Темные Знамения

Глава 8. Будни

Следующую ночь Альдред проводил в лазарете на территории крепости. Целитель, приглашённый из Круга, сделал всё возможное, чтоб устранить косметические последствия боя. Когда Флэю дали посмотреться в зеркало, выглядел он, как обычно или даже лучше прежнего.

Одна беда: боль никуда не ушла. Фантом его по-прежнему изнывал, страдая. Требовалось время, прежде чем он восстановится. И Альдред был готов ждать: заодно и подготовит себя морально к совершенно иной жизни.

Душевный досуг длился недолго. В лазарете лежал не только он, но и персекуторы, ставшие недееспособными. С рейдов они возвращались калеками. В течение пары недель их выпишут, выдадут пенсионную ассигнацию и отправят по домам. А фантомные боли на месте некогда здоровых конечностей останутся на всю жизнь.

Инвалиды закрывались в себе. Стонали, скулили, что-то бубнили себе под нос, нагоняя на Альдреда жуть. Здравомыслию негде разгуляться с такими соседями по палате. Поэтому Флэй просто коротал отведённый срок. Всё бы ничего, если бы на пустующую койку справа не определили Зальца.

Рутгером занимались дольше, чем новичком. Вероятно, Альдред знатно огрел его по затылку: как минимум, сотрясение, а как максимум, черепно-мозговая травма. Санитары, присланные в Круг из городского госпиталя, втащили его на носилках в палату, помогли лечь на койку, после чего удалились.

Белобрысый молча переносил свои невзгоды. Альдред бросил на него беглый взгляд и, вопреки боли в лице и шее, отвернулся. Но Зальц оказался словоохотлив. Простонав что-то на лурском, он позвал его несколько раз:

— Альдред. Альдред? Альдред… Альдред!

На четвёртый раз терпение Флэя лопнуло. Мерзавец добился своего. Новичок угрюмо прошептал ему:

— Замолчи! Не надо со мной разговаривать.

Тот всё не унимался. Приложив немалое усилие, он перевернулся на бок лицом к новобранцу. Альдред взглянул на него. Выглядел неважно. Несмотря на дорогостоящее заклинание, из сержанта будто бы вытянули половину жизненных сил. Рутгер попросил:

— Выслушай меня. Я не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки.

Его мысль звучала здраво. Флэй поджал губы в отвращении. Он понимал: если не дать Зальцу высказаться, ночь в лазарете превратится в кошмар. Застрельщик от него не отстанет, поэтому лучше дать ему слово. А после — попросту абстрагироваться.

— Говори, — бросил ему новобранец.

— Я хотел спровоцировать тебя на эмоции. Только и всего. Потому что знаю, что для тебя дорого. Ты не первый, и не ты последний. Ничего личного, — рассуждал Рутгер. Иногда его страдальческий голос обращался хрипом. — Против сестры Кайи я ничего не имею. Можешь мне не верить, но это так.

Флэй понятия не имел, как относиться к услышанному. По совету ментора он доказал себе, что способен защитить её доброе имя и не зарывает голову в песок, игнорируя неуважение. Тем и довольствовался. Альдред не ответил Зальцу. Тот продолжал:

— Давеча отдел персекуторов сильно разросся. Берут, кого попало. Но не каждому дано закрепиться: нужен особый склад ума, не всякая сила полезна. Чудовищ и чародеев развелось, как собак нерезаных. Слышал, я думаю. Последняя ночь Грязных Слёз ясно показала, что такой подход в корне неверен…

— Угу… Я слышал твою историю с новобранцами, — пояснил Флэй, надеясь тем самым значительно сократить их беседу.

— Кто растрепал? — буркнул недовольно Зальц.

— Озорио. Есть разница? — враждебно проворчал Альдред.

Застрельщик прикрыл лицо ладонью на миг, вздохнул и пробормотал:

— Он редкостное трепло. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Всё равно это никакая не тайна, мать её…

— Не трогай его, — настоятельно потребовал новобранец.

— Да я и не собираюсь, — отозвался лур. — Пацан тут не причём. Ты б узнал и так. Рано или поздно.

— Так что ты хотел сказать? — раздражённо переспросил Альдред.

— Что всё мною сказанное — просто часть одного большого спектакля. Нужно было узнать, пригоден ты к службе или нет, — вяло отозвался Рутгер, опускаясь полностью на спину. — Лучше не жалеть ни себя, ни тебя. Узнать наверняка. Схлопотать по морде, но потом быть уверенным, что на новичка можно положиться…

— И как, узнал?

