Для Балза крепко обнимать эту женщину — самая естественная вещь в мире. Хотя он чувствовал слабость в теле, его душа была непоколебима, и из нее он черпал силы на то, чтобы поднять руки. Это мгновенье, этот жизненно-важный, необыкновенный момент, он мечтал о нем с самой их первой встречи.
И он пожертвовал Забвением ради спасения ее жизни.
— Ты в порядке? — прохрипел он.
Когда она покачала головой, Балзу была неприятна мысль, что Эрика видела, что он сделал… слышала, что говорила Девина.
— Я не знаю, что там произошло, — прошептала она. — С чем ты сражался… что ты сделал…
Ее губы двигались, прижимаясь к его плечу, нос был заполнен ее ароматом, ее голос звучал возле его уха… от этой комбинации его мозг закоротило, но Балз был не против. Он и рад оставаться на месте, купаясь в Эрике.
Но он не хотел игнорировать ее вопрос, Эрика заслужила честный ответ. Которого у него не было.
— Мне жаль, — сказал Балз слабым голосом.
Она подняла голову, и он смог рассмотреть ее орехового цвета глаза. Прическа была растрепана, выбившиеся пряди обрамляли ее лицо, а еще у нее на щеке была царапина, при виде которой мгновенно хотелось вызвать Мэнни и потребовать для нее операционную.
Хотя сама ранка, наверняка, нуждалась в простом пластыре.
— Привет, — поздоровался он как последний неудачник.
Эрика смахнула волосы назад. Потом открыла рот, и по ее напряжённому выражению лица он решил, что она хотела что-то сказать. Но потом она сжала губы и какое-то время молчала.
Она не скоро заговорила. И он не возражал. Он хотел запомнить ее со столь близкого расстояния. Сбоку от одной брови у нее, оказалось, был шрамик после ветрянки, верхняя губа с левой стороны была приподнята наверх. На щеке у нее была родинка, там же, где ее рисовала себе Мэрилин Монро. И она не носила контактные линзы, по всей видимости, у нее было идеальное зрение.
Да. Для него она была идеальной.
— Ты зашел туда, — сказала она хрипло, — чтобы меня спасти.
— Да, так и было.
Она зажмурилась.
— Правда, я не знаю, от чего. И, что самое странное, кажется, это и неважно.
— Неважно.
Когда она снова посмотрела на него, была некая отстраненность в ее взгляде, и Балз понял, о чем она думала.
— Мне жаль, что тебе пришлось это наблюдать, — сказал он на опережение.
— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить.
Она опустила взгляд на его горло. Потом, покраснев, напряглась всем телом. А спустя мгновение, поморщившись, потерла виски.
Дерьмо. Она снова пыталась обойти завесу в памяти.
— Эрика…
— Откуда ты узнал мое имя? — Она резко перевела взгляд, изучая салон операционной на колесах. Балз был готов поспорить, что она не видела медицинского оборудования.
— Ведь это наша не первая встреча, не так ли? А ты до этого представлялся мне?
В ее словах звучала печаль, а также беспомощность. И то, и другое съедало его живьем.
— Не лги мне, — пробормотала Эрика. — Не после этой ночи. После всего, через что мы прошли, я заслужила правду, ты так не считаешь?
— Бальтазар. Так меня зовут.
Она снова посмотрела на него и, склонив голову, смерила его взглядом.
— Тебе подходит.
— Я польщен. Если это, конечно, был комплимент.
Он никогда не видел ничего прекрасней ее улыбки, но не удивился, что она быстро угасла.
— Сколько раз? — Когда он нахмурился, не понимая, Эрика прокашлялась. — Сколько раз мы уже знакомились?
Черт.
— Всего один.
— А сколько раз мы в принципе пересекались?
Ну, если сосчитать мои фантазии…
— Дважды.
Хотя это принесло бы ей много проблем, он просто хотел еще раз стереть ей память. Балз хотел вычистить все, что она узнала о нем, пока в ее глазах он не станет обыкновенным мужчиной…
Вампиром.
