Ядовитый Факультет. Фея, которую вы заслужили

Глава 1. Странное поведение одной непримечательной кружки

Ежедневно, включая выходные, мы с напарницей по стеночке пробирались по учебному болоту, каждая — к своей стратегической координате. Волшебный плевок в болотную жижу должен был вырастить кочку. Замысловатый пасс — закрепить успех и провести осушение прилегающей к кочке территории. У напарницы работа спорилась, в то время как у меня…

То ли плевки мои до волшебных не дотягивают, то ли несмываемое проклятье на мне лежит. В общем, я терпела провал за провалом, поражение за поражением. И тормозила совместный проект.

Болото нам полагалось превратить в дивный цветущий сад.

Спросите, за что мне наказание такое? Так это наш куратор учудил. Сказал, Нойта слишком самоуверенна, Нойта не знает, что такое адский труд. Поэтому вот вам с подружкой самый сложный дипломный проект, а то вы вечно у меня на лекциях комиксы рисуете и ржёте аки лошади.

Короче говоря, наш куратор профессиональный садист.

И Нойта еще устроит ему весёлую жизнь.

Если вы где-нибудь услышите, как Нойту склоняют на все лады, так и знайте: речь обо мне.

Каждое утро перед началом работы над дипломом мы тащились на регистрацию к стойке, чтобы записать в журнале свои имена и время прибытия.

Потом мы до обеда торчали на болоте. После обеда — тоже торчали, без особого прогресса с моей стороны и надежды на чудо со стороны подруги. Однажды она не выдержала и сказала, что одна проект тянуть на себе не намерена, и посоветовала мне проанализировать, что я делаю не так. Даже блокнот для такого предприятия из своих запасов выделила — с филином на обложке. Сразу видно: заботливая.

В блокноте я малевала корявых человечков и каждого человечка тщательно подписывала:

«Злой профессор Деус Ним опаздывает на работу»,

«Злой профессор Деус Ним поперхнулся колбасой»,

«Злой профессор Деус Ним летит с обрыва»…

Как правило, на обрыве моя богатая фантазия и художественное мастерство иссякали. Можно было бы изобразить куратора еще и в гробу, он бы там весьма органично смотрелся, если учесть, какой он кровопийца. Но идиллические картины с его участием давались мне особенно скверно.

Как вариант, он мог бы отправиться в ядовитый лесСагаджо, в пасть к какой-нибудь гигантской гусенице. Или в горы — о, эти дивные ущелья! — на трапезу к драконамТко.

Но блокнот с филином изначально был выдан мне не для мазни юного художника-самоучки. Кагата грозно подвигала бровями и велела начертить схему, чтобы понять, где кроется ошибка.

О да, Нойта будет искать ошибки в сложных магических алгоритмах, которые ей безумно нравятся, но в силу неустановленных причин реализуются шиворот-навыворот.

В Мереже, едва ты появляешься на свет, на тебя нисходит небесное откровение: ты тотчас определяешься, к чему лежит душа. Что касается меня, то у меня чувство, будто в Мереже, в прибрежном городке Сеа, я прожила всю сознательную жизнь и еще несколько предыдущих жизней. И душа моя, бестолочь эдакая, легла строго в направлении алгоритмической магии действий.

Что за зверь? Сейчас объясню. Это когда каждое действие сродни заклинанию, а их правильный порядок — залог успеха любого предприятия. Чтобы не напортачить, надо неукоснительно соблюдать очерёдность. Вот вам пример: рассмеяться, стукнуть по колену, повернуться вокруг оси, хлопнуть в ладоши, плюнуть через плечо. Именно в такой последовательности. Если ты плюнешь перед тем как хлопнешь, можешь сам ненароком хлопнуться.

А плююсь, как правило, не я. Плюются другие, на меня глядя.

Подруга моя — сногсшибательная златокудрая Кагата Киг — общепризнанная фея вечеринок, богиня балов, звезда подиумов и всё в том же духе. Ее второе имя — экспрессия, живость, блеск. Стоит впервые с ней встретиться — и создаётся впечатление, словно вы знакомы вечность.

Про меня же говорят «ядовитая фея», «наказание» или «бомба замедленного действия». Моё появление на той же вечеринке, как дурная примета, всегда не к добру.