— А то. Теперь моя душа спокойна. Ты — желанное пополнение в «Гидре». И это не только моё мнение. Твои сослуживцы приятно удивлены. Даже те, кого ты ещё в глаза не видел. Добро пожаловать, в общем…

Зальц сомкнул веки от боли. По ним пробежала дрожь.

Альдред решил высказаться откровенно:

— Послушай, мне нет никакого дела до тебя и твоих самобичеваний насчёт той спецоперации. Гибнут салаги — и гибнут. Все когда-нибудь умрём.

— Да всем плевать. Это ясно-понятно. Если не повезёт, то однажды всё сам испытаешь, на своей шкуре, — вклинился в его речь Рутгер.

— И не надо думать, будто тебе удалось как-то задеть моё самолюбие, или чего ты там добивался, — продолжал Альдред сурово. — Я всю свою вонючую жизнь был на заднем плане. Всегда были курсанты лучше, чем я. Зато меня всё время поливали грязью. Вечно я какой-то не такой. Ни в учебке, ни на службе вышестоящие не признавали меня. И больше признание мне не нужно. Я этого не жду. Просто делаю, что должен. Мой выбор здесь в отсутствии выбора. И точка.

Зальц усмехнулся и отметил:

— Стало быть, молодой, ты понял нашу жизнь лучше, чем многие другие. Смело и верно. Если сам к этому пришёл, то ты действительно человек с большой буквы. А если тебе в голову вбили эту дельную мысль, не сильно хуже. Значит, всё впереди.

— Уж поверь, мне плевать, что ты тогда сказал. Я бы и ухом не повёл, если бы ты не тявкал на сестру Кайю. В первую очередь я защищал её честь. Она лучше меня, тебя и многих других в этом Круге! — жёстко ответил Альдред.

— Она — легенда этого отдела. Её имя всегда будет в почётном списке из архивов. Сестру Кайю уважают все. Я — в том числе. Но пойми, для тебя она нечто большее. Что-то вроде расписной иконы. Не человек, а идол. Кумир, другими словами. Помнишь заповедь противоположностей? «Не сотвори себе кумира…», кроме Света и Тьмы, разумеется. Вроде так. Подобные заблуждения… не приветствуются.

— Да что ты знаешь о моей наставнице?! — проворчал Флэй. Чем больше они вели разговор с Рутгером, тем больше тот ему надоедал.

— Больше, чем ты в состоянии себе представить, — убеждал белобрысый. — Я поступил на службу сюда почти одновременно с ней. Знаю, кем она была, кем стала. Её достижения. Её грехи в миру. Ты вообще спрашивал её о чём-то таком? Ах, да. В ней силён персекуторский принцип не распространяться о прошлом. Хотя она тоже не сразу впитала его в себя.

Альдред не ответил, молчаливо соглашаясь с сослуживцем. Сестра Кайя была для него святой или около того, а про её годы до Инквизиции воспитанник знал мало. Да и не хотел. Он будто подсознательно берёг тот образ святости, который построил вокруг неё. В упор не допускал и мысли о возможных недостатках. Уверовал в неё, ставя также высоко, как язычники — своих омерзительных и жестоких богов.

— Неважно, кем она была раньше, — пробормотал Флэй.

— Что и требовалось доказать, — парировал Зальц. — А ведь это интересно. Ну да ладно. Я лишь хочу сказать одно: ты — единственная причина, по которой она перевелась в кураторы. Почему тебя не отдала к нам сразу.

— То есть? — не понял Флэй.

Альдреду ментор всегда говорила, что попросту устала от круговорота нескончаемого насилия в своей жизни. Инквизиция основана на репрессиях и кровопролитии. Просто на кураторов приходится наименьшая их доля.

— Всего не знаю, но скажу вот, что: инквизиторам не положено тащить кого ни попадя в корпус. Для этого существует отдельная категория лиц — собственно, вербовщики со стороны. Наши мирские агенты. Взять тебя — личная инициатива сестры Кайи, которую она отстаивала всеми правдами и неправдами. Я не спрашивал, при каких обстоятельствах вы встретились, но… что-то она увидела в твоих глазах. Я уверен.

Альдред гонял во рту воздух. Стал спокойнее. Он позабыл, что перед ним человек, с которым никогда не сдружится. Просто слушал, потому как находил иную точку зрения на его отношения с ментором занимательной.

