Старше

ГЛАВА 8

— Гадость, ты весь мокрый!

Я сидела на скамейке в парке после уроков, на коленях у меня лежал учебник, а у ног дремала Божья коровка. Напечатанные слова плясали перед глазами, мое внимание отвлекали Рид и Тара, спаррингующие в нескольких ярдах от меня на асфальте. Наступил март, принесший с собой пятидесятиградусную¹² температуру, утренние дожди и полудни, купающиеся в солнечном свете.

Я жаждала весны больше, чем большинство людей. В холодные месяцы мне некуда было сбежать, когда отец впадал в ярость, и зимний воздух был таким же жестоким, как и он сам.

Одно воспоминание было особенно ярким.

Я нарисовала картину на уроке творчества в пятом классе. Зимний пейзаж с искрящимся снегопадом и белыми шапками горных вершин. Конечно, это не был шедевр, но я им гордилась. Моя мать безучастно смотрела на экран телевизора, потягивая неразбавленный джин из бокала, а постоянный смех ситкома, напоминающий мешанину равнодушного хихиканья, звучал неразборчивым фоном.

— Хочешь увидеть картину, которую я нарисовала? — спросила я, устраиваясь рядом с матерью на обшарпанном диване и загораживая ей вид на экран.

Единственным ее ответом было медленное моргание.

— Я получила за нее хорошую оценку. Учителю понравилось.

Она машинально отодвинула мою руку. Ничего не ответив.

Ощущение боли и уязвимости захлестнуло мою грудь.

— Мама, — попыталась я настоять. — Ты посмотришь?

— Твой отец вернулся.

Мои легкие сжались от страха, когда шины его грузовика заскрипели по гравию. Затем дверь с грохотом распахнулась. Отец ворвался внутрь, его заросшее щетиной лицо было перепачкано маслом после долгого рабочего дня в механической мастерской.

Я съежилась, надеясь затеряться в подушках, накрывшись картиной.

— Ужин? — Отец провел руками по своим поношенным джинсам, оставляя следы грязи по дому, пока шагал через гостиную. Его глаза остановились на мне, сузившись от отвращения. — Я не чувствую запаха еды. Чем вы двое занимались весь день?

Я отпрянула, когда отец вырвал бокал с джином из рук моей матери. Она даже не вздрогнула, потянулась к полупустой бутылке и сделала большой глоток. Потухшие глаза смотрели на мелькающие изображения на экране телевизора.

Вскочив с дивана, я попыталась сбежать в спальню, но меня остановила рука, скользнувшая, как змея, по моему локтю.

Синяк. Сильный.

— Что у нас тут? — Отец выхватил у меня картину, его темные глаза забегали по краскам и мазкам. — Это мог нарисовать даже малыш.

— Я сделала это в школе. — Он ловко увернулся от моей попытки выхватить картину. — Пожалуйста.

— Пожалуйста? — Его губы скривила усмешка. — Пожалуйста — это правильно. Пожалуйста, дайте мне гребаного ребенка, который может держать чертову кисть, а не это жалкое недоразумение. Пожалуйста, дайте мне что-то большее, чем это безмозглое дитя, которое не знает своего места. Ты весь день рисуешь, когда к приходу отца ужин уже должен быть на столе. В доме чертов беспорядок. Что с тобой не так?

Слезы застилали мне глаза.

— Со мной все в порядке. Я только что пришла домой из школы.

— Наверняка валяла дурака на игровой площадке. Носилась по кругу и прыгала через скакалку со своими маленькими друзьями. — Он собрал слюну и плюнул на мою картину, размазав по изображению мерзкую желтую субстанцию. — Это все, чем ты когда-либо будешь. Мечты наяву и растраченный потенциал. Стыдоба.

Я в оцепенении уставилась на уничтоженную картину, краски расплывались вместе с моей уверенностью в себе. Мама сидела на диване, как безвольный овощ, и только смех срывался с ее губ, когда персонаж на экране отпускал глупую шутку. Она отгородилась от меня. Отгородилась от всего.

