Ядовитый Факультет. Фея, которую вы заслужили

Глава 48. Вечность без тебя

Шипастый, страшный, словно весь измазанный в грязи дракон не внушал мне ничего, кроме ужаса и отвращения. Он был покрыт встопорщенной тёмной чешуёй от кончика булавовидного хвоста до чёрных провалов ноздрей на грубо вытесанной морде и превосходил Мастера Хаги Тко по размерам раза эдак в три, если не больше. Уродливый тяжёлый гигант, заслоняющий крыльями полнеба.

Если бы в начале своего пути я встретила его, а не маленького радужного дракона, едва ли я прониклась бы к нему хоть толикой симпатии.

В отличие от Мастера Хаги Тко, этот смотрел зло и холодно. Никакой ласки в его взгляде не прослеживалось и в помине. Я надеялась, что они ненадолго зависнут в небе, перекинутся парой слов и поспешно распрощаются, но хозяин северо-востока взмахнул крылом, подавая знак, и мы спустились на одинокую скалу посреди бушующих вод.

Мне было велено переждать под деревом, которое каким-то чудом закрепилось корнями в горной породе. Хранители же разместились поодаль и принялись совещаться.

Время текло. Низко ходили клочковатые тучи. Я усиленно прислушивалась к разговору, и из того, что мне удалось уловить, следовало весьма прискорбное заключение. Если ты дракон, если в Мереже тебя ничто не держит, тебе крайне рекомендуется избегать ям и колодезных люков, жить среди скал, летать высоко и ни при каких обстоятельствах не спускаться на землю к людям. Что может держать? Невыполненное обещание, позабытый долг, судебное разбирательство или великая миссия. Короче говоря, если людям от тебя что-то нужно, бездна тебя не позовёт. Но если связи разорваны, долги отданы, а цели достигнуты, дракону желательно не задерживаться в низинах.

— Это не только моё мнение, — донёсся до меня резонирующий голос шипастого. — Другие считают точно так же. Не раз было доказано.

— Значит, в прошлом мне удалось спуститься в Цитадель Мучений и всё там сжечь, — сказал Мастер Хаги Тко, — только потому, что по Мережу расползались существа, которых я твёрдо постановил истребить?

— Верно. У тебя была глобальная цель. Ты заботился о Мереже и обо всех, кто его населяет. Будь твоя цель мельче и прозаичней, бездна засосала бы тебя, как нечего делать. Ты обмолвился, что хочешь спасти крылатую. Но так ли уж ей нужно твоё спасение? Остерегайся, это не та причина, которая тебя обезопасит.

Я слушала — и всё у меня внутри мертвело. Он не сможет. Мастер Хаги Тко не сможет спуститься и испепелить мои оковы. Я навсегда останусь заложницей Врат. Нет, пожалуйста, только не это!

Надежда мучительно угасала. Если сбежать прямо сейчас, Деус Ним, Кагата и Сио Лантий всё равно рано или поздно меня найдут и заставят вернуться, потому что без меня, четвёртой, им Врата не возродить.

Я не хотела пребывать в постоянном страхе. Сердце протестовало против того, чтобы сбегать и прятаться всю оставшуюся жизнь.

Сначала долг, потом свобода. Так я думала.

Но только что все мои планы грандиозно рухнули.

Если дракон прилетит в бездну, чтобы меня вытащить, бездна его поглотит, и мы так или иначе не сможем объединиться во имя дружбы, любви и свободы.

— Мастер Хаги Тко, — обратилась я к нему, когда совещание подошло к концу, — забудь всё, что обещал мне. Я как-нибудь сама справлюсь и улечу оттуда. Сомневаюсь, что оковы, о которых ты говорил, действительно существуют. В любом случае, тебе не надо меня спасать, хорошо?

Я взобралась ему на спину и ощутила лёгкое покалывание по всему телу — ага, очередной отток сил, значит. Погладила его по радужной шерсти, приткнулась щекой к гибкой шее.

— Ох, Нойта, — вырвался воздух из пасти у дракона. — Я так сожалею, что ничем не могу быть тебе полезен. Но ты уж, пожалуйста, выбирайся из Цитадели Мучений поскорее, буду ждать тебя.

Через тучи, туманы и мглу лениво разгорающегося утра он донёс меня к солнцу и пляжу нашего ласкового побережья, где я изъявила желание постоять у моря в последний раз.

