Заключённый с боевиками ИГИЛ

17

После первого визита ко мне сотрудника чешского консульства я понял, что, скорее всего, на рассмотрение моего дела уйдёт месяца три. Однако к середине апреля я отбывал заключение в Судане уже в течение четырёх с половиной месяцев.

Вскоре меня вызвали в суд. Впервые я, наконец, узнал, в чём же меня обвиняют. Как оказалось, против меня было выдвинуто несколько обвинений, но только два врезались в память — те два, которые влекли за собой смертный приговор. Я знал, что приводить в исполнение смертный приговор относительно иностранца правительство страны, вероятно, не будет, однако, услышав вынесенный мне приговор, я, неосознанно, нахмурил брови. Я подумал о своей семье, о том, как они примут известие о нависшей надо мной угрозе казни. Я представлял слёзы жены, горе детей, печаль моей церковной общины.

Угроза того, что мне придётся отбывать пожизненное заключение, в тот момент являющаяся вполне реальной возможностью, ошарашила меня. Взглянув на меня, адвокат увидел в моих глазах горе и страх. Я пытался представить, каково будет прожить остаток жизни в суданской тюрьме, никогда больше не увидеться с женой, дочерью, сыном и другими близкими людьми. Даже провести ещё двадцать лет в тюрьме казалось мне невозможным. Лучше всего было бы, на что я надеялся больше всего, если бы суданское правительство приговорило меня к сроку заключения, равному уже отбытому, что было частым явлением в подобных случаях в этой стране, и если бы это случилось, совсем скоро я снова стал бы свободным человеком.

В те моменты я думал об апостоле Петре, и не только потому, что носил его имя. После воскресения, встречаясь с учениками, Иисус трижды спрашивал Петра: «Любишь ли ты Меня?» Я думал о словах, произнесённых Иисусом после ответа Петра: «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препояшет тебя и поведёт, куда не хочешь» (Евангелие от Иоанна 21:18). Тюрьма была тем местом, куда я не хотел идти, но в одном я был твёрдо уверен: Господь поместил меня сюда, и у Него были на это Свои причины, независимо от того, что будет со мной дальше.

Вернувшись из заседания суда, я узнал, что переведён из переполненной общей камеры в меньшую одиночную, шириной два и длиной четыре метра. В отличие от моего первого опыта пребывания в одиночном заключении в «холодильнике» тюрьмы НСРБ, в этот раз в камере было жарко. Потолок был намного ниже, чем в большой общей камере, из которой меня только что перевели (настолько низкий, что я дотянулся до него рукой), и большая серая плитка, которой были облицованы стены, служила изоляцией, удерживая жаркий знойный воздух внутри небольшого пространства.

Кроме этого, в отличие от моей первой одиночной камеры, эта не была по-настоящему одиночной. Через коридор находилась большая камера, наполненная огромным количеством заключённых, с которыми, если бы я повысил голос, думаю, смог бы поговорить. Некоторые из них напомнили мне о Хасане и Куве, и я ещё раз помолился за своих суданских братьев.

В этой маленькой камере было так жарко, что пот мгновенно испарялся с кожи, оставляя кристаллы соли. Снаружи постоянно налетала пыль, и каждое утро мне приходилось выметать её маленькой метлой, лежащей в углу.

Ночью я старался уснуть на одеяле, однако каждое утро просыпался с лицом, прижатым к красной ковровой дорожке, испачканной грязью, мочой и испражнениями, которые покрывали пол. Так или иначе, даже в этих трудных обстоятельствах я мог быстро погрузиться в глубокий спокойный сон. Необъяснимо, как всё время, проведённое в тюрьме НСРБ, а также в полицейском участке «Нияба-Мендола», я мог спать так спокойно!

Иногда я знал, что сон был результатом изнеможения моего мозга и истощения воображения. Но иногда я чувствовал, что посредством снов Бог напрямую общается со мной. В одном сне я видел, как мне вернули мой паспорт. Он был так изношен, что почти распадался. «Что бы это значило? Боже, неужели Ты говоришь мне, что моё заключение продлится намного дольше, чем я ожидаю?»

