Преступники, ограбившие партийца Якимова, — Алексеев, Харинский и Визигуллин — пойманы угрозыском и преданы суду.
По донесению начальника Боровковской милиции губпрокурору, вчера в районе Чугалинского сельсовета, в лесу, был зверски убит селькор центральной крестьянской газеты П. С. Вяткин. В боковом кармане убитого вырученные накануне от продажи овоща 10 руб. 31 коп. не тронуты. Убитому нанесено 8 кинжальных ран в грудь и живот, перерезано горло.
Ведется дознание.
Постукивая костылем, Бабин бродил по зданию, в одном из кабинетов которого помещалась камера народного следователя, и напевал негромко:
— Взгляните на грóбы,
Они вечны дóмы…
Голос у него был приятный, низкий, хоть и хриповатый от усердного пьянства. Иногда нищий подходил к двери, прислонял голову и слушал.
Там происходило опознание личности по фотографии. Понятыми приглашены были: свидетельница по находящемуся в производстве у Вени Карабатова делу о грабеже — девица несомненного поведения, и потерпевший по тому же делу — толстый старообразный парень, одутловатый и нечистый. Девица явно старалась охмурить Кашина: болтала кудряшками и что-то ворковала, пытаясь тронуть за руку, а когда он сердился и одергивал ее, часто дышала грудью и пучила глаза, изображая страсть.
Веня разложил на столе фотографии, заполнил начало протокола и, картинно взмахнув рукой, позвал первого опознающего. Спиридон Вохмин подошел и склонился над карточками…
Фотографию Малахова с семейством принес следователю Семен. Он очень добросовестно поработал накануне: пошел утром по выписанному из бумаги десятника адресу и занял наблюдательный пост за грудой бревен в маленьком переулке-тупичке.
Подозреваемый появился только после обеда, и вот тут-то Кашина и ждало новое грандиозное открытие: вместе с ним спустились с крыльца не только беспризорник Абдулка, но и — батюшки-светы! — Мария Лебедяева, бывшая Черкизова подруга! За ними, спокойно и незаметно, он проследовал в город и отпустил их только после фотографии.
Потрясая мандатом, он с грозным видом налетел на испуганного фотографа, заставил тут же проявить пластинку и отпечатать снимок. Только изъяв его и бережно спрятав на груди под пиджаком, успокоился и отправился выполнять вторую часть намеченной на день программы: покупать галоши сестре Надьке.
…Старик Вохмин бестолково тыкал пальцем в фотографии, все время переспрашивая:
— Это кто? А? А это? А? — в конце концов, кажется, сообразил, что от него требуют, вгляделся и развел руками: — Нет, никого не знаю. Годы — какая уж тут память!
— Не можете опознать среди предъявленных на фотографиях личностей человека, подобранного вами возле дома Филатенковой?
— Нет.
— А сидевшего в коридоре губрозыска двадцать седьмого июля сего года?
— Не могу, не могу! — тряс головой Вохмин. — До того ли мне было, посудите? Кого я там только не видал, разве всех упомнить… Сидел, кажется, какой-то молодец, после на улице ко мне приставал, убить грозился, но — нет, на личности плохая память.
— Следовательно, не помните? — напирал Веня.
— Нет, не помню, куда ж тут деваться!
Старика отпустили и пригласили Бабина.
Бродяга сразу ткнул в вырезанное из семейной фотографии и помещенное среди других карточек малаховское лицо.
— Как не узнать! Это не из-за него, случайно, вы всю мою душу вымотали?
— Еще неизвестно, кто кому, — буркнул Семен.
— Так-так-та-ак… — тянул Карабатов, заполняя протокол. — Теперь мы это дело оформим.
Тут Бабин заметил девицу, приосанился и бочком-бочком начал подбираться к ней. Кашин нетерпеливо ждал, когда следователь кончит возиться с бумагами, чтобы выпроводить их поскорей, — до того были неприятны.
Однако в коридоре раздались четкие шаги, и в кабинет заглянул Болдоев, вызванный Веней по телефону. Он тоже должен был участвовать в опознании. Нищему дали понять, что теперь он будет здесь лицом лишним, и, подписав протокол, Бабин с сожалением удалился. Вышел на улицу и встал против окна, подглядывая, когда освободится намечаемая им на сегодня подруга.
Болдоев недолго задержался в карабатовском кабинете.
Он тоже категорически опознал Малахова.