Старый враг (Пол Сэмсон №3)

Глава 3

Выжившие на мосту

Когда он прибыл в Мейфэр, дождь всё ещё лил. В его ресторане «Cedar» на тот вечер не было мест, и вряд ли что-то изменится, если только не появится ночной клиент из расположенного неподалёку кинотеатра «Curzon». Иван, который до него работал у родителей Сэмсона и без которого он не смог бы управлять тем, что называли лучшим ливанским рестораном Мейфэра, появился пять минут спустя и задержался у двери офиса, пока Сэмсон разбирал дневные счета. «В чём дело, друг?»

«Господин Найман внизу. Он ждёт уже полчаса. Я принёс ему кофе».

«Господи, это всё, что мне нужно. Давайте заставим его подождать ещё немного».

«Он знает, что ты здесь».

«Скажи ему, что я занят. Не хочу, чтобы он думал, что может зайти в любое время».

«Он забронировал столик на потом. К нему присоединится подруга».

«Найман с женщиной! Это может быть только его подружка, Соня Фелл. Убедитесь, что они заказали «Мусар» 89-го года. Это должно удержать его от повторного визита».

Появление в его жизни Петера Наймана, ныне занимающего неопределённый статус в SIS, но всегда способного натворить дел, никогда не было хорошей новостью. После того, как Наймана застрелили, а точнее, подбили на улице в Таллине, он и его коллеги пытались переложить вину на Самсона и добиться его ареста эстонскими властями. В последний раз Самсон видел его, когда тот прятался на улице у клуба, когда два года назад был пойман Адам Крейн, он же Алексис Чумак.

Он взглянул на уведомления о сообщениях, накопившиеся на его телефоне.

«Дай мне четверть часа, Иван. Спасибо».

Пришли два сообщения от Мэйси Харп и одно от помощницы Мэйси, Имоджен, в которых говорилось, что телефонная конференция с Денисом и Мэйси состоится в девять вечера того же дня, а также несколько сообщений в зашифрованном приложении от инспектора-детектива Хейса, друга Сэмсона по полиции и его случайного любовника. «Позвони мне!» — гласили все сообщения.

Он набрал номер Хейс. Она была занята и сказала, что перезвонит, что и произошло меньше чем через минуту.

«Сэмсон, ты был сегодня днем на севере Лондона?»

'Почему?'

«Я так и знал, что это ты».

«Что ты говоришь?»

«Ты борешься с сумасшедшей в юбке и с чертовым огромным ножом».

Она сделала паузу, ожидая ответа, которого не последовало. «Посмотрите на свою электронную почту — там есть письмо с моего личного адреса».

Он открыл ноутбук, нашёл письмо и нажал на вложение, снятое на камеру телефона. Кто-то снаружи кафе заснял часть драки и, очевидно, переместился, чтобы лучше заснять инцидент, хотя кадры были прерывистыми, и Сэмсона было невозможно узнать. Криков было гораздо больше, чем он помнил, а нападавший выглядел крупнее.

Побег мужчины тоже был заснят на видео. Номер «Сузуки» был отчётливо виден.

«Ты это смотришь?»

'Да.'

«Я понял, что это ты, потому что я подарил тебе куртку».

«Ага».

«Ну, по крайней мере, ты его надел. Я думал, тебе не нравится». Он не надел, но надел его в GreenState, потому что это было совсем не похоже ни на что, что он выбрал бы для себя. «Ты — анонимный герой социальных сетей, человек, который спас обеденную толпу от безумца с ножом. Столичная полиция хочет взять у тебя интервью — это серьёзный инцидент, Сэмсон».

«Ты сказал, что это был я?»

«Нет, потому что я знаю, что ты замышляешь что-то нехорошее. Что ты делал?»

«Жду кого-то».

'Верно!'

«Зачем я им нужен? У них есть регистрация мотоцикла».

«И они знают, кто он».

'Кто он?'

«Ты не так-то легко получишь эту информацию, Сэмсон. Я хочу знать, что ты делал на Развязке, прежде чем рассказать тебе больше. К этому месту большой интерес, и, думаю, именно поэтому они…

Хочу взять у тебя интервью. Увидимся позже у тебя дома.

«У меня есть кое-что на...»

«То есть, позже. Я останусь на ночь, чтобы у тебя было время рассказать мне, что, чёрт возьми, ты задумал. Тебя это устраивает?»

«Да, пожалуй». Это было характерно для их отношений. Это была вовсе не любовь, а дружеское соглашение, которое устраивало обоих и служило лучшим отвлечением от непрекращающейся, но теперь уже утихшей боли по Анастасии Христакос, вернувшейся в Америку к браку с Денисом Хисами после пережитого похищения и насильственного освобождения. На мосту в Нарве они были ранены одной и той же пулей, и после этого провели вместе две мучительные, но блаженные недели восстановления сил. Джо Хейз была умной и простой собеседницей. Он восхищался ею и любил её, но о любви не могло быть и речи. С кем-то другим она никогда не сможет быть такой.