— Это было нелегко нарисовать. — Мой опустошенный взгляд вернулся к картине. — Я много работала над ней.

Отец чуть не подавился от смеха.

— Ты не умеешь ничего делать. Все, что ты делаешь, — это занимаешь место и портишь мой ужин. Ничего сложного в этом нет. — Неприятно дернув меня за волосы, он прошел мимо и швырнул мою картину в мусорное ведро.

С разорванным в клочья сердцем я выбежала из дома и оказалась в этом самом парке с видом на озеро, желая погрузиться в ледяную воду и утонуть.

По коже побежали мурашки, пока я смотрела на сверкающую гладь и предавалась воспоминаниям.

Она была такой спокойной. Такой умиротворяющей.

Весна была для меня не только временем обновления, но и настоящим спасательным кругом. Мягкая погода давала мне возможность выйти на улицу, сбежать от жестокого обращения, которое я терпела в своем доме. В теплые дни я искала убежище в этом же парке — месте, где яркие цветы сменяли унылые оттенки моей повседневной жизни. Природа позволяла мне дышать свободно.

А с повышением температуры росла и моя решимость вырваться из ледяной хватки прошлого.

Каштановый хвост Тары раскачивался вправо-влево, пока она прыгала, уворачиваясь от тщательно выверенных ударов отца.

И, судя по всему, от его пота.

Рид смотрел на свою дочь, слегка запыхавшись.

— Если бы я оказался мерзавцем, затаившимся в темном переулке, то тебе грозило бы гораздо худшее, чем мой пот. Тебе стоит поработать над защитными движениями.

— Я умею защищаться.

— Ты слабее физически. Если кто-то схватит тебя, нужно использовать рычаг. Скручивай тело вот так, чтобы освободиться.

Я с любопытством наблюдала, как Рид обучает Тару этому маневру, и морщила нос. Моя левая рука пульсировала, затянутая в плечевой бандаж — гипс сняли за неделю до этого. Мне не терпелось поскорее оставить эту травму в прошлом.

Если бы кто-то схватил меня в темном переулке, я была бы такой же эффективной, как мешок с рисом.

Порывшись в рюкзаке, я достала одноразовый фотоаппарат, в котором почти закончилась пленка. Маленькое колесико издало скрежещущий звук, когда я щелкнула большим пальцем вправо, а затем направила камеру на Рида и Тару.

Щелк.

Тара тяжело дышала, наклонившись и обхватив колени руками.

— От тебя пахнет, как от раздевалки.

— Я пахну как человек, который может разрушить твою жизнь, если ты не отнесешься к этому серьезнее.

— Это скучно. Я хочу есть.

Руки Рида свободно лежали на бедрах, когда он вздохнул, сокрушенно покачав головой.

— Отлично. Мы можем снова позаниматься на следующей неделе.

Тара крутанулась на месте, подняв пальцы, чтобы показать воздушные кавычки, и подошла ко мне.

— Снова позаниматься, — повторила она. — В папином духе.

Я быстро засунула камеру в рюкзак, а Божья коровка вскочила, завиляв хвостом, когда Тара наклонилась, чтобы почесать ей уши.

— Вы часто тренируетесь? — поинтересовалась я, собирая учебники.

Тара отпила воды из бутылки и пожала плечами.

— Иногда. Я предпочитаю сжигать калории, играя в волейбол. Папа становится слишком серьезным, когда дело доходит до безопасности.

— Наверное, он видел много ужасных вещей, когда работал парамедиком.

— Да, но он слишком опекает меня. Если я делаю неверное движение, он замолкает, и на его лице появляется вот такое выражение. — Она скорчила гримасу, заставив меня хихикнуть. — Просто добавь еще несколько возрастных морщин.

Я посмотрела на Рида, когда он подошел к нам, его бронзовая кожа блестела под лучами раннего весеннего солнца. Его волосы были темными и влажными, он запустил в них пальцы, демонстрируя накачанные бицепсы. Надетая на нем майка под прямыми солнечными лучами приобрела полуночно-синий оттенок, и ткань облегала его, как вторая кожа.

