Старше

ГЛАВА 32

Костяшки пальцев болели от тяжести моих ударов, когда я в двадцатый раз стучала во входную дверь Рида.

— Я не уйду, — кричала я, не обращая внимания на то, что соседи высовывали головы из приоткрытых дверей с невидимыми ведерками попкорна. Я устроила сцену. Отлично. — Открой дверь, Рид. Я никуда не уйду, пока ты не поговоришь со мной.

Я знала, что он внутри, я видела его машину на парковке. Он игнорировал меня, надеясь, что я устану колотить в дверь и кричать, как сумасшедшая. Ни малейшего шанса.

Все, что он сделал, это включил музыку.

Громкий, пронзительный рок.

Сукин сын.

Пять минут пролетели, а я все еще была здесь. Он недооценил, насколько упрямой я могу быть.

Бам, бам, бам.

— Клянусь Богом, я свернусь калачиком и усну на этом дерьмовом бордовом ковре сегодня ночью, если ты не…

Музыка смолкла, и дверь распахнулась.

Я отшатнулась назад, но не от самого движения, а от его растерянного, изможденного взгляда. Темные круги под глазами, бледная, как мел, кожа, волосы, торчащие во все стороны. Мой взгляд скользнул по его телу, задержавшись на мятой белой майке и спортивных штанах, которые свисали с его крепкого тела, как приспущенный флаг.

Моя решимость ослабла. Сочувствие просочилось наружу, когда я подняла глаза и встретилась с неподдельной печалью.

Он принял мой момент уязвимости за капитуляцию и попытался захлопнуть дверь у меня перед носом.

Я выставила руку и ворвалась внутрь, стряхивая с себя сочувствие.

— Наконец-то, — пробормотала я.

Рид остался на пороге, держась одной рукой за дверную коробку, а другой упершись в стену, сгорбившись и повернувшись ко мне спиной.

— Что? — Это было все, что он сказал.

Что.

Что?

Моя грудь вздымалась, когда гнев возвращался обратно красными волнами.

— У меня много чего есть что сказать, — прошипела я. — Что это было? Чего, черт возьми, ты пытался добиться этим нелепым фарсом? Почему ты решил, что еще больше лжи и обмана все исправят? Что…

— Тебя не должно быть здесь. — Повернувшись, он захлопнул дверь и рухнул на нее, ударившись головой о дерево и закрыв глаза. — Тебе нужно уйти.

— Я никуда не собираюсь.

Его глаза снова открылись.

— Нет, собираешься. Ты поедешь на восточное побережье со Скотти.

От изумления у меня отвисла челюсть, все, что я собиралась сказать, оборвалось на полуслове. Только невеселый смешок прорвался наружу.

— Я никуда не поеду.

Лицо Рида оставалось безэмоциональным, как будто вся страсть, которая росла в нем, испарилась после сокрушительного поражения.

— Я думаю, это к лучшему. Ты хотела путешествовать, увидеть мир. Ты этого заслуживаешь.

— Не тебе решать, чего я заслуживаю. И уж точно не тебе вырывать у меня из-под ног ковер, а потом заворачивать меня в него и сбрасывать с ближайшего обрыва.

Он провел рукой по лицу.

— Ты драматизируешь.

— Я драматизирую? — Я вытаращилась на него, запрокинув голову. — Несколько часов назад ты устроил потрясающее представление, которое поставило всех на колени. Это было достойно Оскара. Правда.

Он пристально посмотрел на меня, но во взгляде не было ненависти, не было злости.

Он был просто… отстраненным.

Болезненно равнодушным.

Я сделала шаг вперед, изо всех сил стараясь превратить свою ярость в убежденность.

— Рид, пожалуйста. Нам нужно поговорить об этом.

— Нам не о чем говорить. Все кончено.

— Это не конец. Это только начало. И, возможно, если бы ты попытался убедить Тару в том, что наши чувства реальны, у нас было бы настоящее начало. — Слезы навернулись на глаза, несмотря на то, что я пыталась быть сильной. — О чем ты думал?

Наконец-то в его глазах промелькнуло что-то кроме апатии. Рид оторвался от двери и остановился передо мной, нахмурив брови.

— Я думал о тебе, Галлея, — сказал он. — О чем мне следовало думать с самого первого дня. Да, я исказил правду, но не все было ложью. Я был слаб. Я был эгоистом. И теперь мне приходится страдать от последствий своих поступков.

— Рид… — Я шагнула к нему ближе, пытаясь растопить ледяную стену между нами. — Любовь слаба. Любовь эгоистична. Это не сказочная иллюзия из леденцовых сердец и бумажных цветов. Это грязно и больно. Но она стоит того.

Он опустил глаза.

— Ты все время говоришь это слово.

— Какое слово?

