее шаги ускорились, длинные волосы развевались за спиной.

Этот придурок бормотал ругательства на тротуаре за моей спиной, а я побежал вперед, догнал ее и схватил за запястье.

Она вскрикнула. Маленькая мышка, едва увернувшаяся от голодного ястреба.

— Рид, я в порядке. Ты можешь идти. — Она вырвалась из моей хватки и устремилась вперед. — Мне нужна минутка.

Я замер на мгновение, изучая ее, а она в это время скользнула в темный переулок между двумя зданиями. Что-то было не так. Угроза миновала, но она все еще была напугана. Я не хотел загонять ее в угол и усугублять ситуацию, но беспокойство грызло меня. Это было неприятное чувство.

Решившись, я забежал за угол и обнаружил Галлею, прислонившуюся к испещренной граффити стене. Прижавшись лбом к кирпичной кладке, она тяжело дышала, ее сумочка и фотоаппарат валялись у ее ног, а пальцы цеплялись за углубления.

— Галлея. — Мой тон был мягким. Успокаивающим.

Она снова покачала головой, дыхание участилось.

— Уходи, — прохрипела она.

— Я никуда не пойду. Ты не в порядке.

— Уходи… пожалуйста. — Каждое слово дрожало, пока она поворачивалась, хватаясь за вырез своего топа. — Со мной все хорошо. Со мной все будет хорошо.

Ее действия звучали громче слов. Она сползла вниз по стене, ее движения были резкими и беспорядочными. Я с растущим беспокойством наблюдал за тем, как она дрожит, а ее дыхание становится быстрым и неглубоким. Галлея прижала обе руки к горлу, ее глаза расширились от страха, она отчаянно пыталась справиться с невидимой тяжестью, давившей ей на грудь.

Паническая атака.

Моя подготовка парамедика сработала, и я пересек переулок, опустившись на колени напротив нее и потянувшись к ее рукам.

— Эй, эй, тише. — Я пытался успокоить ее, мой голос был размеренным, а прикосновения нежными. — Галлея, послушай меня. Ты в безопасности. Ты не одна. Я здесь, рядом с тобой.

Каждый неровный вдох, казалось, не приносил облегчения, только еще больше разжигал панику. Слезы катились по ее щекам, а тело содрогалось.

Я вытянул и раскрыл ладони, безмолвно приглашая ее взять меня за руку.

— Почувствуй землю под собой. Почувствуй меня. — Сжав ее руки, я придвинулся ближе по грязному тротуару, переплетя наши пальцы. Она сжала ладони в ответ, и ее полный ужаса взгляд встретился с моим.

Я ничего не мог сделать, кроме как сохранять спокойствие и держать ее за руку, пока приступ не пройдет.

— Ты можешь сосредоточиться на моем голосе? — Я позволил ее ногтям впиться в тыльные стороны моих ладоней, в то время как камешки и осколки стекла вонзились в мои коленные чашечки.

Когда она кивнула, ее глаза расширились и наполнились слезами, я продолжил говорить, направляя ее с помощью успокаивающих дыхательных упражнений, которым научился во время своего медицинского прошлого. — Хорошо. У тебя все хорошо получается. Дыши медленно и глубоко. Вдох и выдох, вдох и выдох.

Грудная клетка Галлеи вздымалась при каждом напряженном вдохе, ее легкие хрипели, а взгляд был прикован к моему лицу. В ее глазах кружились призраки прошлого, оттенки серого, освещенные лунным светом.

— Вот и все. — Я медленно кивнул, поглаживая большим пальцем костяшки ее пальцев. — Я здесь. Я с тобой. — Я повторял свою мантру, сохраняя ободряющую улыбку и наблюдая за тем, как напряжение начинает спадать. Машины и прохожие с визгом проносились мимо переулка, рев моторов и смех были лишь фоновым шумом. Когда Галлея наконец сделала полный, наполняющий легкие вдох, она с резким криком упала вперед в мои объятия.

Я разжал наши пальцы и обнял ее, прижимая к себе. Вытянув ноги, я позволил ей заползти ко мне на колени, и мы сидели на асфальте, пока я гладил ее по волосам.

