Наши дни
267 Примроуз Корт
Колдвелл, штат Нью-Йорк
— Нет, не это. Это дело не для тебя.
Когда детектив Трейвон Эбскотт встал на пути детектива Эрики Сондерс, она остановилась. С другой стороны, сложно это не сделать, когда врезаешься в кирпичную стену. Ее напарник в прошлом играл в футбольной команде колледжа, а также был морпехом, ушедшим со службы с почетом, а еще на четыре дюйма выше нее и на семьдесят фунтов тяжелее. Но, даже учитывая все вышеперечисленное, он встал, широко расставив ноги и выставив руки перед собой так, словно оберегал свою зону защиты от кого-то размером с грузовик.
— Диспетчер отправил меня сюда. — Эрика скрестила руки на груди. — Поэтому могу с уверенностью сказать, что ты не встанешь на моем пути. Не-а.
За ее коллегой находился ничем не примечательный двухэтажный дом, освещенный голубыми огнями полицейских машин, припаркованных на подъездной дорожке, свет проблесковых маячков отражался от окон, превращая семейное гнездышко в трагичный диско-шар.
— Мне плевать, что сказал диспетчер. — Голос Трейвона звучал тихо, но непреклонно. — Я сказал тебе по телефону. Я сам разберусь.
Эрика нахмурилась.
— К твоему сведению, за подобную жадность тебя можно лишить твоей награды Детектива Месяца…
— Эрика, езжай домой. Как друг тебя прошу…
— Я, конечно, — она указала на себя, — в отделении никогда не получала наград. Рассказать почему?
— Подожди, ты о чем? — спросил ее напарник. Словно она говорила на другом языке.
Эрика юрко обошла его и бросила через плечо, когда Трейвон едва не споткнулся, разворачиваясь:
— Из меня хреновый слушатель, и я терпеть не могу, когда кто-то встает на моем пути. Поэтому меня никогда не отмечают наградами.
Гордо шагая по пешеходной дорожке, Эрика услышала проклятья в свою спину, но Трейвону придется перебороть себя… и, честно, она была удивлена его территориальными притязаниями. Обычно они прекрасно ладили. Их назначили в пару в январе, после того как его первый напарник, Хосе де ла Круз ушел на пенсию, завершая свою длинную и выдающуюся карьеру. Она понятия не имела, почему Трейвон взбеленился конкретно из-за этого…
— Хэй, Энди, — поздоровалась она с копом в штатском, стоявшим у двери.
… дела, но парить себе голову она не станет.
— Детектив. — Офицер в штатском отступил в сторону, пропуская ее. — Нужны бахилы?
— Все с собой. — Надевая бахилы поверх уличной обуви, Эрика отметила, что кусты вокруг входа были аккуратно подстрижены, а слева на флагштоке развивался пасхальный флаг. — Спасибо.
Как только она переступила порог, Эрика сразу почувствовала запах ванили и свежей крови… и ее мозг спроецировал гипотетический эпизод «Кексовых Войн»[1], где одному из участников руку зажевало в миксере.
Не против крови на бисквитном кексе?
Нет, это будет конкурс «Лучший пекарь Британии»[2], не так ли?
Пока ее мозг развлекал себя различными дурными гипотезами, Эрика посмотрела направо. Разрушенная гостиная по части декора и мебели оказалась такой, какой она ее ожидала увидеть. Уверенный средний класс, особенно примечательны фотографии с двумя родителями и дочкой, рамки стояли на книжных полках в порядке постепенного взросления, ребенок становился от снимка к снимку все выше и взрослее, родители постепенно седели и толстели.
Эти фотографии стали первым намеком, почему Трейвон пытался отстранить ее от дела.
Ну, на самом деле… была еще пара мыслей, когда она получила вводные данные от диспетчера.
Игнорируя тревожные звоночки в голове, Эрика обошла разбитую лампу. Несмотря на уютный домашний декор, комната выглядела так, будто перед электрическим камином произошла пьяная драка: цветастый диван сдвинут с места, подушки разбросаны по ковру, одно кресло перевернуто, дешевый кофейный столик разбит.
На серых стенах и ковре с низким ворсом были брызги крови.
Тело, лежавшее лицом вниз в центре комнаты размером шестнадцать на двенадцать футов, принадлежало белому мужчине в возрасте, лысина на макушке указывала, что перед ней отец семейства, судя по снимкам с матча по хоккею с мячом. Одна его рука была вытянута, вторая лежала вдоль тела, на нем была офисная одежда, по всей видимости, рубашка, заправленная в брюки из полиэстера. Ремня не было. Обувь на ногах.
Эрика в два длинных шага приблизилась к телу, и ее колени подогнулись, когда она опустилась на корточки. Нож, торчавший из его спины, хорошо поработал перед тем, как лезвие похоронили у мужчины в грудной клетке, было видно четыре или пять ножевых ранений, судя по прорезям в рубашке и крови на хлопковой ткани.
