Только хорошее

Его дважды могло не быть. Моего сына, который лет в шесть азартно уплетал за кухонным столом макароны, а я, крутясь у плиты, вдруг спросила его:

— Миш, а что для человека самое главное?

Он с набитым ртом:

— Еда!

Думаю про себя: «Боже мой, это что за человека я воспитываю? Еда! Кошмар какой».

— Ну, это для тела, Миш. А для души?

— Любовь.

— Что?!

Он прожевал и так:

— Лююю-бооовь!

Как будто я ничего не понимаю, и надо, чтобы до меня дошло.

Любовь. В этом весь Мишка.

Первый раз его могло не быть, когда я, поняв, что беременна, сказала об этом Левитину:

— Нет, нет. Опять пеленки, опять недосып.

Михаил Захарович был в то время абсолютно зациклен на своей работе в театре, и я как актриса это очень хорошо понимала. Но понимала, даже не понимала, а вот именно знала, что этого ребенка мне надо родить! И чувствовала его, и любила, и хотела:

— Я буду рожать, Миша.

— Знаешь, выбирай! Либо я — либо он!

— Дай мне подумать сутки.

Ничего я не собиралась думать. Я уже ждала своего сына. А Миша сделал большую ошибку, сказав это. Наверное, не со зла. Наверное, легкомысленно. Наверное, эгоистично. А может быть потому, что он как-то совершенно меня не знал. (Когда мы расходились, я ему так и сказала: «Миш, ты прожил со мной столько времени, и ты меня не знаешь совсем».)

Короче говоря, сутки прошли, и я объявила Левитину:

— Выбрала. Не тебя.

Наверняка эта фраза была моей огромной женской ошибкой. Но я не умела, как Цветаева предпочесть жизни — поэта. Левитин, впрочем, быстро смирился с ситуацией: рожать, так рожать.

Второй раз Мишки маленького могло бы не быть во время родов. Какое счастье, что есть на свете Лариса Михайловна Комиссарова! Удивительный врач и удивительный человек. Началась отслойка плаценты, кровотечение очень сильное. Как мне потом сказали, в любом другом роддоме ждали бы, пока оно не остановится. Мишка бы погиб. А Лариса Михайловна сразу пошла на кесарево. И спасла его.

Маленький Мишка засыпал и просыпался всегда с улыбкой. И в этом тоже — весь он.

В первом классе у него была замечательная молодая учительница — Тамара Дмитриевна. Симпатичная, живая — все мальчишки были в нее влюблены. Как-то сижу я на родительском собрании, она рассказывает нам о каждом ученике, его проблемах. Доходит дело до моего сына: «Ну, от Миши Левитина — одни положительные эмоции!». И это действительно так!

Еще маленькому я ему сказала:

— Миш, у мальчишек бывает переходный возраст, говорят, такие они противные становятся, я прям боюсь. Неужели у тебя тоже будет такой возраст?

— Нет, у меня не будет!

И все-таки он наступил. Приходит однажды мой сын и заявляет: «Знаешь, мам, любви нет. Дружбы нет. Ничего нет в жизни такого». Я думаю: «Мать честная, что же делать?», даже с подругой советовалась:

— Как быть? Я читала, что очень страшно потерять с ребенком контакт именно во время переходного возраста. Если станешь ему возражать и высказывать свое мнение, то он не будет с тобой ничем делиться.

— Нет, ну, надо все-таки настаивать на своем. Не ссориться, но говорить то, что ты думаешь.

И я сказала:

— Нет, Миш. Ну как ты это так говоришь? И любовь есть, и дружба. Ну как же это ты? А Илюша? Тогда скажи прямо сейчас — он не мой друг!

— Илюша — это исключение.

С Илюшкой мы жили на Скаковой на одной лестничной площадке. Дружили мальчишки крепко, а потом случилась беда: Илюша погиб. От наркотиков. Лет в восемнадцать. И родители его умерли почти сразу. Не пережили. Он у них единственный был. Как Мишка его пытался спасти! Невероятно! Он вообще всегда торопится спасать, помогать другим. Всегда что-то делает для кого-то, отвозит-привозит… Я ему даже иногда говорю: «Миш, если ты хочешь быть режиссером, то должен как-то отбрыкиваться от этих забот, нельзя так. Ты не успеваешь заниматься своим делом». А он все равно летит, бежит, спасает. И это именно Мишка привел к нам в дом Чарлика.