Меня видят, отходят подальше и сплёвывают через плечо. С моей тенью — даже с ней, ни в чём не повинной — стараются не контактировать.

Такая вот история.

Поразительно, что Кагата при всей своей общительности и очаровательности прикипела к моей мрачной персоне.

— Ты странная и диковатая, это подкупает, — как-то раз сказала она.

Ну спасибо за комплимент!

После мытарств на учебном болоте мы обыкновенно пересекали учебный корпус природного факультета (нарвёшься на куратора — беги!) и заседали в столовой под открытым небом. Потолок здесь заменяли переплетения ветвей, зелень причудливых крон и птички в штанишках. Штанишки — это чтоб на головы и в тарелки сюрпризов не падало.

Птичкам было положено петь, настраивая студенческую братию на умиротворенный лад после насыщенной учебной программы. Но пернатые чаще всего дрались за гнёзда. Умолкали они, лишь когда над академией пролетала стая больших птицНигахо.

Крылья Нигахо — белые и пушистые, как облака верхнего яруса тропосферы — влекли за собой километры восхитительной густой тишины. Неспроста эти кочевники считаются в Мереже миротворцами. На местности, где они появляются, неизбежно устанавливается покой. Если идут ожесточённые бои, пушки умолкают, пулемёты выходят из строя, ружья отказываются стрелять. Людей затапливает целебной тишиной, и война сама собой прекращается.

Вот и сейчас Нигахо, пролетая по своим делам, невзначай укутали город в затишье, как в мягчайшее одеяло. Разносчица-официантка застыла с подносами, благоговейно прикрыв глаза. Компания орущих студентов во главе с редактором стенгазеты в кои-то веки заткнулась (они тут постоянно дебаты ведут, нашли место, честное слово!).

Птицы скрылись за горизонтом. В обволакивающем молчании мимо нашего столика прошествовал куратор — он же злой профессор Деус Ним. Прошел, притормозил, дал задний ход и поравнялся с моим плечом. А затем, воспользовавшись моей рассеянностью, заглянул в блокнот.

— Комикс рисуете? Какая прелесть! Я стану популярным? Предупредите, когда начнёте его в сеть выкладывать, чтобы я мог подготовиться.

Язвит, зараза такая. Псаки псито! Каламараки вяленые!

В следующий раз всё-таки положу его в гроб. По кусочкам.

Профессор выпустил на волю косую ухмылку, распрямился, что твоя пружина, и, как ни в чем не бывало, двинулся дальше — к своему столику. Импозантный сеятель ужаса, разжижающее средство для мозгов всех девиц факультета и энергетический вампир в одном флаконе расположился в отдалении, чтобы пожирать. Ужин — понятное дело, ртом. И меня — глазами своими невозможными цвета лунного затмения.

Кагата сидела к нему спиной, а то он бы и ее наверняка сожрал. Мысленно.

А всё потому, что на болоте у нас конь не валялся, и куратор прекрасно это знал. И злорадствовал. Мол, на лекциях моих в потолок плевали, так отдувайтесь теперь по полной. А мы с Кагатой, может, только потому и могли у него на парах веселиться, что на нас его вампирская сущность не действовала.

Дела-то как на самом деле обстоят? Предмет Деуса Нима — на всём потоке обязательный, прогуляешь — и плакал твой зачётный балл. А находиться в одной аудитории с профессором студенты считают карой небесной. Когда он входит и хлопает дверью, кажется, что это не дверь хлопает, а крышка гроба. Спустя пять минут уверенной диктовки у присутствующих начинает раскалываться голова. Еще пять минут — и привет, апатия!

Преподаватель одухотворенно излагает материал, прохаживаясь вдоль кафедры, а у студентов возникает ощущение, что терять им уже нечего, поскольку и без того всё давно потеряно. Поэтому можно смело хоронить мечты и планы, чтобы с чистой совестью предаться депрессии.

Вот такой у нас куратор. Зло тысячелетней выдержки в нём сидит, не иначе.

Однако мы с подругой почему-то куратороустойчивы и довольно кураторонезависимы, раз умудряемся в его присутствии умирать со смеху на последнем ряду. Ума не приложу, в чём подвох.