— ГосподиИисусе, — пробормотал он. Словно она обрадуется, узнав о таком?
— Он сказал мне, что это не про него.
Какое-то мгновение Балз смотрел на нее. Потом сел, опершись на локти.
— Кто сказал?
— Это был… я не знаю, кто он. Вокруг него был свет, и он… он дал мне эту энергию. — Она протянула руку. — Я приложила ее к твоему горлу. Вот почему… это не я тебя спасла. Это был он.
— Лэсситер, — выдохнул Балз.
— Брюнетка сказала ему… — Эрика пожала плечами. — Что вроде как он знает, что должен сделать, чтоб она из тебя вышла? Что это значит?
Резкое пиканье раздалось в передней части фургона, и Балз знал, что это означало. Это была экстренная тревога для Братства. Кто-то был ранен, причем серьезно.
Кто-то помимо него.
— Что это? — спросила Эрика.
Извернувшись, Балз пытался нажать на тревожную кнопку, когда Мэнни запрыгнул за руль и выхватил откуда-то свой телефон. Когда парень приложил мобильный к уху, было невозможно прочесть что-то по его лицу, и Балз потянулся к собственному плечу, к коммуникатору на куртке… и обнаружил, что был голым, если не считать простыней.
И, блин, тело болело адски от каждого движения.
Когда он со стоном рухнул на стол, Эрика выглядела так, будто хотела вызвать ему врачей… но это было ни к чему. Мэнни выскочил в салон.
— У нас срочный вызов, я должен ехать. Ты в стабильном состоянии, и если можешь подождать здесь…
— Я в порядке, я в норме. — Балз полностью сел, стиснув зубы, когда боль мазнула его по груди, спине и бедрам. — Кто там? Кто ранен…
Вишес рывком открыл двойные двери скорой помощи.
— Нам нужно ехать…
— Поможешь мне спуститься? — попросил Балз Эрику. Хотя сам хотел задать вопросы Вишесу. Но это их только замедлит.
Эрика была рядом, подхватила его подмышку, когда он скинул ноги со стола и попытался перенести на них свой вес. Когда он едва не упал, Эрика обхватила его за талию… и ее совсем не беспокоил тот факт, что простыня упала на пол операционной.
И это вроде как беспокоило его.
Ну, ладно, ее изумленный вздох и что-то вроде «охренеть, какой большой» прозвучали бы неуместно в текущей ситуации. Но сейчас он боялся, что совсем не впечатлил ее.
Вдруг она вообще не заметила, что он — мужчина?
Да, пенисное эго было невероятно хрупким.
Выставив свой член напоказ, он, шаркая ногами, прошел до спуска у заднего бампера, и тут эстафетную палочку у Эрики забрал Вишес, подхватив Балза и вытащив его из фургона, перемещая на пол гаража как чемодан. Эрика сразу подскочила к нему, чтобы придержать… и хотя Балз ненавидел свою слабость, он не возражал, что Эрика находилась к нему так близко.
Когда двигатель скорой помощи ожил, и одна из гаражных дверей начала подниматься, он чихнул, почувствовал сладкий запах дизеля, и они с Эрикой отошли в сторону.
— Кто ранен? — спросил он, когда Ви запрыгнул в салон.
— Ты знаешь, где оружие. — Ви начал закрывать двери. — Мы вернемся, как только сможем…
— Кто ранен?!
— Не из наших.
А потом Брат выбросил простыню. Двери захлопнули с треском, а потом огромная передвижная операционная скрылась в ночи.
Наблюдая за тем, как красные задние фонари мелькнули при правом повороте, Балз вспомнил время, когда Братство Черного Кинжала и Шайка Ублюдков были смертельными врагами. Забавно, как все изменилось. Под «нашими» понимались теперь и те, и другие.
Может, это случайный гражданский, нуждающийся в транспортировке до клиники Хэйверса.
Гаражная дверь начала автоматически опускаться, отрезая от них звуки города и вонь с берега реки. Когда панели со стуком опустились до пола, Балз думал лишь об одном… и эта мысль была несвойственна его характеру, учитывая все происходящее. Ему стоило беспокоиться о безопасности… и о демоне.
