Только хорошее

МАРИНА БРУСНИКИНА

Как все-таки Булгаков прав: «Причудливо тасуется колода»… Ни один человек на земле не встречается случайно. Все даны для чего-то.

Однажды судьба занесла меня с фильмом «А зори здесь тихие» в Панаму. Где только не было наших посольств тогда! А в Панаме — нет. И вот мы вдвоем с Геннадием (он — от «Совэкспортфильма») оказались в аэропорту. Никого из наших нет. Только африканцы. Они, наверное, впервые увидели советские паспорта. Унесли их куда-то, и мы три часа провели на пограничном контроле в полнейшей неизвестности — пропустят нас вообще или нет. Наконец — выпустили. Оказалось, нас встречают! Чудесные Аллочка и Станислав Сычовы. Станислав тогда работал там корреспондентом ТАСС. Привезли к себе домой, накормили, обогрели, оставили переночевать. Прелестные люди! А на прощанье спросили можно ли с нами передать письмо в Москву дочкам. (У них две девочки-близняшки жили тогда там с бабушкой.) Ну, конечно, можно! Вернулась, передала, познакомилась с чудесными сестренками — Юлей и Мариной.

Маринка стала забегать к нам в гости, еще на Маломосковскую. Интересовалась театром. Мишка маленький называл ее «Персик». Как-то славно мы подружились. Потом девочки выросли. Юля поступила в ИНЯЗ, а Маришка в школу-студию МХАТ. На экзамене ее спросили:

— Кто Ваша любимая актриса?

— Ольга Остроумова!

Я смеялась потом:

— Марина, зачем ты это сказала?! Они меня даже не знают! Назвала бы какую-нибудь мхатовскую «звезду»!

Она поступила.

Потом я была на свадьбе у Мариши и Димы… Она стала Мариной Брусникиной…Режиссером и женой режиссера.

Как-то так случилось, что у меня после «Серебряного века» долго не было новых ролей в театре. Лет пять или семь. Пришла к директору:

— Валентина Тихоновна, хочу сыграть старуху.

— Почему старуху?

— Потому что так много накопилось в душе за все годы жизни, что по-настоящему знать это может только старая женщина!

Я думала: «Господи, как хочется найти такую роль, в которой можно сказать все, что я теперь понимаю про эту жизнь!» А в этот момент еще шла война с Грузией. Ужасная! И я почувствовала: «Именно сейчас, непременно надо сыграть «Я, бабушка, Илико и Илларион» Надара Думбадзе.

Притащила повесть:

— Вот! Валя! Можно поставить такой замечательный спектакль! Именно теперь, когда все республики разбежались, когда война в Грузии — такой интернациональный, веселый, добрый, мудрый спектакль! И я сыграю свою старуху!

— Хорошо. А кто ставить будет?

Вопрос… Думали даже звонить в Тбилиси, приглашать режиссера оттуда. И вдруг меня как осенило:

— Давайте Марише Брусникиной дадим!

И Марина стала репетировать.

Бывают роли, в которых ты как бы особо и не присутствуешь. Это не значит, что они плохие. Там есть актриса, но меня, как личности, там почти нет. Ну, не совпадаю. Ни опытом, ни мировоззрением, ни эмоциями. А бывают вот такие, как у Думбадзе, когда ты вся, всею собою, человечески живешь в этой роли. Когда это уже перестает быть просто этапом твоей театральной биографии, а становится исповедью или проповедью. Вот так совпало для меня все в этом спектакле. В этой простой, веселой и грустной, забавной и лирической истории. В которой грузинская бабушка растит мальчишку, и пока он не станет взрослым, настоящим человеком, она ни за что не умрет! Да и сама смерть здесь — это продолжение жизни. Бабушка умирает со счастливой улыбкой — она выполнила свою миссию на этой земле. Она вырастила хорошего человека. Там так все просто и так высоко: «Что же делать, а то скажет Богородица: «Ой, зажилась ты на свете».

С Маришей у нас вышел поначалу спор: она считала, что «Я, бабушка, Илико и Илларион» — это про всех, поэтому играть нужно без акцента. Конечно, это про всех людей! Так и есть! Так и написал Думбадзе! Но, мелодика речи должна сохраниться. Иначе то, что сказано нежно и с юмором, может прозвучать грубо и глупо. Например, как я могу ответить внуку на вопрос: «Бабушка, что ты от меня хочешь?» не с грузинским акцентом: «Смэрти твоей, мэрзавец!», а по-русски: «Смерти твоей, мерзавец!»?. В первом случае это будет темперамент и нежность, во втором — просто ужас какой-то.

У нас получился очень красивый, добрый спектакль. И я была совершенно счастлива с партнерами. Саша Бобровский играл Иллариона, Стас Бондаренко — Зурико, Саша Леньков — Илико. Для этого спектакля я даже не гримировалась. Настолько он был мой. Про то, что жизнь никогда не заканчивается. Про то, что все самое хорошее продолжается в следующем поколении. Про то, что человеческими руками Бог может творить на земле красоту. И совсем про мое личное — бабушку и ее внука. Я сейчас читаю эту книжку Захарке. Он спрашивает:

— А чего они все время переругиваются?

— Смотри, они, как будто бы, в шутку, переругиваются. Но однажды она ему говорит: «Это уста мои тебя проклинают, а сердце благословляет!».

Зрители очень хорошо принимали наш спектакль, смеялись вместе с нами, плакали.

Умер Саша Леньков, и спектакля больше нет. Но я абсолютно счастлива, что он случился в моей судьбе и дал мне возможность сказать о своей любви, о своем отношении к жизни и смерти. Обо всем том, что во мне было — словами совершенно замечательного грузинского писателя.