ЧАРЛИК

Двенадцатилетний сын очень просил собаку. А у меня время не просто трудное, а напряженно трудное: только что после развода, репетирую «Белую гвардию».

— Нет, нет, Миш. Кто гулять с ней будет? Опять я? Еще одна забота. Нет, не могу. Вот вырастешь — и заводи собаку.

Вдруг однажды звонок в дверь. Миша играл во дворе. (Он еще застал те времена, когда дети могли гулять на улице одни). Открываю. Стоит Мишка и маленькая собачка рядом с ним. У сына полные глаза слез, но не льются, а вот именно-полные глаза. И собачка тоже смотрит на меня каким-то абсолютно человеческим взглядом:

— Ты привел?

— Нет. Я пришел — она стоит здесь.

И вот они смотрят на меня: и Чарлик, и Мишка, и молчат оба. Я не смогла закрыть дверь, сказать уходи, или, там, Миша, выведи его. Помолчали, посмотрели, говорю собачке: «Ну, входи». Понимая, что это «входи» не только, чтобы накормить, что это уже — все. Чарлик вошел и стал у нас жить. Примерно неделю он не издавал ни единого звука. Я Мишке говорила: «Он, наверное, глухонемой». Ну не может собака так молчать!

Очень уставала я тогда. После репетиций «Белой гвардии» приходила и практически падала на кровать. Спала. Чарлик тихонько открывал дверь и ложился около моей кровати. Сначала. Вот я просыпаюсь посреди ночи — он у кровати в ногах. Еще через какое-то время — он тоже в ногах, но уже на кровати. У него не было ни одного зуба. Мне кажется, что над Чарликом кто-то жестоко издевался. Ветеринар сказал, что ему лет шесть-семь, а это значит, что зубы ему просто вышибли. А еще, когда он начал у нас жить, и понял, видимо, что это навсегда, его вдруг стало трясти. Чарлик весь дрожал. У меня такое было в жизни, когда мне плохо, по-настоящему плохо, не надо подходить, не надо гладить. Тут же раскисну. Так и у Чарлика случился настоящий стресс, когда к нему, наконец, отнеслись по-человечески, с любовью.

Мишка за ним ухаживал, выгуливал. Когда я вышла замуж за Валентина Иосифовича Гафта, песик успел переехать с нами на новую квартиру на Арбат. Однажды Валя меня встречал в Шереметьево и в машине сказал:

— Ну, у нас тут немножко такая неприятность. Только ты тихо, тихо, тихо.

Валя умеет предупредить!

— Что такое?!

— Чарлику сделали операцию.

У песика образовалась опухоль, и Валя мне рассказывал, как пришел врач, как прямо на кухонном столе Миша разложил какие-то клеенки, и там же все Чарлику и вырезали Ветеринар предупредил: «Есть только курицу и рис Может быть, тогда еще месяца три протянет» Мишка курицу и рис варил сам, сам кормил Чарлика, сам за ним ухаживал. Увеличил ему срок жизни еще на год. Дальше стал болеть сильнее, у него отнялись задние ножки. Начал гадить под себя какой-то черной жижей. И вот тогда я совершила поступок, за который мне невероятно стыдно по сей день. У нас там, около лифта есть такая комнатка теплая, типа кладовки. И я думаю: «В квартире ковры, коврики. Дай-ка я постелю ему в кладовке хотя бы на ночь, чтобы он тут все не загадил, потом приду — уберу». И я ему туда постелила. Прихожу утром — Чарлик умер. Там. В кладовке. Один. Мой грех.

Мишка завернул его в свое детское одеяльце, в котором мы принесли его самого когда-то из роддома. Мы сколотили ящик, положили туда нашу собачку. Мишка сказал: «Поехали на дачу». Там мы его и похоронили. Рядом с дачей, в лесу.

Миша хорошо закончил школу, и было совершенно ясно, что он абсолютный гуманитарий. Куда поступать?

— Я решил на историко-филологический в РГГУ.

— А почему не в МГУ тогда?

(Я-то только МГУ знала.)

— Я сравнил — в РГГУ мне преподаватели нравятся больше.

Хорошо. Как-то я нашла Михаила Абрамовича Давыдова — очень известного крупного историка. Знала, что он репетиторством подрабатывает. Звоню.

— Это Остроумова Ольга Михайловна, возьмите, пожалуйста, моего сына!