— Любовь. — Он выплюнул это слово, как будто сначала его прожевал.

Я моргнула, слезы все еще пекли глаза.

— Ну, а ты?

Долгий вздох заполнил пространство между нами, и Рид обеими руками сжал волосы, обходя меня и направляясь в гостиную.

— Я не знаю, что ты хочешь услышать, Галлея.

— Правду.

— Это противоречит здравому смыслу.

— Это не так, — прошептала я.

Расхаживая по комнате взад-вперед, он покачал головой.

— Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сказал, чтобы все стало лучше.

— Нет, — выпалила я в ответ. — Я хочу, чтобы ты сказал только то, что хочешь сказать. Ты любишь меня? Это простой вопрос, подразумевающий ответ «да» или «нет». На него легко ответить, ты можешь…

— Да. — Рид перестал расхаживать по комнате, остановившись в нескольких футах. Он уставился на меня, стиснув зубы и еще сильнее сжав руки в кулаки. — Да, Галлея, я влюблен в тебя. Думаю, я доказал это, когда бросился под автобус и уничтожил свои отношения с дочерью, чтобы защитить тебя. Чтобы она не испытывала к тебе ненависти, — процедил он сквозь зубы. — Так что да… я люблю тебя. Я люблю тебя яростно, всецело, эгоистично и бескорыстно, больше, чем когда-либо, черт возьми, должен был. Я люблю в тебе все: от твоей улыбки до твоего идеального сердца, то, как твои волосы всегда выбиваются из хвоста, когда ты бежишь или спаррингуешь со мной, как они скрывают глаза, которыми я был очарован с того самого момента, как впервые увидел тебя. Мне нравится, что ты делаешь каждую фотографию так, будто она единственная в твоей жизни, что ты любишь так, будто иначе не можешь жить, и что тебе нравится готовить, потому что это делает всех вокруг тебя чертовски счастливыми. Я люблю силу, которую ты черпаешь из ничего, из воздуха, находясь на самом дне, и то, как легко ты идешь по жизни с грацией и мужеством, находя музыку в каждой беззвучной тени, когда любой другой на твоем месте упал бы и умер. — Он выдавил из себя последние слова, эмоции мешали говорить, грудь вздымалась от тяжести каждого вдоха. — А теперь… скажи мне, разве это что-то меняет?

Я смотрела на него, пораженно приоткрыв рот.

Сердце перестало биться.

Каждый дюйм моего тела словно погрузился в теплую воду, когда я окунулась в его слова. Краски потускнели на периферии моего сознания, исчезая в серых трещинках и впадинках. Но он был ярким. Он был живым. Рид был ослепительной фреской, брызгами акварели в мире сепии.

Я не осознавала, что не дышу, пока из меня не вырвался поток воздуха, обдав нас обоих солнечным светом. Мне хотелось свернуться калачиком и остаться навсегда в этом моменте чистого удовлетворения.

Рид любил меня.

Это все меняло.

Но трагический взгляд его глаз говорил о том, что он не верил в это.

Я бросилась вперед и упала в его объятия, словно мои кости были сделаны из пластилина. Я уткнулась лицом в его грудь и вдохнула его аромат, запоминая запах его кожи и эхо его признания.

— Ты любишь меня, — почти всхлипывала я, и мои слезы намочили его рубашку.

Медленно, несмотря на то, что боль внутри него требовала оставаться неподвижным и безжизненным, он поднял обе руки и обнял меня, притягивая ближе. Любовь делает это. Она заставляет твое сердце биться, когда оно хочет сдаться, и овладевает руками, когда они хотят опуститься, вместо того чтобы обнять. Он был беспомощен. Любовь делает нас всех такими чертовски беспомощными.

— Ты знаешь, что я люблю тебя. Но этого недостаточно.

— Должно быть. Мы справимся.

— У нас нет такой власти, Комета. Мы не подходим друг другу.

Я покачала головой, не соглашаясь с ним.

— Мы подходим друг другу по всем параметрам.

Обхватив ладонью мой затылок, он крепко поцеловал меня в лоб, а затем отстранился. Он держал меня на расстоянии вытянутой руки, обхватив мои плечи обеими ладонями и наклонившись вперед, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Послушай меня. Если бы я видел выход из этой ситуации, я бы воспользовался им. Я бы, черт возьми, ухватился за него и навсегда заключил тебя в свои объятия. Но карты легли не так. Тебе девятнадцать лет, а мне тридцать шесть, — сказал он. — Твоя жизнь только начинается. Ты должна быть достаточно смелой и начать все сначала.

Мое лицо исказилось от боли.

— Я хочу начать все сначала с тобой.

— Как? — Вопрос был полон страдания. — Я не могу жениться на тебе. У меня больше не будет детей. Мне уже почти сорок, Галлея, а ты стоишь на пороге яркого, насыщенного будущего.