Наши взгляды ненадолго встретились, затем я отвернулась и посмотрела на Тару.

— Ужин?

— Да, пожалуйста. Я подумала, что мы могли бы поехать к папе и заказать пиццу. Мама работает допоздна.

— Мы? В смысле, я поеду с тобой?

— Да, почему бы и нет? Ты не любишь пиццу? — Она задохнулась от притворного ужаса. — Боже мой. Ты ненавидишь пиццу. Этой дружбе официально пришел конец.

Смеясь, я покачала головой.

— Я люблю пиццу. Просто не хочу мешать вам проводить время вместе.

Рид сел рядом со мной, его бутылка с водой болталась между его раздвинутыми бедрами.

От него не пахло раздевалкой.

От него пахло так, как, по моим представлениям, пахнет морской воздух, пропитанный солью, в сочетании с тем средством для мытья тела, которое он использовал. Что-то чистое и бодрящее, с нотками амбры.

Моя кожа вибрировала от его близости.

— У меня в квартире беспорядок, — заметил Рид, отпив воды. — В другой раз.

— Обломщик.

— Это не я, это моя квартира.

— И правда. — Тара раздвинула ноги, как будто собиралась сделать шпагат. — Там нужны яркие краски. Сейчас все черное и серое, как твое сердце.

Он хмыкнул под нос.

— Драматизм тебе явно достался от матери.

Она снова оживилась.

— Кстати, о маме, тебе стоит пригласить ее к себе домой, чтобы она помогла с оформлением. Женская рука не помешает.

В ее тоне был скрыт тонкий подтекст.

Я поджала губы, молча наблюдая за их взаимодействием, мой взгляд метался между отцом и дочерью.

Рид напрягся рядом со мной. Его бедро слегка касалось моего, и я почувствовала, как сжались его мышцы. Прежде чем он успел ответить, за спиной Тары раздался голос.

— Стивенс! — крикнул мальчик из школы. — Лови!

Баскетбольный мяч пролетел по воздуху и оказался в вовремя поднятых руках Тары. Она посмотрела на нас, и на ее губах появилась легкая улыбка.

— Это Джош. Сейчас вернусь.

Она унеслась прочь, зажав баскетбольный мяч подмышкой.

Божья коровка снова легла на мои ноги.

Я заставила себя не отводить взгляда от Тары, наблюдая за тем, как она добралась до площадки и провела дриблинг, умело обойдя Джоша и совершив бросок.

Чистый¹³.

— Я видел, что ты фотографировала нас, — сказал Рид. — Как получается?

Я отважилась взглянуть на него.

— Это просто одна из тех одноразовых камер из магазина.

— Надо же с чего-то начинать.

— Это была хорошая идея. Спасибо.

Он кивнул, и я сунула руку в сумку, чтобы достать камеру. Я направила ее на Рида, указательный палец завис над кнопкой съемки.

— Мне не нравится, когда меня фотографируют.

Я замерла.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Наверное, мне больше нравится течение жизни, то, как мгновения приходят и уходят, не будучи заключенными в рамки.

Опустив камеру, я изучала его через хрусталики своих любопытных глаз.

— Интересная точка зрения. — Затем я снова подняла камеру и помахала ею с наглой ухмылкой. — По мне, так это просто отговорка.

Он задумчиво посмотрел на меня, а затем пожал плечами.

— Хорошо, но только один раз. Лучше, чтобы он получился.

— Никакого давления. — Вдохнув, я подняла черно-желтую камеру «Кодак» и поднесла ее к правому глазу. Я наблюдала за ним через мутный объектив, пока он смотрел прямо перед собой с отсутствующим выражением лица. Так не пойдет. Я стукнула его коленом, пытаясь добиться реакции. — Улыбнись или сделай что-нибудь в этом роде.

— Нет.

— Рид, перестань. В доме Тары буквально нет ни одной твоей фотографии.

Он ничего не ответил.

Я снова стукнула его по колену, но безуспешно. Я ущипнула его за руку. Он нахмурился, посмотрел вниз, а затем перевел взгляд на меня.