«И Самсон», — сказала она с ноткой предостережения.

'Да?'

«Этот человек — не просто сумасшедший. Он очень плохой парень. Нехороший».

Береги себя. Увидимся около одиннадцати тридцати.

Он спустился и приказал Ивану прислать Питера Наймана.

Найман уже дважды приходил к нему в кабинет, и каждый раз его появление предвещало перемены в жизни Самсона. Именно Найман нанял его, чтобы тот нашёл молодого сирийского беженца по имени Наджи Тоума, мигрировавшего через Балканы, а затем, три года спустя, он случайно стал свидетелем похищения Анастасии российскими бандитами. Одно можно сказать о Питере Наймане: несмотря на непонимание того, что смотрело ему прямо в лицо, он никогда не терял неподдельной уверенности в себе.

Сэмсон не встал, когда вошел, а указал на стул, который раньше занимал Найман, и опустился на него со свойственным ему пренебрежением, отчего весь стул застонал, а подушка захрипела.

«Новый костюм?»

«На самом деле, да», — ответил Найман. «Я купил его на распродаже и только сейчас он мне понравился».

«Я прекрасно понимаю, что на это потребовалось время», — сказал Сэмсон с серьезным лицом.

«Что ж, думаю, всё работает отлично», — сказал Найман. Его взгляд опустился. «Неужели у вас нет чего-нибудь выпить? Думаю, нам обоим это понадобится».

«Чего ты хочешь?» Сэмсон повернулся на стуле и подошел к

Небольшой инкрустированный шкафчик для напитков, который его отец купил в Стамбуле двадцать лет назад. «Скотч? Джин? Коньяк? Миксеры можно заказать снизу».

«Бренди – я выпью его отдельно».

Сэмсон протянул ему напиток.

«Тебе тоже понадобится, Самсон».

«Для меня еще слишком рано».

Найман наполнил рот и подержал там, слегка надул щеки, прежде чем проглотить. «Роберт Харланд был убит сегодня утром. Его застрелил киллер в Эстонии. Он был один с женой в каком-то загородном доме, судя по всему, в хижине, и стрелок убил его, когда тот был на улице и рисовал». Он остановился и сделал ещё один глоток. «Хороший художник, Бобби».

Сэмсон ответил не сразу. Он был искренне потрясён. «Есть идеи, почему его убили?»

«Есть теории».

«Мэйси Харп знает? Они дружили больше сорока лет».

«Да, он должен это сделать. Как вы сказали, они много лет вместе служили у нас. В каком-то смысле это было классическое поколение – конец холодной войны, начало современной эпохи шпионажа. Все очень расстроены… очень обеспокоены. Бобби был героем для всех нас, как вы знаете. Для разведчиков Бобби был эталоном. Лучшим».

«Золотой стандарт? Я не помню, чтобы ты очень лестно отзывался о нём в Таллине», — сказал Самсон.

«Оперативная напряженность — часть жизни, которую мы выбрали».

«Каковы теории?»

Найман поставил стакан, достал платок, промокнул нос, а затем энергично протер очки. «Предположительно, это лишь один из нападений, запланированных против всех выживших на мосту».

«Что вы имеете в виду?»

«Люди, которые имели хоть какое-то отношение к освобождению вашей подруги Анастасии и смерти Адама Крейна – их главный человек, Алексис Чумак, то есть, это Харланд, вы сами, Денис Хисами и ваш молодой сирийский друг Тоума; фактически, все, кто был на мосту в Нарве или рядом с ним. Боюсь, среди них может быть и ваша подруга Анастасия Хисами».

Эстония стала катастрофой для Нюмана – он ошибался во всем.

В свою очередь, он поплатился за это своим положением в SIS, хотя каким-то образом ему удалось удержаться на неопределённой, но не столь важной роли. На фоне Харланда Найман был лишен воображения и посредственен, что усилило подозрения Сэмсона, что Найман чувствовал некое извращённое оправдание, сообщая о смерти Харланда. «Каковы ваши доказательства, Питер?»

«Тусовка. Мы знали, что они были крайне расстроены произошедшим, особенно деньгами и публикацией имён всех крайне правых активистов».

«Они не были активистами — они были сторонниками превосходства белой расы и антисемитами, и все они были потенциальными террористами, Питер. Давайте не будем приукрашивать то, за что они боролись».

«Они были будущими убийцами, совершающими геноцид».

