Вознесение

Глава 45

Повидать мир, расширить свой кругозор так, чтобы составить мнение, способное посоревноваться с рукописью известных мировых путешественников, — это желание никуда не делось из сознания Андромеды… но сейчас, в мгновения, когда ее жизнь могла оборваться, оно отходило куда-то на второй план. И все же, медленно шагая вперед, придерживаясь за рану, она не могла не обратить внимание на то, каким было странным, неестественным то место, где она оказалась: она шла вдоль снега, мороза, что окутывал ее с каждой секундой все больше, и все же зимы вокруг не предвиделось, словно для нее таким образом высекли дорогу, путь, по которому она должна пройти до самого конца, чтобы увидеть желаемое. Увидеть ее цель.

Высокие, черные деревья без листвы устремлялись ввысь, к самому небу, в котором, посреди облаков, застыла яркая луна, настолько яркая, что даже эти самые облака не были для нее помехой. Свет, который она отражала, пробивал все насквозь, до самой земли. Так красиво, но так нереалистично. Она перестала быть уверенной в том, что окружающий мир не является иллюзией.

Сейчас, Андромеда не знала, с какой перспективы она должна смотреть на мир, чтобы увидеть истину. Она не знала, что ей нужно сделать, чтобы получить ответ. Не знала, правильно ли она поступила, буквально изничтожив свою силу, или же она допустила ошибку. Она лишь шла вперед, посреди столпов лунного света, отражающихся от снега и пустых деревьев… деревьев, таких одиноких, таких опустошенных, как и она сама в этот момент. Она показала себе самоотверженность мгновениями ранее, но эти чувства быстро исчезли, заменяясь пугающим одиночеством.

Сказать по правде, она даже перестала переживать о Фаусте… о том, где он сейчас. Эта мысль не только отвращала ее, но и пугала… и все же, это была честная правда. После всего, навряд ли у нее будет возможность увидеться с ним, так какая разница? Что бы она сейчас ни делала, все это, скорее всего, приведет ее одному закономерному результату: к скорейшей смерти.

Словно во сне, она продолжала идти вперед, сама не понимая, что хочет найти. Но Андромеда знала, что где-то рядом есть нечто, что должно послужить поршнем, рычагом, который подскажет ей, что делать дальше: направит на путь, по которому она пойдет дальше, ведь так, как сейчас… так продолжаться уже не могло.

Быть может, она находится в чертогах собственного разума, а, быть может, в странной, незнакомой реальности. В месте, где она никогда не была, и где она в самом деле не должна быть сейчас.

Ее короткое странствие завершилось на моменте, когда она нашла дерево, поваленное на землю. Но не само дерево заинтересовало ее, а некто, кто сидел на нем… Винтер. Он выглядел совершенно невозмутимо, в каком-то смысле подобно… кукле, манекену, что не способен испытывать какие-либо эмоции; не способен совершать хоть какие-то человеческие движения.

Морозная дорога обрывалась как раз там, где сидел Винтер, и даже больше: она видела, как воздух рядом с ним замерзает, но дальше него мороз не проходил. Он оставался ровно там, где находился Винтер, и ни метром дальше. Он был источником этой природной аномалии, и ничего не случится, пока он не двинется… пока он не решится сделать хоть что-нибудь. Точно так же, как ничего не случится, если Андромеда не решится подойти ближе.

Зашагав вперед, Андромеда все же присела рядом, но Винтер даже не повернулся. Лишь спустя мгновения, когда Андромеда уже села, он кивнул головой, давая ей понять, что он все еще находится в сознании, и знает, что он теперь здесь не один. Он смотрел вдаль, в противоположную сторону дороги, по которой она шла, — туда, куда его мороз еще не смог дотянуться. Впереди не было столпов света, не было снега, не было крови, оставленной на земле… только бесчисленные, оголенные деревья, похожие на лесное пепелище. И тьма.

Пустота.