В общем, бесим мы его неимоверно, только он виду не подаёт, добреньким прикидывается. И исподтишка бьёт, исподтишка. Сначала контрольные наши не засчитал, хотя лично Кагата у нас умница и отличница, а я своё раздолбайство искореняю путём приобретения чугунной задницы и усиленной зубрёжки формул.

Теперь болото ему в сад превратить, видите ли, приспичило.

Я уже пыталась убиться о талмуд по магическому природоведению из чувства своей полной никчёмности, честно. Кагата в последний момент спасла.

А сейчас куратор, видимо, решил прикончить меня быстродействующим ядом своей надменной улыбки и закрепить результат пронзающим навылет взглядом.

Кагата заживляла мои раны плодами устного народного творчества. То есть сплетнями.

— Говорят, едва он в нашу академию перевелся, как принялся паясничать, — жизнеутверждающе шептала она. — Что значит паясничать? Ну, смотри. Деус Ним выбирает жертву — это раз. Парень, девушка, неважно. Деус Ним кормит жертву мороженым. Непременно клубничным. Непременно в приватной обстановке. Это два. Деус Ним замахивается на жертву — там же, в укромном уголке. Это три. И-и-и-и…

Она до безобразия затянула своё «и», после чего придвинулась ко мне вместе со стулом.

— И целует.

— Что? — ошеломленно переспросила я.

— Це-лу-ет! — по слогам выдохнула она мне в ушную раковину.

Я в изумлении отстранилась.

— Псих?

— Больше тебе скажу. Маньяк! — рассмеялась Кагата.

Наши с профессором взгляды встретились и даже как будто друг о дружку споткнулись. Едва ли этот выбритый, лощёный материал для сплетен отвечал моим представлениям о маньяке.

Визуальный контрудар лишил его равновесия и привёл в замешательство, вызывая непроизвольные лицевые конвульсии. Кривизна ухмылки не по канону. Дёргающийся глаз. Пылающие кончики ушей. О, да это прогресс, доложу я вам!

Если хочешь преуспеть, демонстрируй уверенность. Работает стопроцентно. Блефовать разрешается.

Поднабравшись этой самой уверенности, я уставилась на Деуса Нима с нескрываемым триумфом.

Так-так, товарищ пожиратель ресурсов. Вот Нойте и открылись пикантные подробности вашей личной жизни. Жаль, правда, что с таким опозданием.

Наверное, всему виной моя крайняя нелюдимость. Это Кагата у нас не пропускает ни единого светского раута, где рождаются и процветают всевозможные слухи. А я… Что я? Как истинная зануда и тихоня-затворница, я каждый вечер плетусь к себе домой, чтобы завалиться спать.

До «спать» мне оставалось чуть меньше пяти часов. Изнемогая под прессом новой информации, я извлекла из рюкзака свою любимую эмалированную кружку с трёхцветным рисунком леса на белом фоне и обмотанной шпагатом ручкой.

Кружка звякнула о стол практически без моего участия. Я занималась тем, что гипнотизировала одного обитателя факультетской экосистемы (вид — профессор, подвид — злой), поэтому не заметила, как ёмкость наполнили. Весьма ароматным чаем наполнили, между прочим, с брусникой, листочками смородины на дне и привкусом имбиря.

Я отхлебнула на автомате, закашлялась, пришла в себя и разорвала с куратором зрительный контакт.

Кагата таращилась то на меня, то на лесную кружку с суеверным трепетом.

— Ты это как сейчас провернула? — пролепетала подруга.

— Что провернула? — не поняла я.

— Чашку наполнила. Она пустая была — и бац! Вода, листочки, ягоды… Вот это всё.

— А разве официантка только что не проходила?

— Не было ее, не было! — зашептала Кагата с видом заговорщицы, раскрывшей страшную тайну. — Так что тут одно из двух: либо твоя чашка — магический артефакт, либо сама ты — ведьма.

— Да ну, — отмахнулась я. — Еще чего. Какая из меня ведьма? Мне бы для начала с болотом разобраться…

Заподозрив в проделках Деуса Нима (фокусник несчастный), я вскинула голову, чтобы испепелить его взглядом. Но негодника и след простыл. Отвлёк — и смылся. Славная тактика!