— Ты боишься щекотки? — поинтересовалась я.

— Нет.

— Должно быть что-то. Я видела, как ты улыбаешься.

— Ты уверена?

Вздохнув, я опустила руку и откинулась на скамейку. От резкого движения Божья коровка вскочила, ее поводок запутался в лямках моего рюкзака, опрокинув его на траву. Из открытого кармана на молнии высыпалось содержимое: блокноты, ручки, бальзам для губ.

И Косточка.

Мои щеки вспыхнули, когда я уставилась на свидетельство моей безнадежной влюбленности, лежащее у наших ног средь бела дня. Тара подарила ее мне после того случая, когда Божья коровка решила, что это игрушка для собак.

Глаза Рида быстро обнаружили источник моего смущения. Он дважды моргнул, а затем наклонился и поднял игрушку, которую он купил для Тары три месяца назад.

Меня пронзило унижение.

Я была уверена, что он видит во мне маленькую глупую девочку, мечтательного подростка, носящего в рюкзаке мягкую игрушку для утешения.

— Это ничего не значит, — задохнулась я. — Тара отдала ее мне.

Я попыталась выхватить игрушку, но он увернулся от меня.

Уф!

Мне хотелось просто исчезнуть.

Рид медленно повертел игрушку в руках, проводя большим пальцем по мягкому меху, его адамово яблоко двигалось вверх-вниз.

Затем в его глазах мелькнуло что-то такое, от чего мне вдруг захотелось остановить время.

Рвано вдохнув, я подняла камеру.

Он посмотрел на меня.

Рид поднял подбородок, посмотрел в мою сторону, его глаза заблестели на солнце, а один уголок рта приподнялся в намеке на улыбку.

Щелк.

Я сделала снимок.

Он получился.

— Хватай бананы! — кричала Тара сквозь смех, пока мы проходили уровень «Donkey Kong Country 2» и неслись к финишу.

Мои большие пальцы танцевали по контроллеру, я сосредоточенно прикусила язык. Дикси Конг подпрыгнула в воздух, ее желтый хвостик последовал за ней, и перелетела через банановую арку, прежде чем приземлиться на цель.

Мы прошли уровень и отпраздновали победу танцующими победоносными обезьянками.

— Да! — Тара опустила контроллер и дала мне пять. — Даже с этим бандажом ты лучше меня. Так нечестно.

Уитни растянулась на диване позади нас, локоны ее каштановых волос сливались с подушкой цвета какао.

— Как насчет фильма? — Зевнув, она посмотрела на Рида, который расположился на противоположном диване. — У меня был тяжелый день. Я скоро отключусь.

Моя улыбка угасла, когда я посмотрела на Рида.

Он уставился на меня в ответ.

Мы одновременно отвели взгляд, и я поднялась на ноги.

— Я приготовлю попкорн.

— Я сам, — отрезал Рид, вставая с дивана и направляясь на кухню, даже не взглянув на меня. Я смотрела, как он потирает плечо и слегка морщится, прежде чем исчезнуть из виду.

Тара вытянула руки над головой.

— Я, пожалуй, пойду спать. Завтра у меня контрольная по химии. Фу.

— Я тебя догоню. — Я перебралась на диван и уселась, поджав ноги под себя.

— Спокойной ночи, папа, — крикнула Тара, поднимаясь по лестнице.

— Спокойной ночи, малышка.

Она нахмурилась, услышав это прозвище.

Уитни включила фильм, из кухни доносился аромат попкорна с маслом. Рид вернулся через несколько минут с огромной желтой миской, его взгляд был приковано ко мне, а затем переключился на Уитни.

Она помахала ему рукой.

— Я еще сыта после ужина. Поделись с Галлеей.

У меня пересохло в горле.

Я тоже не была голодна, но не отказалась бы разделить с Ридом миску попкорна, даже если бы соленые зернышки ощущались на вкус как разбитое сердце, когда проваливались в горло.

