Май. Наглый, бесстыжий, пьянящий май. Он врывается в город, срывает с деревьев последние остатки скромности, заставляя их бесстыдно зеленеть, и пахнет так, что хочется дышать полной грудью, до головокружения, до сладкой боли в легких. Я откидываю крышу своей «Медузы», и она, моя маленькая красная бестия, послушно складывает ее, открывая меня солнцу и ветру.
Музыка из динамиков льется легко и ненавязчиво — какой-то старый джаз, который идеально ложится на шелест шин по теплому асфальту. Я позволяю себе немного больше, чем обычно. На пустом утреннем кольце стрелка спидометра дерзко переваливает за сотню. Ветер треплет волосы, собранные в небрежный пучок, выбивает несколько прядей, которые щекочут щеки и шею. Я позволяю себе расслабиться, рулить, свободно запрокинув голову. В этот момент я не HR-директор огромной корпорации, не женщина с багажом из прошлого и туманным будущим. Я - просто Майя. И я лечу. Этот короткий, украденный у будней миг пьянящей свободы - моя маленькая месть этому миру за все его «нельзя» и «должна».
Но сказка, как всегда, заканчивается у стеклянных дверей офисного центра NEXOR Motors.
Я паркую «Медузу» на своем законном месте, с легкой грустью набрасываю на нее брезент - небо хоть и ясное, но капризы погоды в нашем приморском городе непредсказуемы.
— Майя, доброе утро! - Амина встречает меня в приемной. На ее лице - загадочная, почти чеширская улыбка, а в глазах пляшут черти. - Там тебя уже… гмм… ждут.
Я закатываю глаза. Знаю я эти ее «ждут». За последний месяц я к ним почти привыкла.
— Если это снова размером с небольшой саркофаг, скажи, что у меня аллергия на гигантоманию и тщеславие, — ворчу.
Амина только хихикает в ответ.
Я смотрю на нее и заранее испытываю приступ паники из-за того, что через несколько месяцев нам придется попрощаться. Две недели назад Амина поделилась радостной новостью о своей беременности. Ума не приложу как мне в тот момент хватило ума не спросить про ее незамужний статус - насколько я знаю, у них с парнем были довольно сложные отношения и кольцо она до сих пор не носит. Но судя по ее цветущему виду, они все-таки либо о чем-то договорились, либо Амина решила не привязываться к штампу в паспорте. В любом случае, я рада за нее так, как, наверное, не радовалась за обе Лилькиных беременности.
Радуюсь - и с каждым днем паникую все больше, потому что вариант найти ей адекватную замену кажется почти фантастическим. Но ей я этого, конечно, не говорю. Из деликатности. И потому что моя умница-помощница и так выглядит виноватой из-за того, что ей придется оставить меня без поддержки в самый ответственный момент.
Мои худшие опасения насчет «подарка» материализуются, как только я открываю дверь своего кабинета. Сейчас он больше похож на оранжерею или филиал ботанического сада, чем на рабочее пространство. На полу, занимая приличную часть свободного места, стоит огромная, просто циклопических размеров, картонная коробка. Из нее, как пена из морских глубин, вырывается облако кремовых, тугих, похожих на кулачки младенцев, бутонов роз. Их аромат - густой, сладкий, почти приторный - заполняет все пространство, вытесняя привычный запах кофе и бумаги.
— Это… - начинаю я, но слова застревают в горле.
— Его вдвоем заносили, - деловито сообщает Амина, заглядывая мне через плечо. — Два курьера. Пыхтели, как паровозы. Сказали, там сто одна штука. И все - какие-то эквадорские, элитные.
Я молча обхожу коробку, как будто это неразорвавшаяся бомба. На моем столе, в высокой стеклянной вазе, все еще стоят белые орхидеи, присланные в понедельник. На подоконнике - композиция из экзотических синих цветов, похожих на райских птиц - подарок со среды. Или их прислали вчера? Я уже сбилась со счета. Форвард-старший, кажется, решил задавить меня цветами. Завалить, похоронить под этим безмолвным, но таким настойчивым проявлением… чего? Внимания? Интереса? Или это просто еще один способ показать свою власть и способность добиваться желаемого любой ценой?
Из вороха роз торчит маленький белый конверт. Я вытаскиваю его, кручу в пальцах почти без интереса. Плотный картон, золотое тиснение, инициалы «П.Ф.». Внутри - короткая записка, написанная красивым, каким-то элегантным почерком.
«Майя, я все еще не теряю надежды на совместный ужин. Почему вы так упорно отклоняете мои приглашения?»
Я чувствую легкое раздражение.