В конце апреля в полицейском участке меня снова навестил г-н Слама. Он сообщил, что через несколько месяцев чешское правительство переводит его на новое место работы и он больше не будет находиться в Каире. Я испытывал благодарность за его доброту и за то, что, общаясь с моей семьёй, он утешал их. Я молился, чтобы мой следующий защитник был так же добр и внимателен ко мне, как г-н Слама.

Во время этого визита г-н Слама преподнёс мне лучший из подарков — третье письмо от моей семьи и чешскую Библию! Я не мог поверить своим глазам. Он сообщил, что моя Библия — это подарок от нового сотрудника консульства и предоставлена по просьбе моей семьи. Наконец-то я смогу держать в руках драгоценное Слово Бога и размышлять над Его прекрасными обетованиями! Тот миг был самым счастливым с момента моего ареста в декабре, и этот простой жест поднял мою дружбу с г-ном Сламой на новый, более глубокий уровень.

Впервые мне также разрешили оставить себе письмо от моей семьи. После моей последней встречи с г-ном Сламой я спрятал его в Библию, вернулся в камеру и сразу же уселся на пол читать. Однако без очков я не мог ничего видеть, даже когда прищуривался. Шрифт был слишком мелкий.

Через два дня мне наконец удалось заполучить свои очки и ручку, хранившиеся в багаже. Теперь, когда я мог видеть, то использовал свободное место в письме от семьи, чтобы записывать свои размышления при чтении Библии. Вскоре весь лист был исписан ссылками на Священное Писание, молитвами и мыслями, которые давал мне Господь. Я понятия не имел, как долго мне будет разрешено пользоваться Библией, поэтому начал жадно заучивать стихи наизусть.

Каждый день, с 8 часов утра до 16:30 или даже до 17 часов вечера, в мою камеру попадало достаточно солнечного света, чтобы я мог читать. Я прижимал Библию к решётке на двери или в окне и читал так долго, как только мог. Никогда раньше я не испытывал такого голода по Слову Божьему. Мне потребовалось всего лишь три недели, чтобы прочитать от Книги Бытие до Книги Откровение. Я запоминал каждый стих, который особенно привлекал моё внимание или, как я думал, был обращён ко мне. Особое утешение несли мне псалмы и стих из 1 Послания к коринфянам 10:13: «Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести».

Вскоре я разработал план чтения Библии. В понедельник я читал Евангелие от Матфея, а во вторник — от Марка. В среду изучал Евангелие от Луки, а в четверг — от Иоанна. Когда наступала пятница, я был готов к Книге Деяния, а затем на следующий день переходил к Посланию к римлянам. Каждый день я изучал новую книгу Библии, и этот интенсивный подход к чтению Слова Божьего дал мне новое глубокое понимание всего Писания.

Я начал понимать Библию с совершенно иной точки зрения. Отрывки, которые, как думал ранее, я понимал хорошо, теперь обрели для меня новое, свежее значение, а те, которые я не понимал, стали понятными. Где бы я ни открывал Библию, будь то в Ветхом Завете или в Новом, Святой Дух показывал мне новые глубокие истины. Тайно я использовал ручку из своего багажа и письмо от семьи, чтобы записывать эти замечательные, раскрывающиеся предо мной истины. Каждый день я не переставал восхищаться тем, что могу проводить столько времени с Божьим Словом, и удивлялся, почему Бог дал мне такую привилегию — ничего не делать, кроме как читать Библию.

Незадолго до Рамадана из полицейской академии в тюрьму прибыли для прохождения практики несколько молодых англоговорящих курсантов. Когда наставников не было рядом и никто за ними не наблюдал, некоторые из курсантов относились ко мне очень дружелюбно, и у меня появилось несколько возможностей проповедовать им Евангелие.

— Что ты читаешь? — как-то поинтересовался один из курсантов.

— Я читаю Библию, — ответил я.

— А что такое Библия?

— Библия — это Инжил, то есть арабское название Евангелия Иисуса, — объяснил я.

К разговору присоединился другой курсант.