Ему приходилось прикладывать поистине титаническое усилие, лишь бы не вернуться мыслями в тот роковой день, когда сестра Кайя вырвала его из лап судьбы.

— Сомневаюсь, что ты был силён достаточно при вашем знакомстве. Может, просто вполне умён. Ей было видно, ты нуждаешься в защите. Иначе это пропащее дело. Она хотела именно что взрастить тебя. Раскрыть потенциал, называй, как хочешь. В ключе, который находила правильным. Так началась ваша новая жизнь в отделе кураторов. И постепенно ты шёл к этому дню под её чётким надзором…

— Ей было не дано увидеть мой перевод в персекуторы, — проронил Флэй.

— Разве это важно? Сестре Кайе было не это нужно, я считаю. Возможно, она увидела в тебе потенциального сына. Многие женщины рано или поздно тяготеют к материнству. Но не всем дано родить. Инквизиторам — и подавно. А ты подходил на эту роль для неё. Плоть от своей плоти, грубо говоря. Её преемник. Новая легенда корпуса.

— Ты несёшь бред, — заявил Альдред. Зальц понятия не имел, какие порочные узы связывали его с сестрой Кайей.

— Относись к моим словам, как хочешь. Но подумай хорошенько. Окольными путями она подвела тебя к нише, в которой ты бы внёс самый огромный вклад в Равновесие. Потому как ты на это способен духом своим. Как и она. Я убедился в этом на личном примере. И вот ты здесь. Один из персекуторов. Избрал стезю, к которой тебя готовили. Противоположности дали добро. Значит, сестра Кайя не прогадала.

— На минуточку… Ты сейчас выставляешь всю мою жизнь чьим-то экспериментом?! — заметил Флэй. — Я что, похож на подопытного кролика?

— Учти, ничего такого я не говорил, — холодно отозвался Рутгер. — Просто хочу донести до тебя, что на жизнь смотреть под одним углом не стоит. Есть обратная сторона чаяний сестры Кайи в отношении тебя. И если Свет и Тьма смилуются, ты всё равно узнаешь. Кроме того, на твоём месте я бы не стал идеализировать ментора. Она — такой же человек, как и все. Со своими изъянами. Бзиками. Больными желаниями.

Казалось, он знает больше о Альдреде и сестре Кайе, чем говорит.

— Хватит об этом, — потребовал новобранец.

— Сейчас у тебя другая жизнь. Одинокая. У сестры Кайи теперь тоже совсем иные заботы. Подумай о том, чтобы ты чувствовал себя в новой шкуре, как рыба в воде, — напоследок наставил его Зальц.

— Ты всё сказал, я надеюсь? — угрюмо спросил его Альдред.

— В общем-то, да, — отстал от него Рутгер. Через боль он постарался укутаться в одеяло, готовясь ко сну.

— Я сообщу тебе, если мне вдруг понадобится совет или компания морального калеки вроде тебя, — съязвил Флэй. — А до тех пор не подходи ко мне на пушечный выстрел. Мы не друзья. Понятно?

На слова Альдреда Рутгер ответил вымученным смехом.

— Больно надо, молодой. Важно, чтоб мы просто сработались. А теперь… спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — твёрдо желал новобранец. Добрых слов в ответ ему ни для кого никогда не было жалко.

Вскоре Зальц захрапел. У Альдреда же сна не было ни в одном глазу ещё долго. Его разум переваривал разговор с Рутгером. Он не мог поверить в то, что в первую очередь сестра Кайя видела в воспитаннике сына. Она взращивала его, как инквизитора, — и это правда. Все слова застрельщика разбивались об неудобный факт: они были любовниками.

Допустить крамольную мысль, что одно другому не мешает, а Зальц всё-таки выразил верные измышления, Альдред оказался не в состоянии. Ведь тогда наставница — редкостная грешница, с чрезмерно больной головой, совершенно себе на уме. Не такая женщина служила Флэю ангелом-хранителем.

Кое-что дельное Зальц всё-таки сказал: новобранцу не следует строить кумира из сестры Кайи. Поэтому Альдред решил просто сохранить её благочестивый образ в сердце, о котором бы он думал в трудную минуту. А между тем Флэй должен был поразмыслить о том, как освоиться в новом для себя, персекуторском амплуа.

Перебрав целый ворох не самых приятных мыслей, Альдред провалился в сон. И как на зло, в очередной раз его поглотил кошмар того дня, когда они с ментором встретились впервые. Всё вокруг для него ощущалось, как реальность. Те же мысли, те же страхи, та же боль, что и давным-давно.