— Вообще-то я актерских детей не беру…

…Они дружат с Мишкой до сих пор! Однажды Михаил Абрамович сказал мне «Знаете, Миша — исключение. Я даже Вам благодарен за него. Есть умники, а есть — умные. Вот Миша — умный». Просто замечательно!

И сын поступил в РГГУ на истфак. Вместе с ним поступал Женя Трефилов.

ЖЕНЯ ТРЕФИЛОВ

Он был слепой. Не от рождения, лет с двенадцати — так трагически неудачно упал с дерева. Молодой человек, немногим старше Мишки. Из какого-то поселочка, рядом с Егорьевском. Мы тогда не знали еще, что в жизни моего сына появился самый его лучший друг. Где-то на втором или на третьем курсе Миша сказал:

— Знаешь, мам, вот из всего нашего курса если кто и будет историком, то это Женя Трефилов.

— Ну а мы?

— Ну а мы — не знаю.

Когда в театре у меня узнавали на каком факультете учится Миша, и узнавали, что на историко-филологическом, то, как правило, удивлялись:

— Да? А где же потом работать? Чем зарабатывать будет?

— Не знаю, не спрашивайте.

Я сама не понимала, чем в те годы гуманитарий может зарабатывать. А потом, Мишка человек невероятно талантливый, но иногда с некоторой ленцой. И это просто чудо, что у него появился такой друг, как Женя. Целенаправленный, с невероятным чувством юмора, энциклопедически образованный, совершенно прелестный! Он первый из всех защитил кандидатскую диссертацию. Да такую, что все педагоги ахнули — она тянула сразу на докторскую! Выпустил в ЖЗД книжку про Емельяна Пугачева. Я спрашиваю:

— Жень, а что про Пугачева? Мы же все знаем.

Он хохочет:

— Это Вы по школьной программе, что ли, все про него знаете?

Книжку я прочитала просто взахлеб! Сейчас Женя преподает в Высшей Школе Экономики. Студенты его обожают. Да его все обожают!

Женя Трефилов — это тоже урок для меня. Когда рядом с тобой такой человек, со сложной судьбой, с тяжелым недугом, не просто чего-то добивается, а вот по-настоящему любит свою работу, это как-то и тебя поднимает, подтягивает. Я благодарю провидение за то, что у моего сына такой друг. Причем, они оба литературно одаренные. Просто замечательно! И пишут все время вместе. Сценарии, рассказы… Счастье.

Миша закончил свой историко-филологический, поработал где-то с год корреспондентом на радио «Эхо Москвы», а потом вдруг говорит:

— Мам, хочу поступать на высшие режиссерские курсы к Владимиру Ивановичу Хотиненко.

И поступил. Проучился два года, снял диплом — короткометражку, очень ученическую. Ну, такой первый опыт. Ее не зачли. (Сейчас, когда он сделал полнометражный художественный фильм «Подлец» по совместному сценарию с Женей Трефиловым я предлагала:

— Миш, почему ты диплом не получишь? Фильм — то точно зачтут.

— Да никому не нужны эти «корочки»!)

Вообще, он очень разносторонне одаренный человек. Попробовал себя как актер (мы с Олюшей и с ним вместе играли спектакль в антрепризе у Оли Шведовой). Поставил в Эрмитаже «Лельку и Миньку» — такой легкий, чудесный, воздушный спектакль! Правнучка Зощенко подарила ему книжку и сказала, что это вообще самый лучший спектакль по «Лельке и Миньке» из всех, которые она видела. Вместе с Оленькой они сделали там же в Эрмитаже «Леди Макбет в Школе клоунов» по Лескову. Сейчас снова пишут с Женей Трефиловым сценарий для фильма. Вместе с сыном мы готовимся к выпуску спектакля в моем театре.

Когда-то Карен Георгиевич Шахназарову которого Миша работал на «Белом тигре» ассистентом режиссера, сказал мне: «У Мишки один недостаток — он не умеет открывать дверь ногой». И это действительно так. Миша всегда и во всем — для других. Для своей чудесной семьи; Лиечки и троих деток. Для друзей. Для Оли. Вот случились у меня проблемы с сердцем — делали стентирование. Кто был со мной? Мишка. Мишка отвез в больницу. Мишка ждал, когда закончится операция. Мишка сидел там со мной. Мишка и домой забирал. Все — Мишка. Вот эта его ответственность за других представляется мне такой остроумовской ниточкой, которая тянется от дедушки к папе, от папы к Мише Ниточка альтруизма. Из нас всех только Люся — моя средняя сестра, точно такая [1].