— А в чём разница между Библией и Кораном? — поинтересовался он. Это был именно тот вопрос, который мне нужен, чтобы завести разговор о том, как Христос умер, как Он любит их и что Иисус — единственный путь к Богу. Оба курсанта были восприимчивы к Евангелию, и в конце разговора сказали, что хотят узнать больше. Я был рад, что Господь даже в тюрьме продолжал использовать меня таким мощным образом.

Шесть недель спустя на последнюю встречу со мной прибыл г-н Слама. Он привёз ещё одно письмо из дома, личное письмо от жены, переведённое на английский нашей дочерью. Я развернул его, надел очки и начал жадно вчитываться в каждую строку.

«Дорогой Петр!

На прошлой неделе мы получили новую информацию о тебе и рады узнать, что ты мог прочитать наши письма. Теперь будем отправлять тебе письма чаще.

Я спрятала твоё письмо, часто перечитываю его и очень рада, что оно написано тобой от руки…»

Я заметил, что Ванда включила в письмо несколько важных скрытых деталей. После того, как она сообщила мне о наступлении весны в Чешской Республике, о благополучии семейной собаки и о своих родителях, Ванда написала: «Нас регулярно посещают учительница английского языка и её муж». Я знал, что речь идёт о заместителе регионального директора «Голоса мучеников» по Африканскому региону, которого я обучал. Пока я находился в тюрьме, он взял на себя большую часть моей работы в Африке.

Ванда также упомянула, что «дядя, который преподаёт Ванде гематологию, снова придёт в гости», имея в виду моего помощника по «Голосу мучеников», Кита, дорогого друга, которого я знал с тех пор, как работал в сфере медицины, и который теперь заботится о моей семье и помогает выполнять мои обязанности во время моего отсутствия. Я с облегчением прочитал: «Его друзья на севере рассказывают, что у них было много снега, сделавшего всё белым», потому что я знал, что это было кодовое выражение, которое Ванда использовала, чтобы сообщить мне, что «Голос мучеников», «друзья Кита с севера», то есть из Северной Америки, почистили все учётные записи и пароли, которые связывали меня с ними.

Ванда завершила письмо словами, которые взволновали меня и затронули глубины моего сердца. Она писала, что непрестанно молится за меня, скучает, желает мира моему сердцу и надеется, что я скоро вернусь домой. Она вспоминает те прекрасные моменты, которые мы провели вместе за эти годы. Ночью, незадолго до того, как уснуть, она повторяет, что помнит обо мне, а каждое утро, просыпаясь, передаёт мне привет с «первым солнечным лучом».

Письмо было не длинным, она писала, что вместо того, чтобы писать ручкой и чернилами, она надеется вскоре поговорить со мной лицом к лицу. А то, что Ванда писала дальше, напомнило мне, почему она привлекла моё внимание в больнице, почему я так полюбил её, почему женился на ней и почему всё это время люблю её всем сердцем. «Даже в этой сложной ситуации, — писала она, — мы не одиноки. Мы — в руках Божьих». Она закончила письмо словами: «Крепко обнимаю тебя и целую. Твоя Ванда».

В присутствии г-на Сламы и прокурора в полицейском участке «Нияба-Мендола» мне разрешили написать второе письмо семье, опять же на английском языке.

«Мои дорогие!

Большое спасибо за ваши письма; они послужили мне огромным ободрением. Я рад, что у вас всё в порядке. У меня тоже всё хорошо. Всё это время Господь пребывает здесь со мной и использует меня для служения Его Царству. Я прекрасно провожу время с Господом и непрестанно молюсь за всех вас.

Это испытание не выходит за пределы наших сил, и Господь, будучи верным и праведным, подготовил для нас выход из ситуации. Пожалуйста, будьте сильными в Господе и доверьтесь Ему, ведь Он держит всё под контролем, Он — Тот, Кто держит ключи от моей камеры.

Спасибо также за лекарства, которые вы отправили мне в феврале. У меня их ещё достаточно. Здоровье моё стабильно, я постепенно накапливаю гемоглобин. Кроме этого, я нахожусь в полной силе и ежедневно много хожу по камере.

