Запрещенные слова. книга 2

Глава вторая

Мой дом все еще моя тихая гавань и неприступная крепость.

Я паркую «Медузу» на подземной стоянке, и звук затихающего мотора кажется оглушительным в этой бетонной тишине. Пятьдесят минут. Пятьдесят минут тягучей, нервной пробки, которая высосала из меня последние остатки утреннего задора. Утренний полет с ветерком кажется теперь чем-то из другой жизни, далеким и почти нереальным. Новый офис - это, конечно, престиж и панорамный вид на море, но ежедневный «Тур де ла Франс» просто убивает.

Я поднимаюсь на лифте, чувствуя, как с каждым этажом с плеч спадает невидимый груз. Здесь, за этой дверью, я могу, наконец, снять свою броню. Сбросить туфли на шпильке, которые к концу дня превращаются в изощренные орудия пытки. Стянуть деловой костюм, который сидит, как вторая кожа, но кожа чужая, казенная.

Щелчок замка - и я дома.

Воздух здесь другой. Он пахнет мной, моим парфюмом, кофе, книжными страницами и уютом, который мне каким-то образом все равно удается поддерживать, хотя пять дней в неделю я возвращаюсь сюда только тобы принять душ, поужинать и заснуть.

Я прохожу вглубь квартиры, на ходу расстегивая пуговицы на блузке. Бросаю сумку на кресло, скидываю туфли у порога спальни. Какое же это блаженство — пройтись босиком по прохладному полу, чувствуя под ногами каждую дощечку.

Моя квартира - моя территория. Здесь нет места для Резника с его ядовитыми приказами, для Юли с ее фальшивой улыбкой, для Форварда-старшего с его цветочными осадами. Здесь есть только я. И тишина, слава богу.

Именно в этот момент, когда я уже почти растворяюсь в этой благословенной тишине, ее разрывает резкая трель телефона. Я вздрагиваю. На экране - «Мама».

На мгновение внутри все сжимается по старой привычке. Я готовлюсь к очередной порции непрошеных советов, к упрекам, к вопросам, которые бьют под дых. Но потом вспоминаю наш последний разговор и мой ультиматум. И последовавшее за ним… молчание.

— Да, мам, - отвечаю я, прижимая телефон плечом к уху и направляясь в ванную.

— Майя, - голос у матери на удивление ровный, почти деловой. - Не отвлекаю?

— Нет, я как раз приехала домой. Что-то случилось?

— Просто хотела напомнить про папины лекарства. Те, которые из Германии. У него завтра последняя ампула.

— Я помню, мам. Завтра заеду в аптеку и привезу.

— Хорошо, - говорит она. И молчит.

Я жду. Жду, что сейчас начнется привычное: «А почему не сегодня?», «Ты с кем-то встречаешься?», «Почему ты все время на работе?». Но она молчит. И в этом молчании - целая пропасть. Новая, отстраненная, но такая… спокойная.

Я почти чувствую укол совести, но воспоминания об организованных моей сестрой проблемах, гасят этот порыв на корню.

— Как папа? - спрашиваю я, чтобы заполнить неловкую паузу. В последнее время у меня столько работы, что меня хватило только на организацию ему очередного отдыха в санатории.

— Нормально. В санатории ему нравится. Говорит, воздух хороший. Статью свою дописывает. Ну, ладно, не буду тебя задерживать. Пока.

— Пока, мам.

Я кладу трубку и несколько секунд просто стою, глядя на свое отражение в зеркале.

Облегчение. Вот что я чувствую. Странное, немного горькое, но все-таки облегчение. Они больше не лезут в мою жизнь. Не дергают за ниточки чувства вины. Я отвоевала свое право на личное пространство. Дорогой ценой, но, кажется, оно того стоило.

Горячий душ смывает с меня остатки дня. Я кутаюсь в мягкий махровый халат, завариваю огромную чашку травяного чая и забираюсь с ногами в свое любимое кресло у окна. За окном город зажигает миллионы огней, превращаясь в мерцающее, живое существо.

Я беру с полки книгу. Тяжелый том в черной, минималистичной обложке - «Пепел на его крыльях». Название, пафос которого зашкаливает в космос. Это наш с Шершнем текущий «проект».

Наш новый повод для интеллектуальных дуэлей.

То, как мы его выбрали - отдельная история, и я уже сто раз пожалела, то сказала тогда: «Давай что-то не такое претенциозное и популярное сейчас». Кажется, он просто выбрал первое попавшееся в поисковике название

После того моего дурацкого предложения сходить в кино, он действительно пропал. Ненадолго. На сутки. Двадцать четыре часа, которые тянулись для меня целую вечность. Я уже успела сто раз проклясть себя за импульсивность, за то, что снова полезла на рожон, нарушив наши хрупкие, негласные правила. А потом он написал. Коротко, почти небрежно: «Прости, Би. Первый выезд на байке после зимы. Не мог пропустить». Он мог бы, конечно, предложить увидеться в воскресенье, в любой другой день, в любое другое время, даже предложить сходить на премьеру очередного хита про нуарных гангстеров… но не предложил. Не стал даже пытаться. А я сделала вид, что не жду никаких предложений.