— Иногда я спрашиваю у самого себя, является ли этот мир реальным. Или же все, что случилось после Катаклизма, является лишь пародией на то, что мы все называли «миром».

Андромеда ничего не ответила, ожидая того, что Винтер скажет дальше.

— Прежде, чем ты пришла на мои занятия в столице, мне сообщили, что у тебя большой потенциал, как у ученика. Но спустя время, сказать по правде, я не увидел в тебе ничего особенного. Иметь предрасположенность к чему-либо, обладать редкой силой… спустя сотни лет, ничего из этого тебя уже не удивляет. Ты не была особенной, Андромеда Харт.

Слова Винтера не содержали в себе злости, да и в целом они уже не могли задеть Андромеду. У нее были куда более насущные проблемы, нежели одобрение ее бывшего преподавателя. И все же, даже так, самую легкую, небольшую обиду, она все же ощутила, хоть и знала, что зря.

— Какое разочарование… — выдавив из себя улыбку, сказала Андромеда, сведя свой взгляд с Винтера на пустоту, в которую тот смотрел.

Наконец, Винтер повернулся, и их взгляды пересеклись. Сейчас, он уже не был похож на живого человека: его тело замерзло, а глаза воспылали огнем, подобно тому, как они пылают у магических существ. Винтер был похож на оболочку, в которую поместили чью-то душу.

— Но ты сделала себя особенной… поступками, которые ты совершила. Своим мировоззрением.

Винтер протянул Андромеде два полуторных меча: его собственный, меч бесконечности, и «Правосудие», принадлежавшее Пандоре ранее. Он протянул их так, словно это дешевый, ничего не значащий подарок, а вовсе не древние, могущественные магические инструменты.

Не дождавшись ответного жеста от Андромеды, Винтер просто поставил их рядом с ней, подразумевая, что вне зависимости от ее ответа, ответственность понесет она, а не он.

— Все это время, мы все пеклись о том, как не допустить повтора, не подпустить других людей к тому, что довелось получить нам… и лишь ты, Андромеда, смогла показать мне, что это неверно. Что все это, все, что мы пытаемся оберегать, как какие-то сказочные стражи… оно лишено смысла.

Винтер посвятил свою жизнь тому, чтобы не позволить никому довести мир до того предела, до которого его довел он сам. Он, как никто другой знал, каким образом можно поставить мир под угрозу, и делал все, чтобы никто из ныне живущих людей не мог заполучить знание об этом.

Но он был не прав.

— Каждый опыт уникален… — подтвердила его слова Андромеда, коснувшись кончиком пальца ножен «Правосудия». — Если кто-то воспользовался силой во зло, это не значит, что так же поступят и все остальные. Опыт, который предоставляет Астрал… уникален. Тот, кто хочет навредить миру, обязательно найдет способ… как бы это ни было печально, но это правда.

— Ты понимаешь это, и именно поэтому, я могу назвать тебя… особенной, — вновь отвернувшись, довольно сказал Винтер. — Мне жаль, что я понимаю это только сейчас. Мне жаль, что никто из нас до этого не смог до этого догадаться… но я рад, что появилась ты.

Винтер почувствовал себя проигравшим, ведь он понял такую простую, но важную вещь лишь тогда, когда это уже не имело никакого смысла. Тогда, когда уже ничего не изменить.

— Совсем скоро, я умру, и навряд ли что-то сможет изменить этот факт… — печально констатировал он.

Андромеда поспешила воспользоваться своими силами, чтобы залечить раны Винтера, но все, что она почувствовала, — это легкое покалывание на кончиках своих пальцев. При повторной попытке, легкое покалывание заменилось невыносимой болью, которая в буквальном смысле заставила ее остановиться. Магия все еще подчинялась ей, но совсем не так, как раньше. Она рисковала навредить не только себе, но и самому Винтеру: ее силы воплощали собой хаос. Хаос, который она явно не могла контролировать. Все ее магические цепи… были повреждены. Стали иными.