Я очень ценю ваши молитвы и не могу выразить словами своей любви к вам всем и того, как скучаю по вам.

Я надеюсь, что по нашим молитвам меня скоро освободят.

Пожалуйста, поприветствуйте всю семью, друзей, братьев, сестёр и коллег.

С огромной любовью в Нём,

Петр».

5 мая пастор Хасан и Моним были переведены из тюрьмы НСРБ в камеру прямо напротив моей. Их появление в соседней камере привело меня в восторг. Они были так же удивлены, увидев меня, потому что, как я узнал позже, они предполагали, что к тому времени я был уже освобождён. 29 марта, находясь ещё в тюрьме НСРБ, к своему изумлению они увидели, как надзиратель провёл меня мимо их камеры в кладовую, чтобы забрать мой чемодан. Десять дней спустя прибыл и пастор Кува.

Прошло более месяца с тех пор, как я видел этих братьев, и жаждал общения с ними. Иногда им позволяли остановиться возле моей одиночной камеры, и мы шёпотом разговаривали. В мае я узнал, что пастор Хасан получил от своей семьи Новый Завет. Я был благодарен, что теперь у него тоже было Слово Божье, на которое можно опереться и которое можно изучать.

Много раз, невзирая на то, что мы были заперты в разных камерах, мы делились друг с другом стихами ободрения. Наши камеры находились на расстоянии всего пяти метров, однако рёв вентилятора был оглушительным. «Прочтите Римлянам 8:18! — кричал я, не заботясь о том, кто меня может услышать. — “Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас”». Это был стих, которым я ободрял свою семью, и теперь я использовал его, чтобы ободрить друзей.

Брат Моним участвовал в наших тихих беседах о Писании, однако не выкрикивал библейские стихи и не читал Библию другим заключённым. Семьи Кувы и Хасана были христианами из Нубийских гор, в то время как Моним родился в мусульманской семье, поэтому в глазах других мусульман и исламистского правительства Судана он должен был быть мусульманином. А это означало, что, если бы стало известно, что он стал христианином, в дополнение к угрозам, которым Мо-ним подвергался со стороны своих сокамерников-мусульман, к обвинениям, выдвинутым против него, могло бы добавиться ещё и обвинение в вероотступничестве. Поэтому, находясь в тюрьме, он держал свою веру в тайне. В предпоследней тюрьме, где мы содержались, мусульмане даже просили Монима служить имамом!

Позже Кува и Хасан объяснили мне, что они всегда советуют новообращённым верующим из мусульманских семей быть осторожными в том, как и когда они рассказывают окружающим о своей вере во Христа. Ещё более усложняло ситуацию то, что Моним находился в тюрьме и под судом.

Две недели спустя надзиратель принёс в мою камеру подарок, присланный мне швейцарским консульством. Внутри посылки находились две бутылки шампуня и чешский перевод книги Пола Джонсона «Иисус. Жизнеописание». Открыв книгу, я обнаружил письмо от консула, спрятанное под обложку. «Мы очень рады, что вы находитесь в лучшем состоянии и получаете лучшую еду», — прочитал я.

Конечно же, это было неправдой. Эта информация была передана в консульство через главного прокурора и сотрудника консульства после его апрельского визита ко мне, однако в действительности я был в гораздо худшем состоянии. Моё питание было сокращено с четырёх раз в день до двух, а по камере ночью бегали крысы.

Практически во всех аспектах условия содержания в этом полицейском участке были намного хуже, чем те, в которых я находился до сих пор, но из-за возможности регулярно поддерживать связь с адвокатом и использовать мою суданскую валюту для покупки предметов первой необходимости, швейцарский консульский работник сделал вывод и передал моей семье, что условия моего содержания улучшились. Я успокоился, узнав, что теперь моя семья не будет так сильно беспокоиться обо мне.

Я продолжил читать письмо и узнал, что каждый вечер в 20:00 моя церковная семья регулярно постится и молится за меня. Я прервал чтение и быстро рассчитал разницу во времени между Прагой и Хартумом. «Восемь часов… Именно в это время я ложусь спать!» Я осознал, что именно молитвы моей церкви, посвятившей себя служению заступничества за меня перед Богом, позволяли мне, невзирая ни на что, каждую ночь спокойно засыпать.