Мне приятны эти знаки внимания - а какой бы женщине было плевать на то, что е буквально поливают цветами? Но Форвард буквально загоняет меня в угол, не оставляя пространства для маневра. Каждое мое молчаливое «нет» он воспринимает как вызов. Как приглашение к новой атаке, в которую бросается с подчеркнутым рвением, потому что каждый следующий букет определенно роскошнее предыдущего. Интересно, что он пришлет через пару недель, если так и не услышит согласие? Экзотическую одинокую сосну с какого-то канадского утеса?
Я рву записку на мелкие, мелкие кусочки. С легким, немного мстительным удовольствием. Бросаю обрывки в мусорное ведро.
— Амина, - голос у меня ровный, почти такой же деловой, каким я обычно отдаю ей рабочие задания, - вызови, пожалуйста, клининг. Пусть заберут… это. И скажи, чтобы распределили по всем отделам. Пусть у девочек будет праздник.
— А… записка? - спрашивает она, украдкой хихикая в кулак. Даже не скрывает, что наблюдать за тем, как ее начальница вот уже месяц пинает важного государственного чиновника, доставляет ей несравнимое удовольствие.
— Какая записка? - Я удивленно вскидываю брови. — Кажется, ее не было.
Амина поджимает губы, тут же корчит деловое лицо. Кивает и молча выходит, плотно прикрыв за собой дверь.
Я сажусь за стол, включаю компьютер.
Работа. Вот мое спасение. Моя крепость.
Я погружаюсь в нее, как в холодную, отрезвляющую воду. Цифры, отчеты, графики. Слияние двух гигантов - это не просто смена вывески. Прошло уже почти три месяца с момента официального появления NEXOR Motors , но иногда мне кажется, что все только начинается. Мой департамент сейчас - самое сердце этого шторма. Мы разрабатываем новую систему мотивации, пытаемся слить две абсолютно разные корпоративные культуры, создаем программы адаптации, чтобы люди не разбежались в первые же месяцы.
Нагрузка колоссальная. Мы с Аминой работаем на износ, существуем на кофе и силе воли. Я уже забыла, когда в последний раз уходила из офиса вовремя. Моя жизнь превратилась в бесконечный марафон, где финишная черта постоянно отодвигается - и каждый раз на неопределенный срок.
Единственный светлый луч в этом царстве дедлайнов - завтрашнее собеседование с Ольгой Кравченко. Я нашла ее резюме сама, перерыв сотни анкет. Она - идеальный кандидат на позицию менеджера по адаптации. Умница, с блестящим опытом в международной компании, двумя иностранными языками и, самое главное, с горящими глазами. Она - тот самый человек, который мне сейчас просто жизненно необходим. Как воздух. Как спасательный круг. С ее приходом я смогу, наконец, выдохнуть, делегировать часть задач и заняться стратегией, а не тушением бесконечных пожаров. Я уже мысленно распланировала ее первые рабочие недели, подготовила программу, нашла ей наставника. Я жду этот день, как ребенок ждет Новый год.
Я открываю ее резюме, чтобы еще раз пробежаться по ключевым пунктам перед завтрашней встречей. Улыбаюсь. Да, она - именно та, кто нужен. Сильная, системная, с правильными ценностями. Мы с ней точно сработаемся.
В дверь снова осторожно стучат.
— Майя, можно? - Амина заглядывает в кабинет.
О, нет. Боже, нет.
Я сразу понимаю по ее лицу - случилось что-то плохое.
Улыбка сползает с моего собственного, уступая место напряженному ожиданию.
— Если ты принесла еще одну «гениальную» идею от Григорьевой, то…
— Хуже, - шепчет Амина. Подходит к столу, и в ее руках я вижу не стопку бумаг, а всего один лист. Официальный бланк с логотипом NEXOR Motors. Она кладет его передо мной, и я чувствую, как холодеют пальцы. - Это из приемной генерального. Только что пришло.
Я пробегаю взглядом по строчкам. Сухой, казенный язык. Официальный приказ.
По поводу завтрашнего собеседования.
— Вот сука, - вырывается само собой, когда вникаю в суть. Бросаю взгляд на стоящую Амину, смотрю на нее с извинением. - Прости, это просто… эмоции.
— Да он сука и есть, - охотно подхватывает она.
Если коротко, то Резник снова мне нагадил: «…информируем вас, что назначенное на 14.05 собеседование с кандидатом Кравченко О.В. на позицию … отменяется по распоряжению генерального директора Резника В.Э. Просьба проинформировать кандидата и направить вежливый отказ. Причина: временная заморозка найма новых сотрудников в административные департаменты до утверждения бюджета на следующий квартал»
Я перечитываю письмо. Еще раз. И еще. Буквы пляшут перед глазами, но смысл остается неизменным, жестоким и окончательным. Отменяется. Заморозка. Нет денег.
