Возвращение блудного сына

17

Абдулка бежал по улице и пел:

Песня была срамная. Прохожие шарахались. Абдулка, маленький человечек, жил на этом свете просто и беззаботно. Час назад, попав в уголовный розыск, он думал только об одном: как бы отпереться от кражи аппарата и вырваться из тоскливого серого здания. Вырвавшись же, моментально забыл об этом, и все интересы его сосредоточились на том, где бы добыть поесть. В том, что он не ляжет спать голодным, Абдулка был уверен: лихие времена прошли, и уж хлеба-то можно было достать всегда, имей только ловкие руки и быстрые ноги. Однако, как ни просто протекала Абдулкина жизнь, и в ней встречались сложности. Например, сейчас, думая о жратве, следовало позаботиться и о куске для закадычного друга Ваньки Цезаря, томящегося в домзаке. Еще сложнее обстояло дело со страстью, терзающей мальчишку, сколько он себя помнил: Абдулка рисовал. Поэтому приходилось дополнительно красть и мел, и бумагу, и карандаши, и всевозможные картинки — обыкновенную, по сути, бумагу, где, необъяснимо располагая краски, художник творил миг жизни. Он собирал картинки давно, хранил их в ветхой коробочке и часами разглядывал, стараясь понять секрет живописи.

Но есть хотелось, и Абдулка, шествуя по тротуару, зорко поглядывал по сторонам. На скамеечке, возле двухэтажного деревянного дома, сидел мальчик в тюбетейке, голубой безрукавке и шароварах. Абдулка подошел и сел рядом. Толкнул мальчишку плечом, а когда тот повернулся, оттянул двумя пальцами свои нижние веки и приподнял большим пальцем кончик носа. Получилась страшная харя. Мальчик засмеялся. Ободренный успехом, Абдулка сказал:

— Страшно, ага? Смотри, ночью не попадайся — до смерти нарыхаю. Принеси попить.

Мальчик вынес алюминиевую кружку с теплым, слабозаваренным чаем. Абдулка отпил и закряхтел:

— У, сладко! С сахаром! Никак невозможно его без хлеба пить. Мой организм сахар без хлеба не усваивает. Болезнь такая. Называется — пленер.

Мальчик снова засмеялся:

— Какой ты… Ну, пошли, накормлю.

— Не! — встрепенулся Абдулка. — Мать там, отец, ругаться станут. Или руки заставят мыть.

— Никого нету, — успокоил его мальчик. — Не бойся, пошли.

Они прошли темный, чадный от общей кухни коридор. Мальчик открыл ключом дверь комнаты и подтолкнул Абдулку:

— Заходи!

В комнате стояли две железные койки, большой письменный стол у окна — единственный стол в этом жилище. Над одной из коек висела перевязанная у рукояти красным бантом шашка. По стали вилась узорная гравировка. Голубые с золотым тиснением ножны сияли на обшарпанной стене.

— Вот это да-а! — выдохнул беспризорник. — И кто ее делал, такую?

— Не знаю, — равнодушно ответил мальчик. — Это папкина шашка.

— A-а… У тебя, поди, мать скоро придет?

— Нет, не придет. Она умерла.

Абдулка посопел сочувственно, спросил:

— Давно умерла-то?

— До революции еще. В ссылке. Ну что, садись за стол! А руки все равно придется вымыть. Давай, давай, не разговаривай! — И мальчик потащил его к умывальнику.

Потом они вместе ели хлеб с солью, холодную жареную картошку, пили чай.

— Уф! Насосался! — наконец заявил беспризорник.

Он вяло обвел глазами комнату и вдруг заметил прилепленную к платяному шкафу картинку. Там над погостом с покосившимися крестами стояла церквушка, а где-то внизу под горой катилась река и зеленел лес. Абдулка напрягся: ему показалось, что он со страшной высоты несется вниз, к церквушке, к распластанной среди лесов и полей реке, — так, что воздух звенит в ушах. У него закружилась голова, он зажмурился и воскликнул:

— Ух ты! Слушай, чего тебе за нее достать? Беда мне понравилась.

— Не выйдет, — вздохнул мальчик. — Это тоже отцовская. Он ее любит.

— Ну, ладно. А еще картинки есть?

— Можно поискать, — нехотя согласился мальчишка и стал выдвигать ящики стола, вынимать какие-то коробки, папки. Просмотрев, всовывал обратно. Небольшую резную шкатулочку без крышки поставил на стол и, вынув сверток, развернул. Оттуда выпали деньги, а мальчик, расправив бумагу, торжественно протянул ее Абдулке. У беспризорника пересохло горло: он смотрел то на деньги, то на картинку.

— Ну, чего ты? — спросил хозяин. — Не нравится, что ли?

— Нра-авится… — с трудом произнес Абдулка. — Можно… взять, ага?

— Конечно, — удивился тот. — А зачем же я искал?

Беспризорник бережно свернул бумажку и сунул куда-то за подкладку пиджака. Мальчик пошел проводить его.

— Ну, бывай! — сказал Абдулка и вразвалку зашагал по тротуару. Но вдруг остановился и повернул обратно. Приблизившись к мальчишке, он худой лапкой схватил его за рукав и спросил: — Слушай, ты кто такой? Маленький, а уже фраер. А если бы я те деньги стырил? Между прочим, надо было. То-то выдрали бы тебя как Сидорову козу!

Он горько сплюнул в пыль и убежал. Женька Войнарский растерянно глядел ему вслед.