Застыв, я не отрывала взгляда от экрана телевизора, на котором мелькали начальные титры фильма, название которого я не знала. Рид замешкался, сжимая миску в двух больших руках, а затем направился ко мне и сел слева. Между нами оставалось расстояние, но мое тело охватило что-то похожее на лихорадку, как только он оказался рядом.

Он протянул мне миску.

— С дополнительным маслом.

Я опустила руку и отправила горсть в рот, а несколько кусочков проскользнули между пальцев и упали в ложбинку между грудей.

Его глаза опустились к моему декольте и задержались там на одну-единственную волнительную секунду.

Затем он поднял подбородок и снова потер плечо, а его взгляд метнулся к экрану.

Я убрала упавший попкорн и сжала бедра, глубоко вздохнув и пытаясь устроиться поудобнее.

Изображение на экране ожило, осветив темную комнату.

Персонажи общались.

Звучал саундтрек.

Я почти ничего не замечала, кроме мужчины рядом со мной. Все, о чем я могла думать, это о той доле секунды, когда его взгляд был прикован к моей груди, и о том, что я буду чувствовать, когда его язык будет скользить по ее выпуклостям.

Придвинулся ли он ко мне ближе?

А может, это я села ближе к нему?

Двадцать минут пролетели незаметно, и тихое посапывание смешивалось с шумом телевизора. Когда я взглянула на Уитни, свернувшуюся калачиком на диване, то заметила, что ее глаза закрыты, а обе руки зажаты между щекой и подушкой.

Рид вздохнул и помассировал правое плечо.

— Ты в порядке? — тихо спросила я. Миска с попкорном была забыта на подушке слева от него. Он постукивал ногой, одно колено подпрыгивало вверх-вниз. — Ты все время потираешь плечо.

— Я в порядке.

— Потянул мышцу?

Наконец он посмотрел на меня. Его красивое лицо было залито светом телевизора, а в глазах отражались образы с экрана. Он на мгновение опустил взгляд к моим губам, а затем поднял его, и его челюсть дернулась, когда наши взгляды встретились.

— Не уверен. Должно быть, что-то произошло, когда мы с Тарой тренировались.

— Позволь мне помочь. — Я придвинулась ближе к нему.

— Нет. — Рид отодвинулся, качая головой. — Я в порядке. Ничего страшного.

— Не упрямься. Может, у меня сейчас и нет второй руки, но хватит и одной.

Он посмотрел на мою руку, когда я подняла ее и пошевелила пальцами.

Потом я подумала о тех тридцати секундах, когда эта же рука сжимала его эрекцию, обтянутую джинсами.

— Массаж, — уточнила я, по шее полыхнул румянец. — Я делала массаж своей бабушке, когда была маленькой. Она говорила, что у меня волшебные руки.

Черт. Я опять несла чушь.

Рид тяжело вздохнул, его челюсть сжалась, а глаза на мгновение закрылись. Когда они снова открылись, он кивнул мне.

— Ладно.

— Правда?

Он ничего не ответил. Он не был уверен, а я не хотела давать ему шанс взять свои слова обратно. Встав на колени, я придвинулась к нему, когда он слегка повернулся и подставил мне свое больное плечо. Мы оба посмотрели на Уитни, когда она всхрапнула.

Я прерывисто вздохнула, заняв позицию и опустив ладонь на его шею.

Он издал звук, похожий на шипение.

Я отпрянула назад, опасаясь, что сделала еще хуже.

— Черт. Прости.

— Я в порядке.

— Я сделала тебе больно?

— Я сказал, что все хорошо, Галлея. — Слова прозвучали как скрежет, как будто он грыз камни.

Я вздохнула еще раз, теплый выдох коснулся его уха. Я почувствовала, как он вздрогнул, когда снова дотронулась до его плеча, обхватила его ладонью и нежно сжала.

— Здесь?

Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, когда он ладонями сжал колени так, что побелели костяшки пальцев.

— Да.

Я надавила сильнее, прижавшись к нему для лучшего доступа. Моя грудь скользила по его спине, заставляя соски затвердеть. Надеясь, что он ничего не заметил, я слегка отодвинулась и прикусила нижнюю губу, пока моя рука надавливала на него сильнее — кончики пальцев скользили, а основание ладони впивалась в болезненную мышцу.