— Какой такой последний? — вскинулся на меня Мастер Хаги Тко. Он уже успел «переодеться» и вышел из дюн в облике Ли Фания Орла. — Мы же договорились. Ты вылезаешь из скважины и идёшь ко мне. А если не вылезаешь и не идёшь, тогда я иду к тебе, и будь что будет.

— Ничего мы не договаривались, — возразила я, позволяя холодному ветру с моря резвиться в моих волосах и продувать меня насквозь. — Даже не вздумай.

Возразила — и поддалась почти неосознанному порыву.

Развернувшись к сыщику, я ухватила его за расстёгнутый ворот рубашки, притянула к себе и быстро поцеловала в губы. Он от моей непредсказуемости прямо-таки опешил. Улыбка, в которой смешались радость и печаль, застыла на его лице, намертво приклеенная.

— Всё, до встречи. Увидимся на поверхности, — бросила я, взмахнув рукой. — Завтра. В крайнем случае, послезавтра.

И, не оборачиваясь, как можно быстрее зашагала по песку прочь. К дорожке на пирс, к чайным домикам и ещё дальше. Сверхглубокая скважина ни за что не станет моей тюрьмой.

В кофейне неподалёку от окраины города — она единственная работала круглосуточно — я умяла сливочное пирожное, запила его кофе со сливками, подсластить, что называется, горькую пилюлю, подкрепиться на дорожку. И только потом возобновила путь.

Нас не просветили, понадобится ли нам на дне скважины питаться, спать, делать физические упражнения для поддержания формы. Останемся ли мы материальными или, лишившись телесности, сходу обратимся в призраков. Само собой, ресторанов неподалёку от Врат не будет и гостиниц, надо полагать, тоже. И ночь там вряд ли хоть когда-нибудь наступит, равно как и день.

Каламараки вяленые, во что я только ввязалась!

Раскрыв свои белые крылья, я перепорхнула через колючую изгородь и приземлилась на краю Цитадели Мучений. Глина, камни, песок. И чёрная бездна. Кинь туда серк-ри со включённым фонариком — будет вечность падать, никак не меньше.

Кагата — растрёпанная, помятая после сна и какая-то совсем не радостная — уже сидела там, на глине и песке, скрестив ноги в позе для медитаций и отчаянно зевая.

— Слушай, — сказала она. — Что-то мне не по себе. Да, конечно, когда-то мы были привратниками. Охранять Врата наше призвание, и, по идее, нас к нему, к призванию этому, должно тянуть, как магнитом. Зов природы, истинное предназначение и всё такое… Ну знаешь. Но мне как-то совсем не хочется в эту дыру лезть. Вот правда.

Я смолчала, чтобы нечаянно не выдать своих намерений, и лишь похлопала подругу по плечу.

Явился Сио Лантий — белокрылый, стройный, прекрасный. Само совершенство, я бы сказала. Если бы моё сердце изначально принадлежало ему, а не Мережу и не дракону, не было бы у меня сейчас никаких проблем. В бездну — так в бездну, с превеликим удовольствием.

Я роняла неслышные вздохи и размышляла о том, что любовь — главный двигатель прогресса, за который следовало бы держаться. Она тот самый фактор, который часто побуждает нас плыть против течения и бороться с обстоятельствами. Хватит ли мне силы, чтобы побороть нынешние обстоятельства? Неведомо.

Прибыл Деус Ним — серьёзный, сумрачный, весь в чёрном. Только от белизны крыльев болят глаза. Банку с паучками достал, оглядел нас троих цепким, внимательным взглядом. И с изумлением обнаружил, что мы не пышем энтузиазмом.

— Отставить хандрить! — рявкнул он. — Спускаемся!

Любят они, диктаторы эти, в приказном тоне распорядиться не раскисать, выходить из депрессий и не страдать ерундой. Абсолютно бессмысленные, невыполнимые приказы.

Профессор Деус Ним — сущий диктатор.

Он распахнул свои невыносимо яркие крылья, пролетел над скважиной и остановился в воздухе ровно по центру. Сперва надо проследить чтобы в Цитадель Мучений спустились мы, все такие сонные и безынициативные. Проконтролировать. А профессор, как самый старший и ответственный, замкнёт строй.

Он словно опасался, что кто-то из нас передумает, захочет в отщепенцы податься. Но лично я твёрдо собиралась довести дело до логического конца, даже если в итоге мне придётся плыть против очень мощного течения.

По мере погружения в скважину тьма вокруг нас разрасталась и густела. И скоро свет исходил лишь от наших крыльев да от банки с паучками. Я теряла ощущение времени. Здесь не чувствовалось гравитации, отсутствовали какие бы то ни было запахи. А вскоре я поняла, что и слова произнести не могу.

