Есть такой замечательный благотворительный фонд поддержки деятелей искусства «Артист», который основали Маша Миронова, Женя Миронов, Игорь Верник и Наталья Шагинян-Нидэм. Они устраивают пушкинские вечера — потрясающе! Первый был в Александрийском театре. Во мне до сих пор жива бугурусланская девочка, и вдруг я оказываюсь в гримерной великой Екатерина Павловны Корчагиной-Александровской. Маленькой такой гримерной, с какими-то лесенками… А потом — на сцене! Я вообще, кажется, в первый раз тогда очутилась в Александринке. И сразу на сцене! И сразу Пушкин! Причем, самое мое любимое — лирические отступления из «Евгения Онегина».
После этого, через год, они сделали такой вечер в Большом театре на новой сцене. Совершенно потрясающе! Потому что я действительно не мыслю своей жизни без Пушкина. Не знаю как во всем мире, кому-то, вероятно, ближе Шекспир или Байрон, а для меня вся поэзия воплощена именно в Александре Сергеевиче. Иногда слушаю, как читают Пушкина молодые, и думаю, что они еще не могут понять в полной мере сладость каждого слова. Понять не головою, а вот как-то пупком. Пуповиной, которая связывает тебя с ним. Когда пушкинское слово рождается именно сейчас, в эту секунду и в то же время пребывает в вечности. Это удивительное ощущение. Я очень люблю роман Юрия Тынянова «Пушкин». И когда перечитываю, возникает удивительное ощущение, будто я к этому причастна, будто я жила в то время, когда Пушкин ходил с няней гулять. Будто вживую все это видела, не читала, а именно видела! И как-то очень хорошо понимаю его фразу про Татьяну «русскую душою». Про то, что ее цельность, ее целомудрие сродни самой русской природе. Такой зелено-травяной, ситцевой, тихой.
Любить Пушкина и не побывать в Михайловском невозможно. И однажды мы отправились туда двумя машинами: в одной Валентина Тихоновна Панфилова с мужем, в другой — Мишка, Оля и я. Валя как настоящий директор театра все заранее узнала — где остановиться, куда пойти. Приехали сначала в Святые горы, были на могиле Пушкина в Святогорском монастыре. Добрались до гостиницы. Какая-то она такая оказалась «советская». Валентина Тихоновна говорит: «Нет, нет, нет. Здесь мы жить не будем». Тут же позвонила куда-то, узнала, что есть гостевой домик в самом Михайловском. Едем туда. По дороге заезжаем в усадьбу к Ганнибалам. И, наконец, оказываемся в Михайловском. Дом Пушкина маленький — три комнатки, кухня, верандочка. Рядом — избушка Арины Родионовны. А с верандочки лестница ведет прямо к речке Сороти. И сама усадьба небольшая. Гуляем по аллеям, рядом экскурсия и вдруг слышу абсолютно оперное колоратурное сопрано: «Я помню чудное мгновенье». Оборачиваюсь, экскурсоводша в экстравагантной шляпе поет. Думаю: «Мать честная! Это что-то невероятное».
А на следующее утро, в шесть часов, когда никого еще нет, я отправляюсь к Сороти. А идти надо так: из дома, где мы живем сначала по гравийной дорожке, потом по песчаной. И такая вокруг тишина, что звук моих сандалий ощущается как громыхание. Прохожу прямо по усадьбе, мимо дома Пушкина, и все время думаю как он стоял на крыльце и встречал Дельвига, глядя вот на эту вот калитку. Выхожу из калитки, и вдруг вижу — колея. Причем, не шинами машин наезжена, а телегой! Колея от телеги, совсем как при нем. И вот эта тишина, трава на заливных лугах, густая невероятно, это ясное утро — все пушкинское. Вдруг слышу звук из детства, как-будто дерево об дерево стучит, а я уж давно городской житель, не сразу поняла — ведь это же молотилка! Не механическая, а вот именно такая, какой в Алексеевке молотили хлеб!
В Михайловском у меня было ощущение, будто бы я вернулась домой. И, конечно, надо обязательно свозить туда внуков. Вот сейчас подрастут немножко и поедем!