Блюдо, что мне причиталась, я проглотила, глазом не моргнув, хотя габариты у него были приличные. Студенческий организм, истощённый теорией и практикой, знаете ли, требователен к обилию пищи. Фигуру мы не блюдём, крошечные порции с низким содержанием калорий выглядят для нас как насмешка.

Чем больше трудишься, тем лучше надо питаться. Закон.

— Ну всё, отчаливаю, — с набитым ртом объявила я. И, наскоро мазнув пальцем по гладкому экранусерк-ри, проверила входящие. Пять социальных сетей, парочка запылившихся контактов в списке номеров — и никаких оповещений, помимо рекламных. Правильно, это ж отшельница Нойта, которая из сообщений получает только знаки свыше.

Ладно, пора домой.

Ветер снаружи был образцовый, зазеваешься — и остатков мозга лишишься: через уши выдует. А у меня и так с вышеупомянутым органом не складывалось. Голова к вечеру начинала гудеть, тяжелела и клонилась, к чему придётся. Подушка? Прекрасно. Надгробный камешек? Смиримся, вздремнём.

Я шла мимо кладбища, сражаясь с желанием завернуть под сень шелестящих деревьев и улечься под кустиком. А мимо, в сантиметрах пяти над трассой, бесшумно скользили чистенькие сверкающиефет-фатына две персоны и четырехместныеферри-фаты. Прокатиться бы, да удовольствие дорогое, а денег кот наплакал. Студенты народ, в основной массе, бедный. Вот и приходится на своих двоих топать.

Очередной искристый день лета был на исходе. Где-то в отдалении шептались волны прозрачного моря Тэсо. И пока небо меняло краски, перетекая из яркого голубого в пепельно-розовый, загорались синеватые лантерны на вершинах куполов и фонари вдоль дорог — бледные, как зелёное бутылочное стекло.

Упругий ветер счёл мою спину парусом яхты и дул, попутный, до самого порога.

У порога поджидал сокурсник. Обычные люди меня на дух не переносят, но везде бывают исключения. Одно из исключений — этот безобидный увалень, Ро Тондий Дэш.

— Жду, жду. А тебя всё нет, — объяснил он, алея пухлой физиономией и переминаясь с ноги на ногу, словно под подошвами у него не земля, а раскалённая жаровня. — Волновался. Спасибо за конспект, — добавил он, протягивая мне тетрадь, которую я давала ему на прошлой неделе. — Не пригласишь на чашечку?

Хм, похоже, не такой уж безобидный, как было заявлено. В кавалеры набивается? Что ж, есть у нас одно средство от непрошеных кавалеров.

«Инычужи, код красный. Повторяю, код красный, — в мыслях воззвала я. — Всем быть наготове!»

— С радостью бы пригласила, — расплываясь в максимально дружелюбном оскале, проговорила я, отпирая дверь перед носом Ро Тондия. — Но мой парень вряд ли одобрит.

По ту сторону, в сиянии люстры, нам навстречу раскатилась тень высокого мужчины идеальных пропорций, атлетического телосложения и томной глубины глаз. Он был весь словно переливы живой воды и, на первый взгляд, казался сотканным из света.

Ро Тондий увидел его, нервно сглотнул и попятился.

— Ну здравствуй, дорогая. Поздно ты сегодня, — проговорил мужчина. И голос его звучал как медный колокол, как гром небесный.

От этого грома дрогнули стёкла, этнические подвески на люстре и поджилки Ро Тондия Дэша. Но прежде чем незваный визитёр унёс ноги, случилось ещё кое-что. Незапланированное.

Указанный красавчик, будучи в разы привлекательней куратора, ухватил меня за руку, притянул к себе с гибкостью, несопоставимой с человеческой. И без отлагательств пленил мои губы своими.

Всё моё внутреннее существо возопило от ужаса. В ушах воцарился звон. В глазах — мрак. Однако это не помешало бабочкам оккупировать непредназначенные для них места. В частности, мой живот.

Что я, что Ро Тондий — оба были огорошены, сбиты с толку и лишены почвы под ногами. И если одногруппник мог удариться в бегство (что и сделал, очень мудро с его стороны), то мне подобная роскошь была недоступна при всём желании.