Ложь. Наглая, циничная ложь.
Бюджет утвержден еще месяц назад. Я сама его защищала перед советом директоров. Я знаю каждую цифру, каждую статью расходов. Деньги есть.
В кабинете повисает звенящая тишина. Слышно только, как шипит увлажнитель воздуха и как бешено колотится мое собственное сердце.
Это не про бюджет. Это не про «оптимизацию».
Это, конечно же. Личное. Опять и снова.
Его ответ на мое упрямство. На то, что вопреки законам выживания и здравого смысла. Я решила не бежать, поджав хвост, а сопротивляться до последнего. И Резник, в лучших своих шакальих традициях, нашел способ ударить по самому больному. Он не просто лишает меня помощи. Он связывает мне руки, затыкает рот и смотрит, как я буду тонуть в этом болоте из задач и дедлайнов.
Хочет увидеть, как я сломаюсь.
Я медленно, очень медленно откладываю бумажку на стол. На моем лице - ни единой эмоции.
Я - ледяная статуя. Безупречная, холодная и непроницаемая. Но, кажется, если бы Резнику хватило смелости зайти сейчас в мой кабинет - я бы с превеликим удовольствием выцарапала его поганые глаза. Но он, видимо подозревая за мной что-то в таком духе, в последнее время вообще избегает встреч со мной наедине и даже в «слепых» зонах камер.
— Майя?.. - вопросительно зовет Амина.
Я молчу еще несколько секунд.
А потом спокойно беру телефон. Нахожу в контактах номер финансового директора.
— Игорь, добрый вечер. Это Франковская беспокоит, - говорю в динамики ровным, деловым тоном, в котором нет ни намека на злость или раздражение. - У меня к тебе один-единственный вопрос. Скажи, это правда, что Резник заморозил бюджет на наем в моем департаменте?
На том конце связи повисает напряженная тишина. Я слышу, как Сорокин тяжело вздыхает. Он — старый офисный лис, опытный и осторожный. Прекрасно понимает, чем пахнет мой вопрос.
— Майя, здравствуй, - наконец, говорит он. В его голосе нет удивления, только усталость. — Официально - да, есть такое распоряжение. Временная оптимизация расходов. Ты же понимаешь, слияние, непредвиденные траты…
— Игорь, давай без протокола, - обрываю я. - Бюджет моего отдела утвержден советом директоров. Я видела финальный документ. Там была эта ставка. Деньги есть.
Снова пауза. Более долгая, более вязкая.
— Деньги есть, - наконец, подтверждает он и как будто слегка понижает голос. - Но ты же знаешь Резника. Он считает, что имеет право перераспределять средства по своему усмотрению. На «более приоритетные» направления.
— Приоритетные? - ядовито переспрашиваю я. - Например, на новый кофейный аппарат в его приемную или на премию для «креативной группы» Григорьевой?
Сорокин откашливается. Ему явно неловко.
— Майя… я тебе этого не говорил. Будь осторожна. Он сейчас как взведенный курок.
— Спасибо, Игорь. Я все поняла.
Я откладываю телефон и на минуту закрываю глаза.
Чертовы медитации, будь они неладны, аффирмации и прочая лабуда - только на них и держусь.
Холодная ярость внутри сменяется ледяным, кристально чистым спокойствием. Все встало на свои места. Он не просто мстит. Он планомерно меня уничтожает. Лишает ресурсов, перегружает работой, подрывает мой авторитет. Он хочет, чтобы я сама приползла к нему на коленях и попросила пощады. Или просто уволилась, не выдержав давления.
Я смотрю на Амину, которая все это время стояла рядом, не дыша.
— Напомни мне, какой срок дают за кастрацию с особой жесткостью? - мрачно усмехаюсь.
— Если это кастрация генерального, то тебе точно должны выдать орден, - щурится она. - Могу простерилизовать инструменты.
— О, неееет, - растягиваю с подчеркнутой злой иронией. - Только ржавчина и самый тупой скальпель, только хардкор. Так, шутки в сторону. План «Б». Амина, готовь служебную записку на имя Резника. Официальный запрос. Прошу предоставить письменное обоснование для отмены собеседования и заморозки найма со ссылкой на конкретный пункт утвержденного бюджета или решение совета директоров.
Амина смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Ого, - Амина смотрит на меня широко раскрытыми глазами. - Я думала про ржавый скальпель - это была метафора. У нас… войнушка намечается?
— Ага, - киваю. - Битва титанов. Я больше не собираюсь сидеть в окопе. Отправь копию Орлову. И Сорокину. Пусть все будет официально.