Мы настороженно переглядывались с Кагатой, и та, испуганная, забывшая, как надо дышать, с каждой секундой бледнела, уходя в прозрачность. Я взглянула на свои руки и охнула: сквозь них превосходно проглядывались очертания летящего передо мной Сио Лантия — такого же призрачного, как и Кагата. Как и профессор. Как я.

Что ж, худшие из прогнозов начали сбываться. Мы становимся призраками. Нам не понадобится пища, не будет нужды в отдыхе и сне. А любовь — эта чудесная искра — задержится ли она во мне? Я надеялась сберечь её любой ценой.

Но чем глубже мы продвигались в Цитадель Мучений, тем ровнее и слабее шли в голове мыслительные потоки, критический подход к происходящему стирался, воспоминания угасали, а будущее представлялось размеренной рекой. Нет, скорее, болотом, вязкой трясиной, где ничего не происходит и никогда не произойдёт.

Мой разум пришёл в полную негодность. Нойта Сарс из прошлого — шумная, крикливая малявка — билась во мне, как мотылёк в банке, молотила кулаками по стеклу, призывая меня опомниться. Напрасно, всё напрасно.

Спуск продолжался. И Деус Ним, наш главный контролёр и надзиратель, уже не смог бы передумать и вернуться наверх, даже если бы захотел. Нашу волю сковала воля Цитадели Мучений, воля будущих Врат, основу которых уже наверняка вовсю ткали паучки — профессор выпустил их, когда я перестала бороться с собой.

Солнце Мережа, море, небо, лес — если бы кто-нибудь спросил, нужны ли они мне, я бы ответила, что не понимаю, о чём речь. Драконы? Кто такие? И почему я должна по кому-то скучать?

Произнеси кто-нибудь имя Мастера Хаги Тко, во мне бы ничто не дрогнуло и не шевельнулось. Мне было бы от этого имени ни жарко, ни холодно. Всё равно.

И когда мы спустились на самое дно, где Врата уже были практически полностью готовы, когда мерцающие золотом цепи обвились вокруг моих лодыжек, я не то чтобы не возражала — мне было плевать.

Подвижные призрачные оковы нашли и притянули ко мне безвольную Кагату, которая должна была стать парой для первой хранительницы и составить мне компанию в этой вечности. Сио Лантий с профессором — пленённые теми же путами — очутились по другую сторону Врат. Их взгляды были бессмысленны и не выражали эмоций. Их сердца оказались заморожены, желания — подавлены, тела — изъяты из употребления. Теперь вы призраки, господа хорошие, нравится вам или нет.

Паучки — юркие сияющие козявки — завершили работу по реконструкции, наделали серебристых вензелей, насочиняли узоров — и уползли восвояси. Врата — пограничный пункт между миром живых и обителью мёртвых — были полностью готовы к тому, чтобы через них стартовало переселение душ в Дивный Мир.

И души умерших уже начали стекаться к Вратам. Я видела побитых жизнью полупрозрачных стариков и благообразных старух, которые мирно скончались во сне. Я видела мужчин, искалеченных на войне, и женщин, погибших от рук своих супругов. Я видела младенцев, которые умерли, едва родившись на свет, и маленьких детей, которых погубила неизлечимая болезнь.

Я видела их всех, и даже самая малая часть меня не проникалась к ним состраданием.

«В Дивном Мире не будет боли, — произносили мои губы. — Там не будет страданий. Только блаженство, только покой».

И крылья мои ослепительные озаряли присутствующих светом надежды. Хотя, дайте-ка подумать: надежда? А что это?

Иногда, в моменты затишья, что-то болезненное вспыхивало во мне, поднималось волной, водой, выходящей из берегов. Подкатывало к горлу, не давая вздохнуть. И из моих глаз катились слёзы. Нет, бриллианты. Или всё-таки слёзы?

Но потом я смотрела на безучастную Кагату, на Сио Лантия и Деуса Нима, чьи лица изображали тупую покорность. И дивилась сама себе. Ну вот чего это ты, Нойта, удумала, а? Что тебе неймётся? Всё ведь в порядке, правда?

Я понятия не имела, сколько времени прошло. Да и существовало ли оно, время? Может, кто-то со скуки просто выдумал его, чтобы потом по-деловому утверждать, что у него нет времени, чтобы торопиться, срываться с места, бежать. А я? Мне ведь теперь никуда бежать не надо, верно?