Винтер видел, как сильно она терзает себя мыслью о том, что у нее больше никогда не получится никого вылечить. Ему не хотелось видеть ее такой печальной.

— Мороз останавливает процесс гниения, — это еще одна причина любить зиму. Возможно, когда найдут мое тело, я все еще буду так же красив, как и при жизни… как думаешь, студент?

Это была достаточная жалкая попытка в юмор, но Винтер постарался изо всех сил усмехнуться, сделав вид, что происходящие сейчас события не такие уж и безнадежные, как кажется ей.

Его собеседник, впрочем, шутки не оценил, осознавая, что их путешествие подходит к концу. Умереть где-то там, на краю мира всего, почти что в одиночестве… это совсем не то, чего хотелось бы Андромеде, да и Винтеру, сказать по правде, тоже. Он ранее представлял свою кончину самыми разнообразными способами, да и в его жизни было достаточно событий, когда он был уверен в том, что время, наконец, пришло. То, что было сейчас… это был точно не тот момент, в котором ему хотелось отдать свою жизнь.

Не потому, что ему хотелось жить и дальше, но потому, что это казалось ему глупым, бессмысленным. Космос мог, по крайней мере, мог подкинуть ему сильного врага, в бою с которым он мог умереть с честью. Пандора, впрочем, была достаточно сильна, тут не соврать. Она не добила его, но довела до предела.

И все же он здесь.

— Эти мечи — не просто оружие, не просто катализаторы… — коснувшись плеча Андромеды, он взглянул на нее погасшими, полупустыми глазами. — Это символы, которые нужно нести.

Кровь в жилах Андромеды застыла, буквально, — ее кровотечение сильно ослабло от мороза. Температура была как раз находилась на грани, когда еще немного, и они и впрямь покроются льдом. Кажется, Винтер, к этому моменту, уже совсем не был способен контролировать собственные силы. Это была странная защитная реакция его умирающего тела и сознания.

Отодвинув руку от раны, Андромеда убедилась в том, что кровь перестала идти, хоть и глубокое ранение в ее груди совсем никуда не делось. Ее окровавленная рука коснулась рукоятей мечей и их ножен. Они совсем не были похожи друг на друга, — один из них и вовсе принадлежал ее врагу, сопернику, и все же… она не может оставить здесь ни один из них. Как и сказал Винтер, эти мечи — символы, которые нужно нести. Столько, сколько она сможет.

— Магические цепи в теле человека — это еще не конец. Ты не умрешь, Андромеда.

Взяв мечи в руки, Андромеда встала на ноги и обняла их ножны, прижимая орудия к себе так, словно она прижимает к себе дорогого человека, которого она ни за что не хочет потерять.

Наконец, встав перед Винтером, она вновь столкнулась с ним взглядом. В последний раз.

— Путешествие во времени — проклятие, потому что путешественник во времени всегда может вернуться, как бы ни хотелось ему умереть. Но сейчас я пытаюсь понять… вернусь ли я сюда?..

— Из меня выйдет плохой путешественник во времени, — коснувшись рукояти меча бесконечности, Андромеда почувствовала не мороз, но холод, который, впрочем, вызывал мурашки ничуть не хуже, чем ветер, что свистел над ее головой. — Я бы сказала даже ужасный.

Винтер снова улыбнулся, но даже его улыбка начала увядать, подобно его глазам. Он вел себя так безразлично ко всему, что больше напоминал своим видом не человека, а механизм, шестеренки которого медленно, но верно прекращают свое движение. Андромеда даже не была уверена, сможет ли он теперь хотя бы пошевелиться, не говоря о чем-то существенном.

В каком-то смысле по-настоящему великий человек увядал на ее глазах, и она совершенно не могла ему помочь. Более того, Винтер даже не мог помочь самому себе: не мог унести их подальше, в безопасное место, где им смогли бы оказаться первую помощь. Наконец, он осознал, что стал тенью самого себя, того сильного Винтера, кем он был когда-то давно. Сейчас же… все его оставшиеся силы были истрачены на это жалкое перемещение в никуда.