«Возможно, но это не мешает им быть крайне раздраженными и, ну, они хотят преподать нам урок, и первой частью этого урока было убийство одного из самых талантливых шпионов за последние полвека. Они посылают нам сигнал. Смерть Роберта Харланда — доказательство того, что они могут делать такие вещи безнаказанно». Он взял стакан и посмотрел на Сэмсона. «У тебя ведь не было подобных неприятностей, Сэмсон?»

Он покачал головой. «Управление рестораном не связано с большим риском».

«Но вы же любите риск. Не секрет, что у вас были неудачи за игорным столом, и в результате вам приходится браться за чёрную работу, чтобы расплатиться с долгами. Вы же знаете, как люди любят сплетничать об этом».

Сэмсон улыбнулся. Был случай, и он крупно проиграл…

ровно 74 500 фунтов стерлингов. Но это было год назад, когда боль по Анастасии была гораздо сильнее, а боль утраты – парадоксальное ощущение –

Он не мог сказать, проиграл ли он намеренно, или подсознание подтолкнуло его к поражению в игре в нарды с высоким ставками, которая обернулась катастрофой и для его отца, но он понимал, что перспектива продать ресторан и потерять ещё много чего вывела его из этого состояния. «Тебе не нужно беспокоиться обо мне, Питер, хотя я знаю, что ты всегда заботился обо мне. А теперь, если ты не против, я позвоню Мэйси. Ему будет очень тяжело».

Найман, похоже, не понял намёка, поэтому Сэмсон встал. «Ой, я забыл, как грубо с моей стороны». Он снова сел и наклонился вперёд. «Ты никогда не приходишь сюда, если чего-то не хочешь. Что именно?»

«Харланд знал, что он в опасности, и, по сути, скрывался на этом

Уединённый участок земли, где они выследили его и лишили жизни. Мы хотим знать, почему. Ему угрожали? Была ли у него разведывательная информация? Есть доказательства того, что он над чем-то работал. Ты был близок с ним, Самсон, – во многом вы были очень похожи – и нашим людям пришло в голову, что ты знал об опасности, с которой он столкнулся, и, возможно, подозревал об угрозе себе и другим выжившим на мосту. Мы хотим поймать этих людей. Мы не можем позволить им думать, что Британия настолько слаба, что может продолжать убивать наших граждан по своему усмотрению. Мы должны предать их суду.

«Похоже, вам это пока не очень удалось, да и вообще, Харланд был гражданином Эстонии. Он отказался от британского гражданства. Ему не нравилась эта страна, он считал её нелепой и позерской».

Найман огляделся и отпил бренди. Его взгляд остановился на фотографиях новобрачных отца и матери Самсона и на том месте, где он вынул маленькую фотографию в рамке, где он был с Анастасией в Венеции, ту, которую он переслал с телефона, найденного им возле заброшенной дороги в Италии, где её похитили. «Понимаю», — сказал Самсон, уклоняясь от вопроса Наймана о паузе или от его обычных наблюдений о жизни родителей в Бейруте полвека назад. «Ты хочешь использовать меня как наживку».

«Я бы не стал заходить так далеко, но вы тот, за кем они, скорее всего, придут следующим, и мы хотели бы следить за вами и предотвратить эту атаку».

Сэмсон встал и пошёл к двери. «Питер, можешь сказать своим людям , чтобы держались от меня подальше. Я, чёрт возьми, не играю. А теперь, пожалуйста, уходите».

Найман с сожалением поднялся, опрокинул бренди и подошёл к нему. «Тем не менее, мы будем за вами присматривать». Он поискал руку Самсона, но, не найдя её, легонько похлопал его по груди. «Это ничего страшного, правда? Я буду внизу, в ресторане, если захочешь поговорить дальше».

Теперь, когда Наймана не стало, он хотел бы выпить скотча. Он налил себе напиток и откинулся на спинку стула. Убийство Роберта Харланда потрясло его не потому, что на него самого было совершено покушение, что придавало вес теории Наймана, а потому, что Харланд ему нравился, и за две их встречи после Нарвы, одну летом в Эстонии, а другую в Берлине, когда немецкое правительство отмечало тридцатую годовщину падения Берлинской стены – неудачную, по мнению Харланда, – он понял, что жизнь старого шпиона…

В сумме это было нечто героическое и стойкое, что было редкостью в их деле. Он не цеплялся за работу, пока не исполнится его личная миссия или не будет полезно. Ему не нужна была ни СИС, ни его страна. Он обрёл другую жизнь в другой стране, а также глубокую любовь к Ульрике. Он стал художником, вернул себе свободу, жил по своим собственным правилам. Он не был тем, кто много рассказывал о своей внутренней жизни, но во время поездки в Берлин Самсон заметил, как часто он употреблял слово «свобода». Именно за это боролся Харланд – за свою и чужую свободу.