Я откидываюсь на спинку кресла и впервые за последние дни чувствую не усталость, а прилив сил. Адреналин. Азарт.
Резник думал, что загнал меня в угол? Что ж, он сильно ошибается.
Из этого угла я буду отстреливаться. До последнего патрона.
Остаток дня проходит в тумане. Работаю механически, на автопилоте, но все мысли крутятся вокруг одного - предстоящей битвы. Я не строю иллюзий. Резник не из тех, кто легко сдается. Он будет давить, изворачиваться, и везде, где только можно, будет использовать всю свою власть и влияние.
Вечером, закрыв последнюю папку, я выхожу из офиса. За огромными панорамными окнами видно утопающий в сиреневых сумерках, подсвеченный первыми неоновыми огнями город.
Я иду по опустевшему коридору, и стук моих каблуков по мраморному полу кажется оглушительным. Но когда подхожу к лифту, моя короткая расслабленность по поводу завершения очередной бешеной рабочей недели, тут же улетучивается.
Потому что из приемной Резника выходит Юля.
Я делаю мысленную заметку, что ее рабочая нагрузка явно не настолько велика, чтобы торчать в офисе до восьми вечера в пятницу. Точнее говоря, я вообще не очень понимаю, чем она сейчас занимается, если львиную долю рабочих моментов с правительственным аппаратом все еще решает мой департамент. Это - еще одна болезненная тема, но сейчас я стараюсь об этом не думать.
Просто фиксирую, что причин, по которым Юля торчала в кабинете Резника до «победного»… не так уж много. Мягко говоря.
И, пусть и формально, но она все еще замужем, потому что, несмотря на свои обещания Сашке, отпустить его с миром в обмен на все, их развод примерно на той же стадии, что и месяц назад.
Я стараюсь идти быстрее. Нажимаю на кнопку лифта и мысленно подгоняю кабинку, которая, как назло, едет черепашьим ходом.
Когда Юля становится рядом и замечает меня, самодовольная улыбка на мгновение сползает с ее лица. Краем глаза замечаю, как ее руки нервно дергаются к волосам, но она тут же чуть ли не силой возвращает их на место.
Что такое, Юль, начальник испортил прическу… когда тебя трахал?
— Майя, - ее голос, как обычно, словно патока. - Снова уходишь позже всех? Бедняжка. Совсем себя не бережешь.
Она окидывает меня с ног до головы подчеркнуто снисходительным взглядом, и в ее глазах я вижу неприкрытый триумф. Она знает. Конечно, она знает про отмененное собеседование. Возможно, это была их совместная идея, хотя какая к черту разница?
— Не переживай за меня. - В противовес ей, мой голос звучит ровно и холодно. - Я, в отличие от некоторых, привыкла работать, а не создавать фоновый шум.
Юлина улыбка дрожит.
— Решила согнать на мне зло за то, что тебе урезали бюджет? Я что-то такое слышала. - Она изображает ироничное сочувствие. - Это просто бизнес, Майя. Ничего личного. Резник считает, что твой отдел пока не нуждается в расширении. Он очень ценит твой профессионализм и уверен, что ты справишься сама.
— Передай своему… начальнику, - я делаю акцент на последнем слове, — что я тоже очень ценю его «заботу».
На языке зудит, что я тоже могу играть жестко. Например, что помимо официального запроса, который Амина составила и разослала в течение часа, я вдобавок подготовила небольшой отчет о финансовой эффективности последних «приоритетных» проектов Резника. Конечно, в ведомстве моего департамента, но совету директоров, я уверена, будет интересно с ним ознакомиться. А там, как говорится, главное создать прецедент, повод, проверить и другие ведомства.
— Выглядишь страшно деловой сейчас, - усмехается Юля.
— Выгляжу как индеец на тропе войны, - улыбаюсь в ответ.
Она секунду всматривается в мое лицо, очевидно, ища там следы блефа. А когда понимает, что ничего такого там и близко нет, и я настроена весьма решительно, на ее лице отражается паника.
— Ты же понимаешь, что он тебя просто раздавит, - шипит Юля.
— Удачи в этом.
Двери лифта, наконец, открываются. Я захожу в кабинку, вопросительно жду, когда она зайдет следом. Но Юля мнется. Наверное, потому что желание поправить ей прическу, как только мы окажемся в узком замкнутом пространстве, слишком очевидно написано у меня на лице.
Последнее, что я вижу, прежде чем створки захлопнутся - ее, стоящую посреди коридора, растерянную и злую. А потом двери закрываются, отрезая меня от ее ненавидящего взгляда.
Я еду вниз, и в отражении на полированных стальных стенах вижу свое лицо.
Уставшее и заметно бледное, но все равно достаточно решительное.