В обложке книги было спрятано и второе письмо, и когда я вытащил его, то очень обрадовался тому, что Вава также написала мне. Читая её послание, я мысленно восхищался тем, какую ответственность взяла на себя моя маленькая девочка, пока я нахожусь в тюремном заключении в Судане.

Она рассказала мне, что наш сын Петр пишет квалификационную бакалаврскую работу, что он начал исследование своевременно и не тянул до последней минуты, чтобы иметь достаточно времени и не испытывать стресс. Вава также сообщала о том, что слова, написанные мной в последнем письме, очень ободрили её. «Вся семья вновь обрела надежду, — писала она. — Твоё письмо придало маме новых сил». Я был взволнован, прочитав эти строки. Несмотря на то, что я нахожусь так далеко, в суданской тюрьме, я мог ободрять и поддерживать свою семью и приносить им радость.

Скоро день рождения Ванды — первый день её рождения за все годы нашего брака, на котором я не смогу присутствовать. Сама мысль об этом крайне огорчила меня, однако мне было приятно узнать, что Петр и Вава выбрали для матери идеальный подарок на день рождения. Они решили купить ей новый телефон, потому что теперь она проводит много времени, делая телефонные звонки. Я не мог не улыбнуться. Я представлял, как моя дочь учит Ванду пользоваться новым аппаратом, этим «новым новшеством», как назвала его в своём письме Вава.

Моя жена очень по мне скучала, и я представил, как она пытается скрыть свои эмоции в присутствии детей. «Иногда она хочет спрятать волнение от нас с братом, — писала Вава, — только ей это не удаётся». Я представил себе Ванду и увидел её исполненное грусти лицо, когда её внезапно охватывало чувство одиночества и беспомощности. Я представил, как ради наших детей она пытается быть сильной, борясь с болью, которую причиняет ей моё отсутствие. При мысли, что наши дети сейчас рядом с ней, поддерживают и утешают её, разделяют её бремя, я испытал некоторое облегчение. Если бы Ванда была одна и вынуждена была пережить всё это в одиночку, не думаю, справилась ли бы она. Наша дочь видела, как мать читает Библию, а также письма Яна Гуса — чешского богослова и реформатора Церкви, который жил в Праге в начале XV века, почти за сто лет до начала протестантской Реформации в Германии. Заключённый в тюрьму в Констанце за то, что он писал и проповедовал против небиблейских излишеств Рима, Гус написал свои «Письма из Констанци», ожидая, когда в 1415 году его сожгут на костре. И теперь слова Гуса, написанные в тюремной камере более 500 лет тому назад, ободряли мою Ванду, которая ждала и волновалась за своего мужа — запертого в тюремной камере в 2016 году. Я узнал, что другие члены семьи и друзья из нашей церкви также поддерживали мою жену. Я знал, что они ежедневно разговаривали с ней и непрестанно молились за нас.

При мысли о сыне я улыбнулся. Мне так захотелось оказаться дома, чтобы ободрить его. Читая рассказ Вавы о её новой работе, я вспомнил и свою первую работу в больнице так много лет назад. По словам дочери, её взяли на работу в одну из пражских больниц, однако добираться туда нужно было около часа. Одной из возможностей была поездка автобусом, однако жених Вавы, Хонза, предложил ей одолжить его машину. «Он также очень помогает нам дома; он стал поливать деревья в саду, и на них начали появляться маленькие абрикосы. Мы также вместе молимся о тебе и о твоём освобождении».

Вава также сообщала, что она ежедневно поддерживает контакт с сотрудниками «Голоса мучеников», которые помогают оплачивать различные расходы. Она, должно быть, знала, что я беспокоюсь, задаюсь вопросом, как моя семья сможет выплатить ипотеку, оплачивать счета и так далее. Поэтому, прочитав слова дочери о том, что «все расходы покрыты», я очень обнадёжился. Ответом на мои молитвы было и то, что, как она писала, она часто общается со своим «дядей» Китом, который «оказывает семье большую поддержку».