Он поднёс стакан к настольной лампе и посмотрел на свечение жидкости. Громко, на всю комнату, он произнёс: «Тебе, Бобби. Мне очень жаль».

Затем он пододвинул к себе ноутбук и нашёл прямую трансляцию из Комитета Конгресса по иностранным делам в Вашингтоне, округ Колумбия. Шёл второй день слушаний по отношениям Америки с курдами на севере Сирии и, в частности, по обвинениям в том, что курдский миллиардер и муж Анастасии, Денис Хисами, помогал финансировать военные действия против американских войск и их турецких союзников. Хисами был застигнут врасплох внезапным изменением политики США в отношении курдов. Они больше не были союзниками Америки в регионе, и пожертвования Хисами стали предметом возмущения в Белом доме и истеричных атак на веб-сайтах.

Хисами утверждал, что деньги были пожертвованы до того, как администрация отказалась от поддержки курдов, и в любом случае использовались в гуманитарных целях, например, для спасения и реабилитации женщин, попавших в рабство ИГИЛ. Сэмсон наблюдал за этим полчаса накануне и мельком увидел Анастасию, сидящую за спиной Хисами вместе с помощником Хисами, Джимом Талливером, во время перекрёстного допроса агрессивно настроенным конгрессменом с Юга. Она была прекрасна и собрана, как всегда, но напряжение последних лет давало о себе знать, и он подумал, что она слишком похудела, и, возможно, в её глазах померк юмор.

Они не виделись два года. После её возвращения в Штаты они часто общались и переписывались по электронной почте, но затем она, казалось, внезапно потеряла самообладание, что неудивительно, учитывая, что ей пришлось пережить от рук своего мучителя, человека, которого она знала как Кирилла, но который на самом деле был садистом и жестоким русским извергом по имени Никита Буков. Однажды ночью она позвонила Самсону, расстроенная и совершенно не похожая на себя, и сказала, что им лучше какое-то время не разговаривать: ей нужно было привести мысли в порядок; она не могла ни спать, ни сосредоточиться на работе. Она сказала ему, что была травмирована событиями…

Македония, когда её, Самсона и Наджи Тоуму чуть не убили, но это было гораздо хуже. Бывали моменты, когда она совершенно не имела связи с реальным миром, например, когда её держали в контейнере на корабле, а потом в металлическом ящике. Это заточение и этот ужас всегда были с ней. Она не могла избавиться от них.

Этот разговор был невероятно болезненным для Самсона. Они любили друг друга, но он ничего не мог поделать, а у неё не хватало сил выдержать столь частые контакты, находясь в пяти тысячах миль друг от друга. Её муж, теперь избавившийся от преследований со стороны американских властей, обеспечил ей необходимую профессиональную помощь – новое лечение, как она намекнула – и заботился о ней со всей любовью на свете. Она сказала, что это займёт всего несколько недель, но с тех пор они не разговаривали. Единственные новости о ней, которые он получил, были по её возвращении на Лесбос, греческий остров, где они познакомились и где Фонд Айсель Хисами под её руководством пытался справиться с масштабными проблемами психического здоровья людей, проживших в лагере более пяти лет. Он подумывал прилететь к ней, но она не сказала ему, что будет там – он просто увидел её слова в репортаже на новостном сайте CNN.

Его взгляд упал на пробел между фотографиями на стене. Он убрал фотографию с ними в тот вечер, когда мучительно собирался на Лесбос.

В конце концов он сказал себе, что если Анастасия достаточно здорова, чтобы вернуться к работе, но не связалась с ним и не сообщила, что находится в Европе, у них нет будущего, и он уж точно не собирался ставить их обоих в неловкое положение, появившись без предупреждения. Он снял фотографию, убрал её в ящик, и с этого момента боль начала отступать.

Что-то в нём шевельнулось, когда он увидел её накануне на заседании, но теперь он просто хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Он нашёл трансляцию Конгресса на C-Span. Однако, хотя в Вашингтоне было уже больше двух часов ночи, никаких признаков начала заседания не было.

Сотрудники сновали по залу комитета, словно не ожидая скорого возобновления слушаний. Хисами и Анастасии нигде не было видно, и никто не комментировал происходящее.

Он выключил звук, достал телефон и написал сообщение Джиму Талливеру: «Роберт Харланд мёртв. Возможно, представляет угрозу для других участников дела Нарвы. Срочно позвони мне – Сэмсон».

Затем он допил напиток и позвонил лучшей подруге Харланда, Мэйси Харп. Это будет непросто.

OceanofPDF.com