Он застонал.

От этого звука мое белье стало влажным.

Он откинулся назад, его дыхание стало неровным, а глаза закрылись. Его запах был опьяняющим: амбра и нагретая солнцем земля. Я старалась не думать о том, какими шелковистыми выглядят его волосы и что я готова на все, чтобы вернуться в прошлое и провести по ним кончиками пальцев, хотя бы секунду.

Но я не останавливалась, продолжала массировать, опустив руку чуть ниже, чтобы эгоистично ощутить твердую выпуклость его бицепса, который напрягся под моим прикосновением. Я представила, как его руки обнимают меня, мышцы напрягаются, когда он нависает надо мной, бедра двигаются, лоб покрыт капельками пота, когда он тяжело дышит и стонет.

Я тихонько всхлипнула, а потом закашлялась, чтобы скрыть это.

Моя рука вернулась к нужному месту и продолжила разминать.

— Так нормально?

Он кивнул один раз, его руки все еще сжимали колени.

Я продолжила, прижимаясь грудью к его спине. Мягкие изгибы к твердым мышцам. Тепло его тела проникало в меня, окрашивая мою кожу розовыми пятнами в цвет гипса, который с меня недавно сняли.

Пока я продолжала, нажимая большим пальцем все сильнее, он издал еще один тихий стон и наклонил голову ко мне. Его ресницы трепетали, глаза подернулись дымкой. Наши глаза встретились и не отпускали друг друга, между нами пронесся поток электрического напряжения и невысказанных слов.

Мои губы приоткрылись, чтобы что-то сказать.

Он посмотрел на них.

Затем Уитни перевернулась на диване, и пульт от телевизора упал на пол.

Я отшатнулась, сердце заколотилось.

Рид вскочил на ноги.

Я опустилась на пятки и уставилась на него, широко раскрыв глаза, сердце бешено колотилось, а конечности дрожали, когда я зажала руку между коленями, чтобы унять томительную дрожь желания.

Рид провел пальцами по взъерошенным волосам. Он тяжело вздохнул, уставился в пол и закрыл глаза.

Стиснув зубы, я наблюдала, как он взъерошил волосы, затем опустил руку и повернулся к Уитни, избегая смотреть мне в глаза.

Он подошел к ней и несильно толкнул.

— Эй, Уит.

Она пробормотала что-то бессвязное, ее голова поднялась.

— А?

— Ты заснула. Тара наверху, я собираюсь уходить.

На ее лице появилась сонная улыбка, когда она потянулась к его запястью и рывком приняла сидячее положение. Приглаживая растрепавшиеся со сна волосы, она предложила:

— Если хочешь, можешь остаться на ночь. Я знаю, что уже поздно.

Я схватила миску с попкорном, опустилась на задницу и притворилась, что увлечена фильмом, в то время как мое сердце рухнуло на бетон.

Остаться?

В ее комнате?

— Поспишь на диване, — добавила Уитни.

Облегчение захлестнуло меня, я расслабилась.

— Мне пора идти. У меня утром клиент.

— Хорошо. Без проблем. — Она зевнула, встала с дивана и потянулась, а затем с доброй улыбкой прошла мимо меня. — Спокойной ночи, Галлея. Не засиживайся допоздна.

— Спокойной ночи.

Пока она поднималась по лестнице, Рид направился к входной двери и надел свои армейские ботинки, кожа которых потускнела и износилась. Остановившись у входной двери, он поймал мой взгляд, и в его глазах промелькнуло что-то странное. Я не знала, что именно сверкнуло мне в ответ: злость, отвращение, гнев. Это длилось всего полсекунды. Барабанный бой.

Что бы это ни было, у меня по спине пробежал холодок.

Он распахнул дверь и не оглядываясь вышел, захлопнув ее за собой. Крепко зажмурившись, я рухнула на диван, как только он исчез из виду, и свернулась калачиком от отчаяния.

Я была уверена, что знаю, что мелькнуло в его взгляде.

Сожаление.