В место, где ему суждено умереть.

— Ты боишься, Винтер? — ненавязчиво спросила Андромеда, глядя ему в глаза.

Интонация, с которой спросила это Андромеда, момент, который она выбрала для этого… ее слова были подобны словам самой Смерти, что пришла забрать то, что принадлежит ей по праву. Андромеда не подразумевала ничего подобного, не хотела его испугать, или же обидеть… просто так получилось, так совпало. Лорд Винтер так часто бегал от смерти, и вот, в очередной раз, в тот, что мог стать его самым последним, именно Андромеда стала его жнецом.

Он дернул губами, собираясь ответить ей на вопрос, но у него так и не нашлось подходящих слов. Боится ли он? Наверное да. Придется сильно соврать, чтобы убедить ее, что ему сейчас не страшно, но в этом нет никакой необходимости. Нет никакого стыда признаться в том, что тебе страшно умирать.

Конечно страшно, хоть ему и до этого много раз приходилось видеть свою смерть. Одновременно с этим… он относился к этому достаточно спокойно. Настолько спокойно, что он мог оставаться несломленным, несмотря ни на что, будучи выше своего страха.

— Найди Константу, — вдруг сказал он, совершенно отдаляясь от изначально заданного ему вопроса. — Я не могу помочь ей, больше нет, но я так же не хочу, чтобы они пленили ее. Не хочу, чтобы ей было больно.

Винтер просил ее о невозможном. Найти Константу это в принципе достаточно непосильная задача, даже вне контекста, а тут он подразумевает, что Андромеде снова придется столкнуться с Пандорой, которая наверняка не будет рада их новой встрече. К тому же, этой просьбой, Винтер и впрямь подразумевает, что рана в груди Андромеды как-нибудь обойдется, а разрушенных магические цепи в ее теле никоем образом не навредят ее дальнейшей жизни.

Упершись в третий меч, его личный, Винтер попытался встать на ноги, выпрямиться, но у него не получилось. Он упал обратно на поваленное дерево, удерживая меч как трость. В отличие от Андромеды, его магические цепи не были разорваны, но он… сделал слишком много. Раны, нанесенные Пандорой, и истощение, что пришло к нему после такого близкого взаимодействия с пустотой, оставили на нем непоправимый след. Он и впрямь не может идти.

Не может продолжать. Одежда Винтера начала покрываться инеем, что в буквальном смысле вырывался из сущности его силы в последние мгновения, когда он уже не мог контролировать себя. Местами, он даже покрылся ледяной коркой… не было ничего, что Андромеда могла бы сделать для него прямо сейчас. Она даже не могла пообещать ему исполнить его просьбу.

— Прощай, Винтер, — холодно сказала Андромеда, приметив, что Винтер совсем не двигается.

Медленно развернувшись, Андромеда ушла, оставляя Винтера в свои последние моменты в одиночестве. Совсем скоро, мороз Винтера отступит, и ее кровоточащая рана откроется вновь. Она не знала, что ей нужно сделать, чтобы избежать смерти, и единственный вариант, который казался ей хоть сколько-то разумным, — это идти вперед, надеясь, что произойдет чудо.

Спустя некоторое время, Андромеда остановилась, взглянув на Винтера через плечо. Он все еще сидел там, устремившись взглядом в землю… если он вообще сейчас видит хоть что-то.

Дороги назад не было.

— Пока, Андромеда, — проговорил Винтер себе под нос, закрывая глаза.

Андромеде не довелось услышать прощание Винтера, и она просто пошла вперед, по подобию дороги, на которой уже не было никакого снега. Вид, который отрывался перед ней, казался ей крайне сюрреалистичным: луна была слишком яркой, деревья были слишком черными, а вокруг не было ничего, кроме такой же черной, будто пропитанной чернилами, земли. Даже воздух казался Андромеде совершенно инородным… не тяжелым, но необъяснимо неправильным.