Вместо этого он думал об Эрике.
Наконец-то он оказался наедине с ней.
Обнаженный.
Полностью обнаженный.
***
Держа Бальтазара за талию, Эрика остро осознавала, что её рука касается обнажённой кожи. И учитывая всё остальное… Ну, что болталось ниже, так сказать… Ей следовало покраснеть до кончиков волос. Его было много… и если не упоминать его мужские органы, тот речь шла не о пивном животе.
О. Нет, у Бальтазара были мускулы. Сплошные. Мускулы.
А ещё впечатляющее имя, серьёзно.
— Поможешь мне дойти до туда?
Когда она не смогла подобрать слова, то была благодарна тому, что он указал на непарные кресла и карточный стол…
— Это сырная тарелка? — спросила она, заметив на поверхности тарелку с сырами и крекерами, оформленную по стандартам журнала «Гурман».
Когда она тут волшебным образом появилась?
— Фритц, — ответил он.
Когда они поковыляли в сторону зоны отдыха, Эрика пробормотала:
— Это значит «да» на незнакомом мне языке?
— Это дворецкий.
Эрика сбилась с ритма в их и без того шатком строе.
— Дворецкий? Как в королевском замке?
— Всё верно. Фрак и строгий тайм-менеджмент, с ним никто не сравнится. Он доставил это пока… пока мы ждали помощь.
— Да, иначе я бы её заметила.
Она хотела задать больше вопросов, но когда посмотрела на его белое как снег лицо, то поняла, что ему было очень плохо и он пытался это скрыть.
— Почти на месте, — пробормотала Эрика.
Кресла не сочетались по цвету, но были одинаково страшными, слава Богу их яркий цветочный узор выцвел со временем. Такой мебели самое место в холостяцкой берлоге… И это логично. Вряд ли в этой крепости собирался кружок вязания.
— Поможешь мне сесть, — сказал мужчина. Бальтазар то есть.
— Конечно. Обопрись на меня…
— Вот так. Кажется, я могу…
Бамс! Он рухнул так, будто его столкнули с лестницы, руки с треском опустились на… ну, ручки кресла. А потом он свесил голову вниз, будто потерял последние силы…
— Черт, я голый.
Он накрыл руками свой пах и покраснел так, будто впервые оказался голым перед женщиной. Что весьма маловероятно.
— Сейчас. — Она вернулась за простыней, лежавшей на холодном бетоне. — Она сгодится.
Эрика подошла и уперлась взглядом в гаражную дверь, которая только что закрылась, когда Бальтазар забрал у неё простыню и накрыл себя выше колен. Эрика села рядом, в кресло цвета баклажан и узором огурцы.
— Наверное, Фритц оставил их здесь лет десять назад, — пробормотала Эрика.
Он рассмеялся тихо.
— Ты хочешь есть?
— Я не голодна.
И всё же она не смогла отказаться от кусочка бри и какого-то цельнозернового крекера. И когда она начала жевать, её желудок очнулся.
— О, Боже. Нет, кажется, я умираю с голоду.
— Угощайся. Кажется, в холодильнике должно быть вино…
— Никакого вина, — ответила она, жуя. — Иначе я потом не встану из этого кресла.
Он прошептал что-то на выдохе, что-то вроде «я не буду возражать».
А потом всё стало откровенно странным, а это о многом говорило, учитывая всё события, произошедшие этой ночью.
Но дело в том, что набивая желудок, она пыталась не наслаждаться видом его обнажённых грудных мышц, рук и пресса…
— О чем ты спрашивал? — выпалила Эрика.
— Да вроде ни о чем. — Он улыбнулся. — Как тебе сыр?
— Изумительно.
— Мне нравится смотреть, как ты ешь, — сказал на выдохе. Когда Эрика застыла и посмотрела на него, Бальтазар отвёл взгляд. — Прости.
— Всё нормально.
