Только хорошее

РОДНЫЕ

«Когда я в детстве убегала навстречу солнышку-лугам

Мне мать напутствие шептала, всегда смешившее меня:

«Не расплескай, не расплескай же ты чашу веры и добра».

А юность так всегда упряма, не верит мудрости седин

Вослед смотрела грустно мама, глазами полными мольбы.

«Не расплескай же, не расплескай же ты чашу веры и любви»

Живу, себе не изменяя, чужих не меряя одежд.

И с болью в сердце провожаю друзей

За их земной рубеж.

Не расплескать, не расплескать бы мне чашу веры и надежд».

Разбираю архив и вдруг нахожу вот эти Люсины стихи. Боже мой, Люська! Моя Люська! С которой мы бегали в детстве на кладбище читать книжки. Сестренка моя, которой уже под восемьдесят. Как же я могла забыть, что она писала такие чудесные стихи. Еще и акварельки рисовала. Прелестные абсолютно. Я-то могла только «палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек», а она… Звоню ей в Куйбышев:

— Люся, я нашла твои стихи! Ты самая талантливая из нас!

— Боже мой, откуда они у тебя?

Читаю ей вслух ее же строчки, реву, вместе ревем! А потом вместе и хохочем.

Люська, действительно, такой человек, который всю жизнь живет «себе не изменяя». Как она помогала папе с мамой, как выручала меня с маленькой Олей. Она — для всех! И как-то у нее это естественно получается.

Вот мечтала о доме у моря, и купила такой дом в Геленджике. Вырастили они с мужем сына Сережу, казалось, живи и радуйся! Но нет. То есть, радоваться-то она радуется, и живет, а только дом свой у моря продала и всем-всем-всем: Сережиному сыну от первого брака, и от второго, внукам-правнукам подарила жилье. Сереже купила квартиру там же, в Геленджике, а сама вернулась в Куйбышев. Спрашиваю:

— Люсь, как ты живешь?

— Лучше всех!

У нее сердце больное.

— Как ты себя чувствуешь, Люсь?

— Лучше всех!

И никакого другого ответа.

«Душа моя, как море после шквала,

Пришедшего средь бела дня нежданно

Волнуется, бурлит и лижет камни,

Как — будто зверь больной зализывает раны.

Глубинных чувствую подспудное движенье

Из русла выбито подводное течение

Размыты берега, пробиты дамбы

И сквозь туман совсем не видно дали.

Все успокоится, пригладится.

Дремотно Вам будет море вновь нашептывать про что-то

И опытом научен предыдущим,

Надежней дамбу выстроит живущий.»

Говорю:

— Люсь, а вы с мужем себе-то хоть что-нибудь оставили «на черный день»?

— Не волнуйся, все хорошо! Все замечательно!

А у нее нет черных дней! Даже если есть, никогда не скажет, не пожалуется. Люся, сестричка моя средняя — человек для других. И может быть в этом и есть ее самое главное земное предназначение. И уж точно постоянный и абсолютно удивительный урок для меня. Люсе под восемьдесят… Нет. Это не про нее!

Со старшей сестрой — Раей в моем детстве мы виделись не часто. Она уехала в Ленинград, где вместе с мужем закончила Институт Инженеров Водного Транспорта. Потом они работали на реке Лене, а после вернулись на Волгу. Славы, Раеного мужа, уже нет на земле, а их младший сын — сейчас начальник технического пути вместо отца. Раечка хорошо живет — дети, внуки, правнуки. Но был у них с мужем еще один сыночек — Андрюша. Наверное, такие люди как он посылаются на Землю Богом, чтобы мы хоть немножечко поняли, кто такие на самом деле ангелы. Когда моя мама заболела, у нее началось очень тяжелое воспаление тройничного нерва, были жуткие приступы боли, маленький Андрюшка поклялся: «Я стану врачом, чтобы вылечить бабушку!». И он стал врачом. Сначала — нейрохирургом, потом — анестезиологом. Мог сидеть у пациента днями и ночами — вытаскивал с того света. Весь Саратов его обожал и уважал. А умер совсем молодым. Прямо в своем кабинете в больнице. Сердце разорвалось. Всех спасал, а себя не смог.

Брат мой Гера забрал у папы его невероятную рукастость. Он такой — самородок. Все может. Машину разобрать-собрать, что-то построить, починить. Но вот характер у него совсем не папин! Герка — ужасный спорщик. Причем, у меня есть подозрение, что спор — это просто его манера разговаривать. Потому что иногда он в этих спорах доходит до абсурда. И как же ему повезло с женой! Элла просто абсолютно его вторая половина. Она еврейка (что-то в нас, видно, с Геркой есть такое, от чего мы неминуемо тянемся именно к этой национальности) — яркая, живая, громкая. И у них получилась то, что называется, классическая еврейская семья. Замечательная! Так они славно друг с другом ладят.

Я иногда задумываюсь: для чего мы живем? Как у Чехова: «Если бы знать. Если бы знать»… В чем смысл? Зачем мы родились на свет? И в конечном итоге понимаю, что важнее всего — семья. Не работа твоя, не то, что ты сделал для человечества или профессии. А вот — семья. Дети, внуки, даст Бог — и правнуки.