Церковь не может сказать наверняка, почему гармонистам снится прошлое. Ибо пути противоположностей неисповедимы. Это не значит, что клир не пытался разгадать негласные законы Равновесия. Один понтифик некогда высказал следующее мнение…

Грешники видят свои преступления в кошмарах, ибо должны помнить, за что рискуют раствориться в Серости. Рано или поздно это сподвигнет их искупить свою вину за насильственный передел хода вещей, усиление Хаоса в извечной борьбе с Порядком.

Праведники переживают лучшие моменты жизни, чтобы набраться сил и никогда не забывать: рождение в Равновесном Мире — ценнейший дар, который можно получить, а всё лучшее — ещё только впереди. Так что смысл впадать в грех уныния невелик.

Ежели человек заново обнаруживает себя в эпизодах, пропитанных его чувством вины, Свет и Тьма склоняют его отказаться от столь тяжкого и по сути своей бесполезного груза. Иначе такую порочную цепь не разорвать. Ведь прошлое не изменить.

Раз за разом несчастному будет сниться одно и то же. До тех пор, пока он не очнется от угрызений совести. Может, и так. Но Альдред не был настолько силён, чтоб признать простую истину: ничего он тогда не мог поделать, ибо судьба не дала ему ни единого шанса что-либо поправить.

Он страдал, поскольку был слаб. И никто не мог придать ему сил в этом мире, чтоб оставить боль позади. Даже сестре Кайе это оказалось не по зубам.

Этой ночью кошмар Альдреду было не суждено досмотреть до логического финала. В лицо брызнула кровь. Ноздрей коснулась мускусная вонь порождения зла. Чужой пронзительный крик вырвал его из пучин сновидений. Он резко поднялся с постели в холодном поту. Тяжело дышал. Боль после поединка тут же облепила его.

Переведя дух, Флэй вспомнил, кто он, где находится, и что те события давно прошли. Утешив себя, Альдред снова лёг. За окном уже светало. Забвение помогло бы ему излечиться быстрее. Но возвращаться назад не хотел. Не сегодня. Поэтому до подъёма, измученный голодом и жаждой, провалялся до самого отбоя.

Утром его навестил светский врач, приглашённый из местной Коллегии.

Достав из саквояжа медицинские карты Флэя и Зальца, он сначала принялся опрашивать Альдреда:

— На что жалуетесь?

— В общем-то, ни на что. Уже чувствую себя, как огурчик, доктор. — Новобранец улыбался, пытаясь выглядеть убедительно. — Готов обратно встать в строй!

— Так и запишем, — задумчиво пробубнил врач, оформляя заключение. Повезло: он не сильно пёкся о мучениях пациента. — Я велю санитарам вам помочь. Можете собираться потихоньку.

Альдред обрадовался. Делить жизненное пространство с Рутгером ему не хотелось ни часом больше. Закончив с Флэем, врач обратился к Зальцу. Тот был честен и описал все свои страдания в красках. Новичок не слушал его.

Фантомные боли до сих пор шли за ним по пятам, но ему казалось, это не повод отказывать себе в службе на новом месте.

Лазарет Альдред покинул незадолго до завтрака. Рацион у персекуторов особый, построенный на изобилии пищи животного происхождения.

Когда как в Круге утром кормили ячменной, рисовой или шумайской кашей, здесь подавали на человека глазунью из трёх яиц на топлёном сале, немного квашеной капусты и непонятных трав, а также добротный кусок жирной свинины размером со среднюю ладонь. Чрезмерно плотный завтрак — у Альдреда аж загорелись щёки. Но чувствовал он себя сытее некогда. Лишь немногим позже он понял, зачем подавали такую пищу.

Джакомо делла Колонна заметил новобранца, едва тот, получив порцию, стал искать своих. Капитан махнул ему и сказал:

— Садись рядом.

Флэй так и сделал. Они поздоровались и принялись есть:

— Чего пришёл так рано? — осведомился командир, проглотив ломоть мяса. — Ещё же мог полежать в лазарете. Не к спеху…

— Я не для того дрался вчера, чтоб отлёживаться, — пошутил новобранец.

— Силы воли тебе не занимать, — отметил Колонна и добрался до эспрессо, горького и крепкого. Он хлебнул и охнул. Как и любой коренной житель Полуострова, утренний кофе Джакомо обожал всей душой.

Альдред последовал его примеру и попробовал свой, добротно сваренный.