— Мне не нужны брак и дети, — возразила я.

— Ты говоришь это сейчас.

— Я буду говорить это всегда. Все это не имеет значения.

— Остановись. Пожалуйста, остановись и подумай. — Он сжал меня крепче. — Все твои мечты. Все твои планы. Ты не можешь пустить их по ветру из-за чувства, которого вообще не должно было существовать. Чувства меняются и угасают, но потерянное время необратимо. Однажды ты проснешься и поймешь, что отказалась от всего важного в жизни, и ради чего? Отношений с отцом твоей лучшей подруги, которые никто никогда не примет, и не говоря уж о том, чтобы поддержать?

Мое тело сотрясала дрожь, губы не слушались, когда я пыталась заговорить. Ничего не выходило. Слова превратились в пыль у меня на языке.

Он почувствовал мою нерешительность.

— Поезжай в Чарльстон, — умолял он. — Плавай в океане, фотографируй, отправься к алтарю в белом платье и вырасти прекрасных детей, которые будут видеть в тебе центр своей вселенной. Я хочу этого для тебя. Мне нужно, чтобы ты прожила это. — В его словах сквозила боль, когда он тщетно пытался сдержать дрожь в голосе. — Если ты не уедешь, это сделаю я… но я думаю, что тебе следует это сделать. Это правильно. И я знаю, что ты тоже это понимаешь, хотя это действительно чертовски тяжело.

Я покачала головой из стороны в сторону, отвергая его слова. Все сказанное им отражало действительность. Наши отношения были обречены. Обрубались под корень, прежде чем у них появился шанс вырасти.

Я знала, что он прав. Но все, чего я хотела, было прямо передо мной.

Прямо здесь.

Я всегда жила настоящим, потому что бывали дни, когда я не знала, сколько их еще у меня осталось. Каждый удар кулаком по лицу мог стать последним. Стекло в артерии могло привести к смертельному кровотечению. Дни, проведенные взаперти в спальне без еды, могли привести к медленной, мучительной смерти.

Будущее было привилегией. Мечты были роскошью.

Я дорожила настоящим.

И это был Рид.

Он был осязаемым, теплым и моим. Заглядывать за пределы того, что мне было так дорого, было словно надругательством над моим сердцем. Это причиняло боль. Жгло и кололо в тех местах, о которых я и не подозревала.

Рид обнял ладонями мои мокрые щеки и прижался поцелуем к моим губам.

— Иди, Галлея, — прошептал он мне в губы. — Уезжай со Скотти. Иди, потому что я люблю тебя. Иди, потому что я умру, если ты не сделаешь все, что в твоих силах, чтобы прожить жизнь, о которой ты не пожалеешь.

Я прижалась к нему сильнее, заставив его губы раздвинуться, чтобы углубить наш поцелуй. Он застонал, когда наши языки соприкоснулись, — легкий отблеск страсти.

Он прижался ко мне лбом, наклоняя голову вправо и влево, словно ему требовались все усилия, чтобы выдержать это.

— Галлея…

— Я уйду, — закричала я. — Уйду. Я сделаю это.

Его глаза закрылись, когда я произнесла слова, которые он одновременно жаждал и боялся услышать. Он кивнул, каждый его мускул напрягся.

— Будет лучше, если я уеду, а ты останешься, — сказала я, теряя силы и дыхание. — Тебе нужно исправить все с Тарой. Восстановить ваши отношения, пока я буду пытаться построить хоть какое-то подобие жизни без тебя.

Он продолжал кивать, его глаза были крепко зажмурены, из них текли слезы.

— Ненавижу это, но ты прав. — Я потянулась, чтобы большим пальцем смахнуть слезинку с уголка его глаза. — Может быть, однажды я найду любовь с другим мужчиной, как нашла ее с тобой. Я попробую сделать фотографии, которые не будут черно-белыми. Я буду плавать в океане, мечтая, чтобы ты был со мной по одну сторону береговой линии. Я постараюсь, Рид, — прохрипела я. — Я обещаю, что постараюсь.

Он прерывисто вздохнул.

— Хорошо.

Я приподнялась на цыпочки и притянула его лицо к своему, прошептав последнюю просьбу в его губы.

— Просто позволь мне потеряться в тебе еще раз.

На мгновение наши губы замерли, теплое дыхание слилось в одно.

Затем он издал стон желания и притянул меня к себе.

Наши рты снова соединились, открывшись одновременно, наши языки сплелись, отчаяние подстегивало нас. Он сжал мои волосы, обхватил лицо ладонями, притягивая ближе, словно мог наполнить меня собой. Я бы позволила ему. Я позволила бы ему выпотрошить меня и создать заново.