Как она и предполагала, со временем ее рана открылась, и кровь продолжила стремительно покидать ее тело. Приложив ладонь к груди, Андромеда попыталась вылечить себя, снова и снова… она и раньше не могла лечить себя, а теперь, когда магия ей неподвластна, и подавно. Раз за разом, она испытывала сильную боль, которая, в конце концов, просто заставила ее заплакать. Но после очередной неудачи, она все же почувствовала, что что-то изменилось: кровь не перестала идти, но ее стало заметно меньше.

Это была ее маленькая победа, дающую ей надежду о том, что и впрямь все может быть хорошо. Но это была лишь капля в море перед тем, что ей только предстоит пройти дальше.

Мир в ее глазах начал искажаться, заставляя ее потерять хоть какую-то связь с реальностью, а ее собственное тело начало казаться ей необычайно легким. То, что Андромеда видела перед собой, сильно напоминало ей о какой-то испорченной картине, на которую хаотично вылили множество цветных красок. Мир искажался лишь на мгновение, но с каждым разом, все больше деталей оставалось наяву, и с каждым разом происходящее казалось ей все более реальным.

Опустив голову вниз, не желая видеть искаженный мир в своих глазах, Андромеда продолжила идти вперед, стараясь игнорировать все, что происходит перед ней. К этому моменту, она и впрямь не знала, что именно надеется найти впереди. Людей, что могут ей помочь? Волшебные травы, из которых она сможет сделать зелье, что принесет ей спасение? Древний артефакт космоса, прикоснувшись к которому она сможет вернуть все назад и исправить так, как хочет?

Ничего из этого не ждало ее впереди. Она знала это. И все же, она продолжала.

— Ради чего? — вдруг услышала она вопрос.

Андромеда остановилась. Не опуская голову, прямо перед собой, перед своими ногами… она увидела ноги другого человека. Ноги, что так подозрительно сильно похожи на ее собственные.

Подняв голову, Андромеда увидела перед собой саму себя. Сейчас, после всего произошедшего, это казалось ей не таким уж и странным. Та Андромеда, что она видела перед собой, в определенной мере отличалась от нее, и, вместе с этим, выглядела крайне знакомой. На этот раз, во внешности не было никакой мистики: это была та Андромеда, что являлась ей во сне. Та Андромеда, которую она так часто видела в своем собственном отражении. Ее неведомая другая сторона, о которой она знает так мало, и одновременно с этим так много.

В отличие от ее собственных глаз, глаза этой Андрдмоеды пылали так же ярко, как и всегда. Яркий красный притягивал к себе много внимания, в некоторой мере даже ослепляя ее на фоне темного леса. Ее рука не была обожжена, а за спиной находился такой знакомый ей пушистый волчий хвост.

Она была почти идеальной, в отличие от нее самой.

— Потому что он сделал так много для меня, — ответила Андромеда, сама не до конца осознавая, на какой именно вопрос она отвечает. — Я не могу остановить его в одиночестве.

— Это лишено смысла, — ответили ей. — Скоро, Пандора явится за Фаустом. Ты ведь знаешь, что он сделает, не правда ли? И как бы ты ни хотела успеть это предотвратить… не выйдет.

— Он не станет… — сама не веря в собственные слова, отмахнулась Андромеда. — Он не знает.

— Я — это ты. Ты не можешь обмануть саму себя, Андромеда Харт, даже не пытайся.

Андромеда опустила голову, не зная, что ей ответить. Может ли Фауст и впрямь сделать нечто непоправимое, когда узнает, что ее больше нет? Может ли он дать Пандоре, то, что она хочет? Или, что еще хуже, может ли Фауст разорвать предел между Астралом и реальным миром? Если он и вправду может, то это будет первым, что он сделает. Потому что ему будет уже нечего терять.

— Что я должна сделать? — спросила у себя Андромеда.

— Используй то, что осталось в твоих руках, чтобы выбраться из этого проклятого места.