Культурные особенности Церковь учитывала, где бы ни основывала корпуса. Поэтому здесь они не скупились на дорогостоящие заморские напитки.

Вышестоящие старались грамотно внедрять их в ежедневное употребление, чтобы это не сказалось на работоспособности инквизиторов дурным образом. Всё хорошо в меру, только бы не шло наперекор давно устоявшимся блюдам в рационе каждого отдела.

Заметив, что Флэю с непривычки стало не по себе от завтрака, Джакомо мягко похлопал его по спине и велел:

— Ешь. Ешь. Набирайся сил. Сегодня у нас будет насыщенный день.

— Хорошо-хорошо, — не стал спорить Альдред и всё-таки затолкал в себя остатки пищи. Рядом сидели другие персекуторы из «Гидры». Новичок познакомился с ними, но пока решил не сближаться: оставил это на свободные часы вечером.

Едва время завтрака подошло к концу, капитан велел подчинённым строиться. Альдред еле выполз из-за стола. Когда персекуторы сгруппировались в ряд, Колонна повёл их за собой. Другие отряды принялись упражняться, облепив снаряды во внутреннем дворе. А они спустились по узкой лесенке на песчаную косу. Новичок чудом не свалился на скалы.

Их ждал целый час пробежки.

Для Альдреда это стало настоящим испытанием. Никакая атлетика несколько раз в неделю и близко не стояла. Есть — и сразу пускаться в бег он не привык. Пытался изо всех сил не отставать от Озорио, к которому прибился, но тот бежал слишком быстро. Что хуже, до них то и дело добирались морские волны, обрызгивая с ног до головы.

— Проклятье! — кричал Флэй.

Колонна его нагнал и, бегая на месте, сказал:

— Выше нос! Это ещё цветочки. Скоро еда утрамбуется, не переживай.

— Охотно верю, — проворчал новобранец и побежал рядом с ним. В животе засвербело, и казалось, будто внутрь желудка запихнули камень.

Едва персекуторы размяли мышцы на песке, Джакомо натравил их на перекладины. И ведь не соврал: Флэю казалось, капитан его смерти хочет. Однако вскоре понял, что он просто не привык, ведь остальные безропотно выполняли всевозможные упражнения.

Издеваться над Альдредом Колонна не собирался. Сколько раз подтянулся разными хватами, столько подтянулся — ещё всё впереди. Тем более, что Флэй в целом показывал результаты на удовлетворительном уровне.

— Так держать! Выше! Быстрее! Сильнее! — подзуживал его командир в перерывах между хитрыми трюками, которые исполнял сам.

Уже физически развитый, Джакомо тренировался по-своему. Со стороны все его упражнения казались цирковой околесицей: всякие акробатические и атлетические премудрости. Похоже, всё то, через что проходили подчинённые, в его случае являлось не более чем детским лепетом.

Альдред потерял счёт времени. Он не мог ответить, сколько раз и как отжался, как много приседал или проходил по внутреннему двору гуськом. Не знал число подходов, когда забирался на высоту, прыгал через препятствия, ходил по ним, ползал под рыболовной сетью и перебрасывал себя через козла. Сколько перетаскал вёдер с водой.

После подъёма тяжелющих гирь Альдред стал, как квашня. Конечности нехотя слушались его, в ушах стучала кровь, а пот всё тёк и тёк. Лёгкая одежда для физических упражнений, в которую он переоделся после ухода из лазарета, промокла до нитки.

Вонял он до жути. Что странно, только один раз отошёл отлить.

Благо, солнце подсушивало вещи, а время от времени давали напиться из ведра.

Одно Альдреда радовало: ещё никогда он не чувствовал себя таким живым.

— Молодцом! — подбадривал его Колонна. — Для первого дня ты делаешь большие успехи, ликвидатор.

Флэй не мог говорить и лишь отрывисто кивал, задыхаясь.

Аромат пищи с полевой кухни манил, несмотря на бесхитростность готовящихся блюд. Альдред выдохнул с облегчением, когда пробил колокол, зазывая персекуторов на обед. Его он ждал даже больше, чем следующего дня рождения.

Только за столом новобранец понял, насколько голоден. Ему налили наваристый суп с зеленью, кусками жирной красной рыбы и маринованным яйцом, выдали миску всевозможных трав и увесистый кусок варёной говядины. Пришлось еще возвращаться за отваром из сухофруктов на меду и горсточкой орехов пекана.

Джакомо делла Колонна смеялся, наблюдая, с каким остервенением Альдред уплетал обед. И хотя блюда не отличались изысканностью, новичок трескал их за обе щеки, не видя перед собой ничего больше.