Она сделала глубокий вдох с ощущением, что половина всего кислорода в Колдвелле мистическим образом испарилась.
— Эрика.
Ее имя было произнесено со знакомой усталостью в голосе. Она часто слышала такие интонации от тех, кто пытался вразумить ее.
— Нападение в состоянии аффекта. — Она указала на колотые раны, хотя она комментировала очевидное. — Это сделал кто-то очень сильный, когда жертва пыталась убежать.
Эрика поднялась и прошла дальше в дом. Проходя мимо арочного прохода в кухню, она аккуратно обходил пятна крови. Второе тело лежало лицом вверх на деревянном ламинате возле плиты, жена и мать растянулась в луже собственной крови. У жертвы была обширная травма головы и шеи, черты лица было не опознать, кости сломаны, плоть размолота в кашу. Крови было так много, что невозможно сказать, какой принт был на ее футболке, но легинсы купили в «ЛуЛаРо»[3], судя по ярким персикам на голубом фоне.
Над ней, на жарочной поверхности стоял сотейник с чем-то похожим на домашний болоньезе, убежавший через край, на что указывала черно-коричневая субстанция вокруг конфорки. Позади, на самой большой из конфорок стояла большая кастрюля с всего двумя дюймами воды в ней, а рядом с этим беспорядком, на столешнице — неоткрытая коробка спагетти известной марки и разделочная доска с луком, нашинкованным лишь наполовину.
Женщина, когда шинковала лук, поджаривала мясо и наполняла водой кастрюлю, даже не представляя, что этот ужин станет последним, который она приготовит для своей семьи.
Ком желчи поднялся к ее горлу, когда Эрика посмотрела на открытую дверь в подвал, лестничная клетка освещалась светильником на стене.
— У убийцы было два орудия, — сказала она, ни к кому не обращаясь. Скорее для того, чтобы успокоить саму себя. — Ножом он убил отца, а здесь поработал молотком. Возможно, монтировкой.
— Молоток, — мрачно вставил Трей. — Он в коридоре наверху.
— Она поставила воду закипать. — Эрика подошла к двери в подвал и сделала глубокий вдох. — Потом спустилась в подвал, к стиральной машинке… это объясняет запах ванили. Это не ароматические свечи. Это стиральный порошок «Суавитель». Моя соседка в колледже, Алехандра всегда его использовала.
— Эрика…
— Она услышала шум наверху. Побежала проверить, что происходит. К тому моменту, как она оказалась на первом этаже, ее муж был мертв или умирал, а убийца пошел на нее с молотком. — Эрика встретила взгляд темных глаз Трейвона. — На входной двери нет повреждений, значит, отец сам впустил убийцу. Здесь есть сигнализация?
— Нет.
— Где два других тела… наверху?
Трей кивнул.
— Эрика, слушай, не нужно…
— Еще только раз произнеси мое имя таким тоном. Когда надумаешь перекрыть свою жалость, я готова, чтобы ко мне относились как к взрослому человеку, кем я являюсь, а не как к ребенку.
Она вышла через гостиную и поднялась по ковровой дорожке на ступенях на второй этаж. И когда она оказалась на лестничной площадке, нужно было лишь бросить взгляд в сторону узкого тускло освещенного коридора. В дальнем конце в спальне цвета розового фламинго обзору были открыты два тела, одно лежало на кровати, второе в сидячей позе опиралось на стену.
Эрика моргнула. И еще раз.
А потом она не смогла сдвинуться с места. Даже перестала дышать.
— Давай вернемся на первый этаж, — тихо сказал Трей возле ее уха.
Когда коллега взял ее под руку, Эрика отмахнулась от сочувствия и шагнула вперед. Она остановилась в дверном проеме. Тело на кровати было раздето на половину, футболка задрана, обнажая бело-розовый бюстгальтер, черные легинсы «Лулулемон» сдернуты вниз, свисая с одной ноги. У девушки были темные волосы, как у родителей, длинные и красивые, немного вились на концах. В ее правой руке был… пистолет. Девятимиллиметровый.
По неясной причине взгляд зацепился за розовый лак на ногтях. Покрытие было без сколов, и Эрика посмотрела на заставленную поверхность комода, там стоял флакон с лаком «OPI» такого же цвета. Наверное, девушка сделала маникюр сегодня, ну или совсем недавно.
Рядом с лаком для ногтей на столешнице стояла фотография в рамке. Мертвая девушка стояла рядом с молодым мужчиной, который был выше нее на целую голову. Она, широко улыбаясь, смотрела в камеру. Парень смотрел на нее.