— Я сожалею, — заикаясь, пролепетала она, уткнувшись лицом в мою грудь. — Я сломлена.

— Ты не сломлена.

— Он сказал то, что обычно говорил мой отец… и я запаниковала. Он назвал меня ягненком. Это было похоже на обрыв нити. Как спусковой крючок. И это глупо и стыдно, и все, чего я хочу, — это быть нормальной, но я не могу избавиться от этого ужасного чувства беспомощности. — Ее слова слились воедино, превратившись в сплошную муку. — Куда бы я ни пошла, я вижу его, скрывающегося в тени. Каждый раз, когда мои мысли блуждают, я слышу его голос, чувствую прикосновение его кожаного ремня к своей коже. Мне всегда страшно. Я всегда бегу. Но я бегу по кругу, и это изматывает, и кажется бесконечным, а я просто хочу освободиться от этого.

Я обнял обеими ладонями ее лицо, вытирая слезы большими пальцами. Покрасневшие глаза смотрели на меня, помада и тушь размазались.

— Послушай меня. Когда тебя что-то ломает, ты собираешь осколки и создаешь себя заново. Может быть, с помощью швов и клея, но этого достаточно, чтобы продолжать жить. Никто не должен оставаться сломленным.

— Я не знаю, как с этим справляться. — Всхлипнула она сквозь дрожь. — И ты — последний человек, перед кем я должна распадаться на части.

— Может быть. — Я вытер ее мокрые щеки. — Но я единственный, кто оказался рядом.

Галлея уставилась на трещины в асфальте, напряжение в ее теле спало, дыхание пришло в норму.

— С тобой такое случается?

— Конечно.

— Я не могу этого представить, — прошептала она. — Ты сильный. Стойкий.

— Я человек. Такой же, как и ты. — Я отодвинулся, давая ей возможность прийти в себя. Разобраться в себе. — Я не подпускаю к себе людей. Если я кажусь сильным, то это потому, что я возвел вокруг себя стены. Это тоже не очень здорово. У меня крайне мало близких отношений, потому что большинство из них привели к душевной боли.

Она слизнула с губ слезы и снова посмотрела на меня.

— Я больше не хочу быть слабой.

— Ты не слабая. — Я снова потянулся к ее лицу, сжимая ее щеки еще крепче, чем раньше. — Поверь мне. Выбрось это дерьмо из головы.

— Это так. Ты только что стал свидетелем.

— Я стал свидетелем психологических последствий жестокого обращения в семье, — твердо сказал я, заставив ее посмотреть на меня. — Клянусь тебе, Галлея, ты не слабая. Ты выздоравливаешь. А выздоровление требует времени. Я буду рядом, если тебе нужно с кем-то поговорить.

Глаза Галлеи подернулись пеленой, она смотрела на меня, слезы блестели в свете уличного фонаря. Прерывисто вздохнув, она подняла руку и накрыла мою, ее прикосновение было мягким. Как нежная ласка.

Благодарность.

Она кивнула, впитывая мои слова, мою правду, и улыбнулась.

— Ты здесь, чтобы спасти меня?

Она задала мне тот же вопрос в доме Джея, в ту ночь, когда мы встретились, прижавшись спинами к выцветшему голубому дивану.

Ты здесь, чтобы спасти меня?

Наши глаза не отрывались друг от друга еще минуту, и теплое, сбивающее с толку чувство разлилось по моей крови. В тот момент я так ясно увидел ее. Ее боль, ее агонию. Ее непреодолимую потребность в силе. Ей нужен был кто-то рядом, кто боролся бы за нее. И Галлея была права — это не мог быть я.

Но я был прирожденным бойцом, и защищать было в моей природе. Оберегать. Я хотел превратить ее боль в упорство, в нечто достойное и похвальное.

Я хотел превратить ее в человека, способного постоять за себя.

Галлея сжала мою руку.

— Отвези меня домой, — сказала она и снова трогательно улыбнулась. Это смягчило мои острые углы. Пробралось внутрь, как назойливый захватчик.

Опасный. Смертоносный.

Пробило брешь в моей твердой решимости.

Встав, я протянул ладонь и кивнул, помогая ей подняться.

Помог ей встать на ноги.

И отвез ее домой.