Промолчав, Андромеда взглянула не только на «Правосудие», но и на меч бесконечности, который отдал ей Винтер. Ни одно из этих орудий не принадлежали ей, но это не значит, что она не должна была пользоваться их могуществом. По крайней мере, она могла попробовать.

— Сделай это, пока пустота, на пару с Астралом, не заставила тебя забыть о реальности.

Другая Андромеда исчезла, оставив ее одну. Андромеда почувствовала нарастающую слабость, истощение… и если она и дальше будет стоять здесь, и впрямь ожидая чуда, то она останется здесь навсегда. Пустота продолжает сгущаться, показывая свою тьму во всей красе, а безумие Астрала начинает заполнять ее рассудок, заставляя забыть о том, кто она такая и зачем здесь…

Путешествие во времени, безграничное перемещение в пространстве… эти силы как запретный плод, недоступный человечеству, но идея об этом так манит, что, задумавшись об этом, смириться с действительностью становится тяжело. Особенно тяжко, когда в твоих руках оказывается целый магических катализатор, который ранее уже использовали для того, чтобы менять не только течение времени, но и течение самой реальности, самого великого космоса.

Меч бесконечности не был ее спасением, но был возможностью: возможностью, которой она поспешила воспользоваться, вонзив тот в черную землю, даже не вынимая меча из ножен.

К ее собственному удивлению, инструмент времени и пространства действительно начал резонировать с ее телом и сознанием. Даже не зная секретов пустоты, она спровоцировала пустотное заклинание, которое вырвало ее из прежнего места и отправило в совершенно иное.

Результат, который получила Андромеда, впрочем, был слабо похож на спасение: оказавшись в новом месте, она потеряла равновесие и рухнула в реку, более не в силах подняться на ноги.

Все это оказалось напрасным. Она открыла глаза, и увидела не яркую луну, но палящее солнце; а вокруг множество зеленых, но одновременно таких серых деревьев, нагоняющих тоску. Сказать по правде, это место не сильно-то отличалось от черного леса, в котором она была. Разве что здесь она не чувствовала ни холода пустоты, ни присутствия астрального мира рядом.

Течение реки не было достаточно сильным, чтобы унести ее, а вода не была достаточно глубокой, чтобы она захлебнулась. Андромеда продолжала лежать, осязая, как течение воды смывает ее кровь, омывает ее кожу и шерсть. В какой-то мере, ей даже стало как-то… приятно.

Проверив, что мечи все еще находятся рядом с ней, Андромеда из последних сил отцепила перчатку, что все это время притупляла боль ее сожженной магическим пламенем руки. Течение унесло перчатку прочь, и, опустив руку в воду, Андромеда почувствовала… холод. Она не чувствовала жгучего пламени, не чувствовала невыносимого ожога, и это… радовало ее. Она нашла в себе смелости насладиться этими моментами. Моментами перед тем, как она умрет.

Андромеда улыбнулась, и к ней пришло смирение. Пение птиц вокруг начало притупляться, журчание воды становилось все менее заметным, в глазах начинало медленно, но очень верно темнеть. Совсем скоро, она потеряла свое осязание. Вместе с ним, ее покинуло ощущение реальности и возможность ясно мыслить, — не было даже так называемых предсмертных воспоминаний, в которых, как говорят, человек видит самые яркие моменты из своей жизни.

Андромеде уже доводилось умирать, но это мгновение совсем не похоже на то, с чем ей доводилось сталкиваться тогда. На удивление, она все еще слышала шелест травы, и все еще прекрасно видела лучи солнца, что так смело прорываются через туманные облака в небе.

Из последних сил, она подняла мечи в ножнах, возложив их на себя, словно на погребение, на постамент, представший миру в виде ее собственного тела.

Андромеда сделала много обещаний, но все, что она сейчас может, — это продолжать нагонять драму, ведь ни одно из обещаний она исполнить уже не в состоянии. У нее нет сил даже заплакать от собственного бессилия. И совсем скоро, исчезнут даже эти жалкие чувства.