Потом Слава прислал мне очередную цитату из очередной книги, щедро приправив ее своими едкими комментариями. Я ответила - не так едко, но достойно.

И мы снова вернулись в нашу безопасную гавань. В мир книг, фильмов и острых обсуждений - хотя бы там я все еще могла разговаривать с ним о чем-то, кроме: «Ты же снова с ней встречаешься, да? Первая любовь не умирает никогда?»

Мы больше не касаемся личного.

Не пытаемся переступить черту.

Мы просто… разговариваем. И этого как будто достаточно. Почти.

Я открываю книгу на закладке. «Пепел на его крыльях» - это не просто дарк-роман. Это погружение в бездну. История молодой художницы, которая встречает его — загадочного, молчаливого незнакомца, который оказывается падшим ангелом, изгнанным с небес за гордыню и живущим среди людей. Он - воплощение тьмы и порока, его прикосновения обжигают, а слова проникают под кожу, отравляя душу. Их отношения - это не любовь. Это одержимость, болезненная, разрушительная, но от этого не менее притягательная. Текст пропитан мрачной, почти готической эротикой, такой откровенной и беспощадной, что у меня иногда перехватывает дыхание.

«Он не смотрел на меня. Он меня видел. Каждую трещинку на душе, каждый потаенный страх. Его серебряные глаза проникали в самую суть, обнажая то, что я так старательно прятала даже от самой себя. Он был моим палачом и моим спасением. Моей тюрьмой и моей единственной свободой. Его губы пахли пеплом и грехом, и я готова была сгореть в его объятиях…»

На мгновение прикрываю глаза. Сотканный из слов образ темного ангела, почему-то обретает знакомые черты. Высокий рост. Серебряные глаза. Руки, покрытые татуировками, которые так уверенно сжимают руль мотоцикла…

Черт.

Боже, Майя, так ты скоро дойдешь до магазина игрушек для взрослых, причем увереннее, чем ты думаешь!

Я трясу головой, отгоняя наваждение. Это же просто… дурацкая книга. Книга - и отличный повод зарубить себе на носу, что обсуждать с ним можно только либо старое и унылое, либо современное - но где все умерли, в трусах и муках.

Телефон лежит рядом на столике.

Молчит.

Уже почти десять, пятница.

Я запрещаю себе даже думать о том, чтобы ему писать - малодушно боюсь, что он не ответит, потому что в такое время молодой, красивый, умный, чертовски сексуальный и полностью лишенный финансовых проблем парень явно не киснет дома в гордом одиночестве. Особенно теперь, когда на горизонте его безоблачной жизни появилась королевская красотка. Тоже, между прочим, высоко взлетевшая. Единственная причина, по которой я радуюсь, что Резник подарил Юле этот кусок моей работы - возможность не пересекаться с Алиной Вольской и ее фондом «зеленых инвестиций» Veridian Horizons. Потому что это название мелькает в наших рабочих документах с завидной регулярностью.

Я пытаюсь вернуться к книге, но ничего не получается. Даже острая словесная перепалка главных героев, явно стремящаяся к сексу, не помогает отвлечься от навязчивых мыслей о том, что можно легко узнать, как Слава проводит вечер - достаточно просто написать ему что-то и подождать.

За последние недели он уже трижды не отвечал на мои поздние сообщения. Это может ровным счетом ни о чем не говорить - он тоже много работает, сейчас его команда практически ночует в испытательном центре, и вполне логично, что при таком темпе жизни он пользуется любой возможностью выспаться. Но…

Не вздумай, Майка! Выключи телефон, спрячь его под подушку, чтобы глаза не мозолил. А лучше вообще выброси! Перестань ковырять эту рану.

Но пока я веду беспощадный внутренний монолог со своей слабостью, пальцы сами находят нашу с Дубровским переписку.

Я: Ты еще не спишь? Я тут пытаюсь переварить очередную порцию… пепла.

Смотрю на экран. Проходит минута. Длинная-длинная. Я откладываю телефон, но как только он касается стеклянной поверхности столика - на экране вспыхивает входящее сообщение.

Шершень: Нет, не сплю. Что там? В твоем сообщении паника или мне показалось?))

Я: Еще какая паника - я начинаю понимать, почему главная героиня не хочет с ним связываться.

Шершень: Разве не хочет? Мне показалось, она просто нарочно его дразнит своей неприступностью.

Я: Когда ты говоришь «мне показалось» это всегда означает - «я в этом чертовски уверен»))

Шершень: Это комплимент моему постоянству, Би?

Я мысленно - а может и не только мысленно - закатываю глаза.

Стараюсь не радоваться слишком очевидно, что поздний вечер пятницы Слава проводит в одиночестве. Точнее - со мной. Это ничего совсем не означает.

Я: Это была просто констатация факта!

Шершень: В тот день, когда ты признаешь какое-то из моих очевидных достоинств, где-то в этом мире точно прольется дождь из головастиков.

Я: Прямо сейчас я готова признать твою безграничную… скромность!