Потому что внезапно происходящее стало напоминать ей свидание. И да, это страннее сияющего парня, той брюнетки и тени…
— Твои ожоги, — выпалила она, — или что это, но они, кажется, исцеляются на моих глазах.
Он поднял руку и повернул её. Припухшая полоса кожи на внутренней стороне предплечья была красно клубничного цвета и напоминала узор «косичка» в свитере. Но припухлость и ненормальный цвет исчезали на глазах.
— Ты был серьёзно ранен в сражении с тем существом, — пробормотала Эрика.
— Да нет, я в норме.
Может, так даже лучше, подумала она. Пока её мозг пытался осознать всё произошедшее, может к лучшему напомнить себе, почему они сейчас сидели здесь вместе. Потому что это не смахни-вправо-для-свидания-ситуация, если опустить фантастическую сырную нарезку.
— Я вор, — сказал он отстранено, посмотрев на похожую рану на своём торсе. — В этом ты не ошиблась.
И это хорошо, подумала она. Хотя ей ни к чему напоминание, что Бальтазар преступник. Подозреваемый, на самом деле, в одном из её открытых дел.
— Значит, это ты украл часы из триплекса. — Она отодвинула доску в сторону, насытившись. — У Герба Камбурга.
— Да, и мне не жаль.
Эрика вскинула бровь.
— Ну, если бы у тебя была совесть, ты в принципе не стал бы воровать, да?
— Это как посмотреть.
Когда он замолчал, Эрика покачала головой.
— Мы можем перестать ходить вокруг да около? Я измотана и сбита с толку, и учитывая, что я всё равно ничего не запомню, ты мог бы и пооткровенничать. Ты сейчас словно вешаешь трубку, не оставив голосовое сообщение. Или стираешь ранее напечатанный текст. — Она потирала виски. — Что я несу. У меня всегда хреново с метафорами.
— Ну, технически, первое — это метафора.
Эрика посмотрела на него.
— Серьёзно, мне сейчас хочется тебя послать к чёрту.
— И я тебя не виню.
— Для Стрэнка и Уайт[46] нет места в этом гараже.
— Стрэнка и кого? — он махнул рукой. — Подожди, я знаю. Это из подсказки к кроссворду в «Нью-Йорк Таймз» на прошлой неделе.
— В четверг.
— Да, тот выпуск. — Он улыбнулся. — Ты тоже его решала?
— Я всегда прокастинирую по четвергам. Мне сложно себя преодолеть.
— Мне приходится решать их карандашом. Мои кузены делают это ручкой, а это ужас как неудобно. Каждое утро нам доставляют двенадцать газет, потому что только так можно провести Первую Трапезу, не поубивав друг друга.
Она вскинула брови.
— Ты живёшь с дюжиной родственников?
— Мы не кровные родственники.
— Значит, это что-то вроде мафиозной семьи?
— Нет.
Она сосредоточила взгляд на его горле. Линия бледнела также быстро, как и следы от ожогов, и, наблюдая, как Бальтазар исцеляется, в её голове мелькнула мысль, что он отличался от неё, и не потому, что был мужчиной.
Или… очень мускулистым.
А потом Эрика заговорила, удивив саму себя:
— Я никогда так не боялась в жизни, не считая ночи на двадцать четвёртое июля четырнадцать лет назад.
— Боже, Эрика, мне очень жаль…
Когда он потянулся к её руке, она отодвинула её в сторону.
— Ты должен перестать жалеть меня. Вместо этого ты должен сделать то, ну, что должен… — она указала на свою макушку. — А потом отправить меня домой. Я как-нибудь разберусь, видит Бог, до этого справлялась. К тому же, если одна из тех теней придёт за мной? — Эрика покачала головой. — Мне крышка, и неважно, знаю я о них или нет.
Не верилось, что она так спокойно рассуждала об этом. Но разве у нее был другой выбор.
— Я хочу защитить тебя.