— Кажется, тебе бы ещё не помешала добавка! — шутил Озорио. Он, как и многие другие персекуторы, немного не доедал.

Инквизиторы смотрели на Альдреда с пониманием. Они также не сразу вовлеклись в образ жизни этой крепости. И каждый видел в новобранце себя.

— Угу, — мычал Флэй и продолжал набивать нутро.

«Слава противоположностям. Наконец-то нормальная еда!»

Кураторов потчуют иначе. Обед — как правило, обилие хлеба, колбас и сыров. Не так плохо, когда в стакане плещется красное полусладкое, пусть и сильно разбавленное.

Хорошо, если пару вертелов с поросятами иной раз выделят или ризотто сварят. А так — самое лучшее, что можно было съесть, — это пицца с морскими гадами, паста с прошутто или куриные равиоли.

Супами не баловали, по обыкновению готовя минестроне либо томатный.

«М-да, вот куда стекаются все эти продовольственные повозки со всякой любопытной всячиной. Небо и земля…»

Его не трогал чужой смех. Просто хотел есть. Каждая ложка доставляла ему небывалое наслаждение. Одновременно с тем он отдыхал. Что удивительно, силы его быстро восстанавливались. Ему даже показалось, будто бурное утро — всего лишь далёкое продолжение его кошмара.

Дальнейший план действий рассеял иллюзию. После обеда персекуторов ждали единоборства. Ничего сверхъестественного, считал Флэй, уж здесь-то он слабины не даст. Альдред по привычке направился к Гонсало Озорио, чтобы скоротать часы до обеда с ним.

Не дойдя пятидесяти шагов до кордугальца, новобранец увидел, как тот уже нашёл себе пару. Альдред впал в ступор, как вдруг ему на плечо упала чья-то тяжелая ладонь.

Флэй обернулся и увидел Джакомо делла Колонну. Тот улыбнулся и сказал:

— Поработаешь сегодня со мной…

Новобранец поплыл, потеряв на миг дар речи.

— Я буду нежен, не беспокойся.

— О Свет и Тьма-а-а!.. — простонал Флэй, не веря своим ушам.

Колонна залился добродушным смехом. Он не соврал, ведь тренировка проходила гладко. Голыми руками Альдред никогда и ни за что бы не нанёс ему существенного вреда, поэтому Джакомо позволял ему бить, как душа лежит. Сам он отвечал даже не вполсилы, а в четверть от своего настоящего удара.

Они с капитаном чередовали спарринги с избиением манекенов. Именно тогда Альдред заметил, как сильно может бить Колонна. Снаряды дребезжали, а если бы их основания не вкапывали глубоко в землю, и вовсе бы, наверное, рушились.

Вся возня на матах сводилась к попыткам Альдреда опрокинуть командира. Получалось у него через раз — и то, когда капитан над ним сжалится и поддастся. Сдвинуть такую гору мяса ему, хиляку, было не под силу.

Джакомо довёл Флэя до изнеможения. Мышцы стали болеть пуще прежнего. Однако до спасительного ужина ещё оставалось немало времени. Когда персекуторы вдоволь пресытились единоборствами, Колонна предложил перейти к холодному оружию, а именно ножам. Правда, затупленным. За отработкой ловких приёмов по быстрому устранению антропоморфных неприятелей они провели ещё пару часов.

Здесь командир не сдерживал себя, пуская в ход всё, что знал. Флэю пришлось изрядно полетать на матах, однако в конце концов и он показал Колонне много любопытных приёмов.

В конечном счёте Джакомо обезвредил оппонента двести сорок два раза, тогда как Альдред его — всего скромные пятьдесят один. И то, потому что Колонне стало интересно, что умеет Флэй. Оба они изрядно употели. Пользуясь передышкой, командир отметил:

— Неплохо орудуешь ножом. Дай волю — весь Круг перережешь, и не вспотеешь.

— Я был репрессором, — скромно напоминал Альдред и рассмеялся. — А ты сильно преувеличиваешь мои способности!

— У меня глаз намётан. Можешь даже не сомневаться! — заверял Джакомо.

Их прервал колокольный звон. Повара созывали персекуторов к ужину.

— Впереди самое интересное, — предупреждал капитан, вставая со скамьи. Он пошёл к стойкам с тупыми ножами. Альдред увязался за ним. — Посмотрим, как себя будешь чувствовать в битве с монстрами.