Вава прислала новости о состоянии здоровья одного из моих друзей, за которого Господь побуждал меня молиться, а затем завершила письмо заверением, что моя семья поддерживает тесный контакт с Министерством иностранных дел и посольством в Каире и что они готовы обеспечить меня другим адвокатом.

«…Ни о чём не беспокойся, — писала она. — Скучаю по тебе, отец.

Твоя дочь Ванда, а также жена Ванда и сын Петр».

Я дочитал письмо и сразу же позвал надзирателя, чтобы попросить у него бумаги. К моему удивлению, он согласился поискать, и вскоре я уже писал кодированное послание своей семье из камеры. Я не знал, ни когда смогу отправить его, ни смогу ли отправить вообще.

«Меня очень ободрили ваши письма, особенно когда я узнал о молитвенной поддержке и посте нашей церкви! Я уверен, что друзья Кита на севере делают то же самое.

Не могу описать, как я обрадовался, получив во время последнего посещения сотрудником посольства Библию на чешском! За первые две недели я прочитал более половины! За пять месяцев я так изголодался по Слову Божьему! Как оно ободряет меня, особенно псалмы.

Наш Господь учит меня быть терпеливым в этой ситуации (см. Послание к римлянам 12:12). И, как я уже писал в предыдущем письме, даёт нам силы успешно пройти это испытание (см. 1 Послание к коринфянам 10:13). Каждый день я провожу прекрасное время с Господом. С 20 апреля я снова в одиночной камере, поэтому могу читать, молиться и петь вслух. Господь напоминает мне слова многих гимнов, которые я выучил, когда был молод и жил под коммунистическим гнётом в нашей стране.

Когда сейчас я читаю Библию и нахожу тот стих, который Господь напомнил мне в первые пять месяцев пребывания здесь, я словно нахожу потерянную жемчужину! Я очень обрадовался, прочитав отрывок из 1 Послания Петра 4:12–14. Я уверен, что и вы тоже найдёте в нём ободрение!

Я также очень благодарен Господу за отличную учёбу нашей дочери Ванды и сына Петра. Я очень горжусь вами, дети! Я также рад, что наша мама начала серьёзно изучать английский язык с очень хорошим учителем. Он тебе понадобится, Ванда, потому что в будущем, по-еле моего освобождения, тебе придётся много путешествовать со мной, чтобы ты больше не беспокоилась обо мне!:-)

Со здоровьем у меня всё хорошо. Я чувствую себя нормально, меня не покидают силы, несмотря на то, что я похудел на двадцать килограммов. Моё кровяное давление кажется нормальным.

Время здесь идёт очень медленно, поэтому нам приходится быть терпеливыми и доверять Господу, поскольку Он — Тот, в чьих руках ключи от моей камеры.

Я возлагаю всю надежду на Него, а не на людей. Он — Тот, Кто всё держит под Своим контролем. Мы все — в его любящих руках и под Его царской заботой!

Я не могу выразить словами, как лелею вас всех в своём сердце! Я очень скучаю по вам и радуюсь надежде скоро увидеть вас и быть с вами дома! Каждый день, в перерывах между чтением Библии, я возношу пламенные молитвы за всех вас. Я прошу Бога за вас и благословляю вас всех (Книга Чисел 6:24–26).

С огромной любовью,

Петр».

Затем я взял небольшой лист бумаги и составил список наиболее необходимых мне предметов — таких, как пемза для ступней, чтобы соскребать омертвевшую кожу, различные туалетные принадлежности, а также крем от плесени и антибактериальные средства. Я сложил лист бумаги в маленький квадратик и стал ждать визита сотрудника швейцарского консульства.

Он прибыл через пять дней, 24 мая. Когда меня вывели из камеры и повели на встречу с ним, я осторожно держал маленький кусочек бумаги в руке. Во время рукопожатия я вложил ему в руку тщательно сложенный бумажный квадрат. После того, как сотрудник посольства вышел из кабинета, я помолился за своё письмо и список, которые только что начали своё путешествие в Европу.