Ужин в центре Земли

2002. Париж

Она остается на ночь и на следующий день, а потом опять остается на ночь. Она говорит Z, что делит с соседками квартиру, которая мала даже для нее одной. Там только стоячий душ. Там очень неудобная кровать.

Она дает ему этим понять, что он не должен слишком уж много воображать о себе. Не он главная причина, а глубокая вместительная ванна.

Она подолгу в ней нежится, а потом, купив необходимое, принимает ванны с пеной, а после пены начинает принимать их с ним.

На третий день ненадолго отлучается домой за одеждой и более удобной обувью. А вернувшись, принимается дотошно расспрашивать Z насчет его очень странной отшельнической жизни.

— Я безработная официантка, — говорит она. — Профессиональная представительница богемы. А вот то, что ты приехал в Париж и прячешься дома, непонятно чем объясняется. И еще у тебя, когда ты думаешь, что я не вижу, такое лицо, будто ты собрался умереть.

— Проблемы, — отвечает он ей. — Возникли кое-какие проблемы, я пытаюсь их разрешить.

— Мне есть о чем тревожиться?

— Они не заразные. Это затруднения этического свойства.

— Этического?

— И самое-то главное, что у меня нет этических затруднений. Все дело в том, что я попал в передрягу из-за своей попытки исправить мир.

— Звучит дико.

— Пожалуй, — соглашается он.

— Звучит, как будто ты pazzo. Псих. Здоровые люди такого не говорят.

— Пожалуй, — повторяет он.

— И что, ты мне не расскажешь? Когда у нас все так с тобой мило, и я практически тут живу, и мы с тобой делаем то, что мы делаем?

Она смотрит на Z, но он стоит с непреклонным видом: мол, нет, не расколюсь.

— Так, хорошо. — Она разглядывает его, изучает, делает выводы. — На жилье наркодилера тут не похоже, точно могу сказать. Даже плохонький живет на более широкую ногу. И я знаю, что ты не в мафии: как это бы выглядело, я тоже себе представляю. — Она прищуривается и обводит взглядом квартиру, а потом опять смотрит на него в упор. — Нет, оружием ты не торгуешь.

— Это по квартире видно?

— Да, — отвечает она. — Потому что я встречалась с человеком, который продавал подводные лодки. Ты бы видел, какое у него жилье!

— Ты встречалась с торговцем субмаринами?

— Сейчас не об этом речь. Сейчас речь о тебе: вот ты такой любящий, такой добрый, и притом что-то тебя изнутри гложет, ты секретничаешь и прячешься. Если у нас начинается любовь… У нас любовь или как?

— Любовь, — отзывается он.

— Здорово. Тогда я хочу знать прямо сейчас, чем ты занимаешься.

Z хочет что-то сказать, но не успевает он вымолвить слово, как она, уперев ладони в бока и поджав губы, качает головой. Заранее ему не верит.

— Нет, — говорит она. — Я уже вижу, что ты сейчас начнешь заливать. А мне нужна правда. Если ты намерен быть со мной искренним, давай прямо сейчас, или я пойду. Меня этому научили отношения с субмаринщиком. Жаль, поздно научили.

Z уже не может себе представить существование без нее. Не только любовь, но и нестерпимость одиночества, которое часто пугало еще сильней, чем все остальное.

Как же ему хотелось ей рассказать! Как же хорошо ему от этого стало бы! Просто вообразить себе это облегчение — уже заплакать можно.

Z делает глубокий вдох. Официантка, истолковывая это как признак искренности, расслабляет тело и опускает руки.

— Это то, что я думаю, да? — спрашивает она.

— Что ты думаешь?

— Еще более сумасшедшая вещь, чем я предположила вначале, — говорит она. — Верно? Я только одно могу подумать про жилье, где нет никаких личных примет, и про человека, который рассказывает только байки из времен своего детства и юности. Ты шпион? Да?

— Вроде того, — маловразумительно отвечает Z.

— Вроде того?

— Слово. Его неверно употребляют. — И, пытаясь умиротворить ее, Z добавляет: — В смысле, в разговорной речи.

— Итак, ты не простой шпион, а продвинутый, которого заботит словоупотребление?

— Для меня шпион — это человек, который работает против своей страны. Этого я ни за что не стал бы делать. Это измена. Или, скажем так, нехорошая измена.

— А бывает хорошая?

— Нет, хорошей не бывает. Но в иных обстоятельствах у чего-то нехорошего может быть здоровая суть.

— Так ты шпион или нет?

— Я агент. Будем так говорить.

— Кому ты агент?

— Не кому, а чей.

— Ты слишком придирчив для человека, который просит колоссального понимания у новой женщины в своей жизни.

— Извини. Излишняя пунктуальность в стрессовой ситуации. Знаю это за собой.

— Раздражает.

— Я ведь извинился.

Официантка опять упирается руками в бока и, постукивая ногой, разглядывает Z по-новому — как шпиона.

— Все равно дурдом какой-то, — говорит она. — Но хоть что-то прояснилось.

И, произнеся эти слова, в которых Z слышит нечто обнадеживающее, она целует его хорошим, долгим поцелуем.