Поцелуй стал всепоглощающим, наши руки скользили повсюду, моя нога обвилась вокруг его бедра, его руки подняли меня вверх. Быстрым рывком я оказалась в воздухе, сцепив лодыжки за его спиной, и он понес меня в спальню. Рид опустил меня на кровать, осторожно, словно я была хрупкой драгоценностью, и повел обеими руками вверх по бедрам, задирая мое платье и стаскивая его через голову. Он сбросил с себя одежду и забрался на меня, пока я стягивала с себя нижнее белье.

Мои колени раздвинулись в знак приглашения. Просьбы о вечности.

Но я знала, что этот момент — все, что у нас есть.

Наш последний танец.

Я обвила руками его шею, а он устроился на мне, кожа к коже. Глаза в глаза. Он оказался внутри меня прежде, чем я успела сделать вдох, двигаясь, как теплая патока, наслаждаясь сладостью нашего последнего соединения.

Это было медленно, бережно, нежно.

Не было никакой спешки, потому что по ту сторону нас больше ничего не ждало.

Мои руки перебирали его мягкие волосы, ощущая их текстуру кончиками пальцев. Мои ноги расположились на его пояснице, скользя по коже. Его движения становились все глубже, когда он пытался добраться до самых сокровенных мест моего тела. Наши сердца бились в едином ритме, подстраиваясь под его толчки, а мои глаза все это время оставались открытыми, мои ореховые были прикованы к самому красивому зеленому цвету, который я когда-либо видела.

Я видела печаль. Я видела любовь. В его взгляде отражалось кристально чистое будущее, которое никто из нас никогда не проживет.

Его губы приоткрылись в низком стоне, одна рука скользнула вниз, сжав мое бедро. Запоминая, как и я. Он осыпал поцелуями мое горло, ключицы, щеки и нос, губы, дрожащие от вожделения и потери. В воздухе витало волшебство. Волшебство и скорбь, впитавшиеся в наши кости.

Когда его пальцы коснулись места, где соединялись наши тела, я выгнулась дугой, не желая заканчивать. Я не была готова. Я знала, что кульминация — это не что иное, как прыжок вниз головой с обрыва, символизирующего нашу любовь.

Рид давил сильнее, толкался быстрее и глубже, толкая меня вперед.

Я вцепилась в него. Боролась. Ногтями и зубами. Всем, что у меня оставалось.

Но затем он наклонился и прошептал мне на ухо драгоценные слова, его пальцы ласкали меня, его тело наполняло меня всем, что мне когда-либо было нужно. Его дыхание согрело мое ухо, когда он тихо сказал:

— Я так сильно тебя люблю.

Я сломалась.

Я не могла удержаться, мои ноги подкосились, я потеряла опору и скользнула в ослепительный свет, в мерцающую, усыпанную звездами пустоту, где моя душа воспарила, и наша любовь была вечной, а мой стон прозвучал прощальной серенадой.

Рид толкнулся последний раз, сжав меня с такой свирепостью, которой, казалось, было достаточно, чтобы удержать нас вместе. Он уткнулся лицом мне в шею, целуя нежную кожу, пока кончал, присоединившись ко мне в том вечном месте, где время остановилось, а все остальное растворилось в тумане.

Слезы хлынули из моих глаз.

Я рыдала под ним, обессиленная и обескровленная. Он заключил меня в свои объятия и помогал мне справиться с моей сердечной болью, осушая мои слезы поцелуями и нежными словами.

Этого было недостаточно.

Этого должно быть достаточно.

Последующие мгновения прошли как в тумане, пока мы отстранялись и натягивали свою одежду, а мое лишенное любви будущее висело в мрачной пропасти между нами. Больше нечего было сказать.

Пора было уходить.

Когда я с комом в горле и сухими глазами подошла к его входной двери, он окликнул меня, прежде чем я ушла из его жизни.

— Как думаешь, ты сможешь когда-нибудь?

Я заколебалась, моя рука слабо сжала дверную ручку. Оглянувшись через плечо, я почувствовала, как слезы прожигают дорожки на моих щеках, и выдохнула:

— Что смогу?

Рид сглотнул, от этого жеста его губы задрожали, а глаза заслезились.

— Снова полюбить.

Я закрыла глаза и представила себе будущее, о котором всегда мечтала: любимый мужчина, дом, который будет семейным очагом, дети, смеющиеся и играющие у моих ног, пока я готовлю ужин. Идиллическая, полноценная жизнь, которую я заслуживала.

Жизнь с мужчиной, который не будет Ридом.

Опустив голову, я повернула ручку и распахнула дверь.

Я произнесла эти последние слова.

Я предложила ему единственную правду, которую смогла извлечь из запутанных нитей моего сердца.

— Так сильно, как может любить девушка следующего после самого лучшего.