Взгляд Эрики переместился на второе тело. Парень с фотографии, сидевший у розовой стены с вытянутыми ногами, напоминал чучело, рухнувшее с шеста. Он был мускулистым, как спортсмен, с широкими плечами и толстой шеей, и он был красив по меркам атлета, с квадратным подбородком и глубоко посаженными глазами. На его футболке с эмблемой «Футбольная команда Колледжа Линкольн» расплылось огромное пятно крови, также брызги были на горле и подбородке. Его руки покрыты кровью — матери, которую он до смерти забил молотком.
Ширинка на его джинсах была расстегнута.
Фокусируясь на пулевой ране, она заметила вторую, чуть ниже, под диафрагмой.
Ты выстрелила ему дважды в грудь, подумала Эрика. Красотка.
Когда она шагнула вперед, то заметила, что дверь в комнату была выбита. Буквально в голове услышала стук, плач и крик, когда он вышиб дверь после того, как дочка закрылась внутри, после того как ее родителей убили…
Эрика накрыла уши руками, когда в них зазвенело.
— Все нормально, — пробормотала она, когда Трей снова встал перед ней. — Я в порядке.
— Я выведу тебя.
— Хрен бы не так.
Наклонившись вбок, Эрика посмотрела в лицо девочки. Она смотрела в потолок, косметика была размазана вокруг ее мертвых глаз, черные дорожки туши спускались по щекам, а размазанная помада делала из тщательно наложенного, судя по количеству кистей и косметики на столике, макияжа маску клоуна.
На ее лице была еще одна отметка, но сделана она не «MAC» или «NARS». Круглое пулевое отверстие на виске, и входная рана была относительно ровной, на покрасневшей коже виднелись остатки пороха. А вот выходное отверстие с другой стороны ее черепа было страшным, кости, кровь и мозги забрызгали розовое покрывало.
— Он пришел с тремя орудиями, — услышала себя Эрика. — Нож, молоток… и этот пистолет.
Она сумела стащить девятимиллиметровый, когда убийца напал на нее? Да, наверное, так и было. Он вломился сюда после того, как убил ее родителей… она каким-то образом смогла разоружить его… может, притворилась, что соглашается на секс?
Она, должно быть, слышала, как внизу убивали ее родителей, их боль и панику. Наверняка кто-то из них, а может и оба, крикнули дочке, чтобы она заперлась и вызвала помощь…
— Родители еще не знают, — сказал Трей. — Я про парня. Я только послал патруль к их дому.
— Кто нашел их всех? — спросила она хрипло.
— Мы. Она набрала 911, перед тем как застрелиться.
Эрика окинула взглядом кровать… вот он. Телефон лежал на окровавленном покрывале, возле девочки.
Девочка сжимала в руке девятимиллиметровый, а не мобильный.
— Оператор, принявший звонок, слышал выстрел. Девочка плакала так сильно, что едва могла говорить. Но она сумела назвать его имя и сказала оператору, что он ворвался в ее дом и убил ее родителей. Потом она назвала свой адрес и… и в третий раз нажала на курок.
— Это не ее вина, — прошептала Эрика, склоняясь над кроватью, чтобы посмотреть в пустующий взгляд. — Милая, клянусь, ты ни в чем не виновата.
Когда ее голос сорвался, она прокашлялась. И еще раз.
Без единой сознательной мысли она прикоснулась к месту под своей левой ключицей. Через куртку она не чувствовала шрамы, но они были.
К окруженной вакуумом смерти Эрике, словно грабитель подкралось ее прошлое, забирая ее из реальности, засасывая в ночь, которую она никогда не хотела вспоминать, но постоянно проживала. Всегда. Она тоже сражалась в самые страшные мгновения для ее семьи. И, видит Бог, за последние четырнадцать лет она столько раз жалела, что не убила себя… что не смогла.
Пытаясь обуздать рвотный рефлекс, она прислушалась к голосам у входной двери. Кто-то еще приехал на место преступления. Без сомнений, фотограф. Или криминалисты.
Эрика посмотрела на своего напарника, впервые фокусируясь на нем. Трей, подстриженный по-военному, был в своей фирменной флисовой кофте с эмблемой ОПК, стрижка свежая, гладкому подбородку бы позавидовал Супермен. И он посмотрел на нее в ответ, чуть опустив веки и сжав губы.
— Все нормально, — сказала Эрика. — Я смогу справиться с этим. И я ценю… что ты присматриваешь за мной.
— Если захочешь уехать, никто не станет тебя осуждать.
Она посмотрела на кровать, на красивую молодую девушку, чья жизнь оборвалась так рано. Все семейные фотографии в гостиной? Те снимки, что старательно делали, чтобы запечатлеть ее взросление с любящими родителями?
Больше фотографий не будет. Их больше не будет…
Снаружи послышался скрип ступеней, когда кто-то начал подниматься по лестнице.
Точнее, не так. Будут еще фотографии — те, что снимут специалисты по форензике, чтобы запечатлеть то, как все они умерли.
— Я смогу справиться с этим, — сказала Эрика своему напарнику.
И себе.
Но сама в это не верила.