Шершень: И так, я только что услышал иронию, Би? Или мне опять показалось? ))

Я втягиваю губы в рот, потому что начинаю слишком беззастенчиво улыбаться всплывающим на экране буквам его сообщений. Иногда, когда наши переписки плавно (или не очень) перескакивают с «безопасных» тем друг на друга, мне становится немного не по себе. Дурацкое биполярное чувство - с одной стороны хотеть чего-то большего, а с другой - обходить стороной любой мало-мальски личный диалог. Я уже смирилась, что во всем, что касается Славы, у меня случаются сбои в логике и внутренних системах безопасности.

Я: Мне кажется, автор слишком увлеклась описанием его… порочности. Он у нее получился какой-то уж слишком запретным плодом, который все хотят.

Я отправляю сообщение и в тот момент, когда на нем появляется отметка о прочтении (наша переписка буквально проходит в режиме онлайн) до меня доходит, что я как будто специально толкнула разговор на тему, которую хорошие (теперь уже снова почти виртуальные друзья) вряд ли бы стали обсуждать.

Или бэкгрануд нашей дружбы позволяет делать некоторые отступления за рамки? Или, с таким бэкгранудом, рамки, наоборот, должны быть еще строже?

Шершень: А может, в этом и суть? Он не притворяется хорошим. Он просто такой и есть. И берет то, что хочет.

Я сглатываю и на секунду убираю телефон, чтобы отдышаться, выпить чаю и сделать вид, что все в порядке и меня наши разговоры никак не задевают, даже если это разговоры «для взрослых». Или нет?

Я: Вообще-то он раздел ее взглядом. Она стояла перед ним и чувствовала себя голой, хотя на ней было платье. Это самое незаконное нарушение всех личных границ.

Шершень: Самое незаконное, Би, это когда ты хочешь, чтобы тебя взяли, но боишься в этом признаться. Даже самой себе. Ты думаешь, она сопротивлялась, потому что не хотела? Или потому что хотела, чтобы он сломал ее сопротивление?

Мне кажется, он задает вопрос мне.

Хочу ли я, чтобы он сломал мое сопротивление?

Я думала, это уже не актуально, потому что, очевидно, у него уже давно пропал интерес к этому мероприятию сомнительной эффективности.

Я: Сопротивление — это не всегда приглашение к ломке, Слава. Иногда это просто… проверка. Желание понять, насколько далеко он готов зайти.

Шершень: Например, встанет ли у него в самый ответственный момент?))

Я: Боже, пошляк!

Шершень: Согласись, что женщины не любят такие «сюрпризы»))

Я запрокидываю голову на спинку кресла, прикусываю уголок рта, потому что там прячется слишком… странная улыбка. Иллюстрация моих мыслей на тему «Ну да, а еще женщины любят, когда стояка хватает на пару раз», но говорить об этом Дубровскому, конечно, просто за гранью разумного.

Я: Вообще-то, для начала неплохо бы узнать, например, насколько у мужчины крепкая совесть и сильные руки! Член далеко не на первом месте в списке хотелок девочек. Мы не начинаем так очевидно.

Шершень: Это, конечно, ложь, пиздеж и провокация, но я сделаю вид, что верю в твою версию законов Вселенной.

Шершень: И так, Би, как девочки проверяют руки на крепость?

Я: Ну, например, чтобы не отвалились, если придется нести ее на руках, если сломается каблук.

Шершень: Не разочаровывай меня, Би - реально планка такая низкая?

Я: А может ты просто хочешь похвастаться?)))

Я: Что насчет твоих рук, Дубровский? Они - надежные?))

Сообщение улетает прежде, чем я успеваю себя остановить.

Вот черт.

Пальцы дрожат.

Боже, ну зачем я спросила?

Тишина. Секунда, две, десять. Вечность. Я уже готова удалить сообщение, извиниться, сделать вид, что это была глупая шутка. Но потом приходит ответ.

Шершень: Мои руки, Би, уверенно держат руль байка на скорости двести. Умеют собирать из мусора двигатель. Могут нести тяжелые сумки, передвинуть диван и оказывать первую помощь. А еще знают, как держать женщину, чтобы она кричала не от боли, а от удовольствия. По твоей шкале надежности, это на сколько баллов?

Я часто моргаю. Перечитываю сообщение несколько раз.

Дыхание сбивается.

Как он умеет держать - я точно в курсе. Слишком сильно «в курсе». И хоть было это как будто в другой жизни, очень хорошо помню, как ощущаются его пальцы на коже.

Я: Ты всегда такой прямолинейный. Никак в этому не привыкну.

Шершень: А я уже привык, что ты всегда уходишь от ответов. Трусиха))

На часах почти одиннадцать.

Я убираю книгу, откладываю телефон, чтобы не поддаться искушению пожелать ему спокойной ночи. Мы давно этого не делаем. Мы как будто намеренно не оформляем нашу переписку в какие-то временные рамки, не переходит к обязательным ритуалам.

Так безопаснее.

Так мне проще контролировать свои мысли.

А еще я всегда заканчиваю первой, чтобы не нарваться на момент, когда мое позднее сообщение снова останется без ответа.