Эрика окинула его взглядом… и не собиралась демонстративно проходиться по нему с головы до пят. Но, во-первых, она помнила как он бился с тенью и что это было, и, будучи обученным приемам самозащиты, у него также был опыт. А во-вторых…
Ну, вид был чертовски впечатляющий. Начиная с его выпуклых грудных мышц до налитых бицепсов и восьми кубиков пресса, словно он делает по утрам десять тысяч сит-апов перед тем как съесть протеиновый батончик…
— Я знаю, ты хочешь обеспечить мою безопасность, — сказала она тихо. — Спасибо за это. Но грустная правда жизни состоит в том, что мы не всегда получаем то, что хотим. И, хэй, я так долго сражалась с несуществующими врагами. Кто знает… Может, я выстою в бою с тенью.
Глупые заявления. Ещё глупее считать, что они могут стать правдой. Она видела, что такое нападение сделало с мужчиной вроде Бальтазара, а в нём как минимум семьдесят пять фунтов мускул. Не меньше.
— Просто забери мои воспоминания, снова, — сказала ему Эрика. — И позволь жить своей жизнью, что бы меня ни ждало.
Бальтазар молчал какое-то время. Казалось, целую вечность.
А она просто сидела, как мешок с картошкой, как бы сказал её папа.
— Выученная беспомощность, — пробормотала Эрика.
Бальтазар встряхнулся.
— Что, прости?
— У меня в колледже психология шла профильным предметом. Выученная беспомощность — это неадаптивная модель поведения, когда человек считает, что нет причин и возможности влиять на свои действия. Это ведёт к неудачам в части решения проблем и провоцирует апатию. — Эрика вскинула вверх указательный палец. — Что интересно в моём случае — проблема не в том, что я не вижу причин и путей влияния на действия, скорее я не знаю, где лично моя модель поведения и в каком мире я функционирую. Так или иначе, поэтому я как зомби… И очень жаль, что я не могу переписать последнюю страницу своей жизни.
— «Роллинг Стоунс», — выпалил он.
— Что?
— Песня. Не могу вспомнить слова.
Мы точно говорим об одном и том же? — задумалась Эрика.
— Ты не можешь… всегда получать… то, что хоооочешь. — Он прокашлялся и пропел чуть громче: — Ты не можешь всегда получать то, что хооооочешь.
Когда он замолк, Эрика выдохнула:
— Вау. Ты…
— Совсем не умею петь.
— Да нет. Это правда…
— Ужасно. Правда, ужасно звучало. Будто медведь на ухо наступил. Пропел как кот по весне. Даже хуже глухого.
Эрика расплылась в улыбке. Потом рассмеялась.
— Я тоже не оперная певица.
— Обещаю больше не повторять.
— Да нет, зачем. — Она пожала плечами. — Приятно знать, что не всё в твоём теле идеально.
Он резко посмотрел на неё, и Эрика покраснела.
И тогда что-то изменилось между ними. Да, они всё также сидели на своём месте, он всё ещё приходил в себя… Боже, после того как перерезал себе горло… А она отходила от другого потрясения. Но что-то в воздухе между ними неуловимо поменялось.
И страха там точно не было.
Может, ей следовало держаться стратегии поедания сыра и простого общения? Потому что сексуальное напряжение между ними в эту секунду? Заявляло о сногсшибательном сексе на одну ночь, и, учитывая, что она и так сошла с ума… то не могла придумать, почему это — плохая идея.
Эрика снова посмотрела в его горячие, прикрытые ресницами глаза.
— Знаешь, какая ещё есть строчка в этой песне? — спросил Бальтазар низким голосом.
— В песне? — повторила она как попугая, не сводя глаз с его губ.
Бальтазар наклонился к ней, обдавая её запахом своего изумительного одеколона, который он умудрился нанести в какой-то момент, и поражая голыми мускулами.
— В последнем припеве есть строчка «Ты не можешь всегда получать то, что хочешь»…
Не делай этого, твердила рациональная её часть. Словно она заполняла какой-то бланк, не просто ознакомившись с вспыхнувшим между ними влечением, но и поставила галочку напротив вопроса, который он даже не озвучил…
— Что ты получаешь всё, что тебе нужно, — закончила она, затаив дыхание.