Заключённый с боевиками ИГИЛ

23

Вернувшись в «Аль-Худу», я сразу же связался с Вавой и попросил её отсканировать и отправить по электронной почте моему адвокату любые документы, которые могли бы послужить доказательством того, что в день, когда моим коллегой были сделаны фотографии в Нубийских горах, которые демонстрировались в зале суда, я был в Праге. Это было необходимо, чтобы доказать мою невиновность! Меня охватило предвкушение скорого оправдания и освобождения.

Утром 1 сентября мы снова покинули камеры, чтобы отправиться в длительное путешествие в Хартум. Пересекая территорию тюрьмы, я стал свидетелем ужасающего зрелища. «Посмотрите направо», — прошептал я, подталкивая Хасана и Куву. Во дворе мы увидели заключённого, погруженного в открытую канализацию, заполненную человеческими фекалиями. Я испытывал глубокое сочувствие к нему и просил для него Божьей защиты, наблюдая, как охранники погружают его тело в экскременты, пока они не достигли его шеи.

От других заключённых мы знали, что причиной такого наказания был какой-либо серьёзный проступок — вероятно, нанесение удара охраннику — и этого человека будут держать в канализации не менее получаса. Это — худшее наказание, к которому могли прибегнуть надзиратели. За незначительные нарушения заключённых заставляли кататься в грязи, зная, что при таком ограниченном доступе к проточной воде они не смогут полностью смыть её. За более серьёзные проступки ноги заключённых заковывали на одну-две, а иногда даже на три недели, и тяжёлый металл вонзался в лодыжки. Снятие цепей было ещё более мучительным, чем пребывание в них, поскольку железное зубило, используемое для разрыва цепей, часто калечило ноги заключённых.

Однако самым серьёзным наказанием было то, свидетелями чего мы только что стали, и, к сожалению, в «Аль-Худе» оно не было редкостью. Каждый раз, когда воздух наполнял токсичный смрад, похожий на запах со свинофермы, мы знали, что крышка тюремной канализационной системы открыта, и резервуар готов для наказания очередного заключённого. В течение тридцати минут заключённого держали в канализации, а человеческие фекалии покрывали его плечи и достигали шеи. Когда унижение заканчивалось, человек имел очень ограниченную возможность вымыть тело. Неудивительно, что в «Аль-Худе» распространялась холера. Стремясь сдержать инфекционное заболевание, тюремные врачи раздавали здоровым заключённым по три таблетки доксициклина, ошибочно полагая, что они могут использовать антибиотики в качестве профилактики. Каждый день я молился, чтобы Бог защитил меня. По тюрьме также стал распространяться туберкулёз, и время от времени надзиратели обходили камеры, чтобы убрать из нашей среды мёртвые тела.

Ко времени начала третьего судебного заседания от исполнения своих обязанностей был отстранён переводчик. Меня это не особенно беспокоило, хотя теперь я остался без официального перевода во время судебного разбирательства.

Сессии напомнили судебные процессы 1950-х годов в Чехословакии, когда коммунисты произвольно приговаривали подсудимых, которых они считали идеологически угрожающими элементами, к пожизненному заключению. Вместо того чтобы волноваться о выпавшем на мою долю испытании, я решил восхвалять Господа и молиться. Кроме этого, суд должен был закончиться в течение нескольких коротких недель.

Закончилось третье судебное слушание, очередное утомительное и разочаровывающее заседание, когда обвинение предоставило доказательства моей встречи с новообращённым христианином мусульманского происхождения, серьёзно пострадавшим в результате нападения, и в ходе которого мой адвокат настоял на привлечении экспертов для проверки подлинности материалов, представленных прокуратурой. Вернувшись в «Аль-Худу», я написал письмо своей семье.

«На взгляд европейца судебное разбирательство выглядит очень хаотичным. Судья, адвокаты и прокуроры кричат друг на друга. В заседаниях принимают участие сотрудники тайной полиции, которые направляют дело в нужное им русло. Судья также известен как сотрудник тайной полиции, поэтому заранее можно предположить, что приговор, скорее всего, будет таким, как этого хочет обвинение.

Я и трое братьев, которые также проходят по тому же делу, пребываем в спокойствии. Мы знаем, что всё — в руках Господа и что именно Он скажет последнее и решающее слово. Я нахожу источник ободрения и силы, вспоминая стихи из Книги Псалмов 108:30–31.

Большое спасибо за все библейские стихи, которые вы прислали мне в качестве поддержки. В них я нахожу прекрасное подтверждение того, что Господь даёт мне каждый день: время обновить силы, находясь в Его присутствии, время проповедовать Евангелие, время для духовного самообразования и время для ободрения, проведённое с дорогими братьями во Христе.

Из почти девяти месяцев, проведённых мною в тюрьме, четыре месяца я отбывал заключение в одиночной камере. Первые пять из них у меня не было доступа к Библии. Но Господь говорил со мной через Святого Духа и напоминал мне Своё Слово, вновь и вновь приводя на память ранее известные мне стихи. Позже Он дал мне новое, более глубокое понимание тех частей Библии, которые я не понимал в прошлом или понимал их неправильно.

Спасибо за ваши молитвы и слова ободрения. Да защитит и благословит вас всех Господь. 1 Послание Петра 2:20–23».

Двумя неделями ранее, 15 августа, Ванда и дети составили письмо и подготовили мне пакет с необходимыми предметами, который они собирались отправить через нового сотрудника чешского консульства, г-на Афифи. «Я очень горжусь тобой, — писала Ванда, — твоей храбростью и терпением, с которыми ты способен переносить сложившуюся ситуацию. Ты — отличный пример и ободрение для всех нас. Я перечитываю все твои письма и храню их в своём сердце!»

Когда я впервые встретился с г-ном Афифи после третьего судебного заседания, то смог получить их подарки, прочитать письмо, написанное моей семьёй и отправить ответ.

«Мои дорогие!

Большое спасибо за деньги, которые я получил через почётного консула, г-на Афифи. Мне удалось пронести в тюрьму мобильный телефон, который стоил мне только двух небольших «подарков» для персонала тюрьмы. Здесь, в суданской тюрьме, за деньги можно достать почти всё.

Наибольшую радость я получил от книги Ричарда Вурмбранда «Если бы тюремные стены могли говорить». Я прочитал эту книгу около двадцати лет назад, но сейчас, когда сам нахожусь в положении, аналогичном ситуации брата Вурмбранда, эта книга обращается прямо к моему сердцу! Множество обстоятельств, которые я переживаю, вызывают чувства, очень похожие на чувства Ричарда. Не раз эта книга касалась меня настолько сильно, что я плакал. Я прочитал её в течение одного дня и теперь с нетерпением жду, чтобы прочесть ещё раз».

Я был поражён тем, что мой тюремный опыт — мои чувства и богословское понимание стольких отрывков из Писания — были так похожи на переживания Ричарда Вурмбранда, хотя наши ситуации разнились по времени и месту пребывания. Я был заключён в тюрьму в 2016 году тоталитарным режимом Судана; он же подвергся заключению десятилетиями ранее тоталитарным режимом коммунистической Румынии. Перенося преследования, я ощущал удивительную связь с ним. Нас связывали общие узы, общее положение, общий Христос. Если Бог когда-либо освободит меня из тюрьмы, как когда-то Он освободил Вурмбранда, я молился о том, чтобы Он также дал мне дерзновение записать своё свидетельство, чтобы другие могли узнать о любви Христа.