Рана открылась с новой силой, и вода, проходя через Андромеду, начала окрашиваться то в розоватый, то в яркий алый… оттенок свежей крови. Сделав вздох, Андромеда закрыла глаза, и начала ждать. Ждать не чуда, но момента, когда весь этот кошмар наконец-то завершиться. Момента, когда Андромеда, наконец-то, умрет, не имея возможности вырваться из рук смерти.

Но этому не суждено сбыться.

— Я не могу позволить тебе умереть.

Громогласный, почти божественный голос в ее голове, дал ясно понять умирающей полукровке, что умереть сегодня ей не суждено. Испугавшись, Андромеда открыла глаза, но рядом никого не было. Беспомощность, которую она сейчас испытывала, оказалась куда нежелательнее, нежели мгновения ранее. Даже если бы Андромеда очень захотела сопротивляться… она не могла.

Правосудие, что лежало в ножнах на ее груди, засияло ярким, почти ослепительным светом. За мечом, сияние охватило и само тело Андромеды. Но несмотря ни на что, этот свет отнюдь не был символом того, что в следующие моменты ее жизни Андромеду ждет облегчение, или, хотя бы, что-то отдаленно похожее на это. Этот свет не дарил спокойствие — он выжигал все, что было.

Все, что осталось.

Солнечный нимб, появившейся над головой Андромеды, заставил ее воспарить над землей, а после еще и насильно заставил встать на ноги. Но будто этого было мало, как ее пронзили тонкие, золотистые нити, словно для марионетки на сцене. Боль, которую она испытала, оказалась настолько пронзительной, что Андромеда успела позабыть о том, что совсем недавно собиралась умереть.

Андромеда почувствовала, как ломаются ее кости. Руки, ноги, даже кончики пальцев, — эта сила ломала и собирала обратно все, до чего касалась. Никто не мог ей помочь. И даже ее истошный, почти оглушительный крик боли не был услышан, ведь свет, что ломал ее сознание и тело, был намного сильнее всего.

Андромеда продолжала кричать, но ничего не менялось. В конце концов, ее силы иссякли, и все, что она могла, — это хрипеть в саму себя, надеясь, что всему этому придет конец. Ей не хотелось ничего, только чтобы оно закончилось. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь убил ее… чтобы все прекратилось.

Одеяние Андромеды исчезло, и его заменил сияющий, золотистый доспех, покрытый узорами. Этот доспех чрезвычайно похож на тот, что носила Пандора, однозначно намекая на то, что произошедшее является вмешательством самого Правосудия. Или же того, что живет в Правосудии.

— Теперь, ты готова.

Все кончилось, боль ушла. Не было ни света, ни нимба с нитями. Андромеда стояла посреди реки, на своих двоих, будто она и не собиралась умереть. Будто мгновения назад она не кричала, желая, чтобы кто-нибудь оборвал ее жизнь.

О реальности произошедшего намекал золотистый доспех на ней, и Правосудие, что она удерживала в руке, хотя была готова покляться, что оно находилось в ножнах. Впрочем, сейчас она уже не была уверена ни в чем, и остается неиллюзорная возможность того, что ее сознание просто бредит.

Это было бы не худшим исходом.

— Готова к чему?.. — спросила она у Правосудия, сама не зная, что именно она надеяться услышать в ответ.

Видимо, это и было то самое чудо, которое она ждала. Мироздание смиловалось над ней в очередной раз, и вот, Андромеда может продолжить свою дорогу. Разница лишь в том, что в этот раз так называемое «чудо» подстроило ее под себя, изменив ее тело и сделав достаточно сильной, чтобы она могла носить паладинские доспехи на пару с Правосудием, что станет ее основным орудием. Мало этого, так это «чудо» еще и не стесняется потребовать кое-что взамен.

— К тому, чтобы добиться правосудия.