Запрещенные слова. книга 2

Глава двадцатая

Эту субботу я мысленно обвела в календаре красным маркером.

Сегодня моя новая квартира перестает быть просто строительной площадкой и становится домом. Моим домом.

Я стою посреди залитой закатным солнцем гостиной, и не могу сдержать довольную улыбку. Настоящую, а не отрепетированную перед зеркалом, потому что сегодня для настоящей есть более чем законный повод. В воздухе все еще витает легкий запах свежего ремонт и новой мебели, но он уже смешивается с ароматом сваренного мной только что кофе.

Ремонт окончен.

Все именно так, как я хотела, как видела в мечтах о будущем, когда позволяла себе мечтать. Белые, чуть шероховатые стены, на которых будет так красиво играть свет. Наливной пол цвета теплого песка, по которому хочется ходить босиком. Огромный, мягкий диван, на котором можно утонуть с книгой и огромной чашкой чая или капучино. Кухня - серая, матовая, строгая, без единой лишней детали, - уже встроена, и каменная столешница приятно холодит пальцы.

Но главное - терраса. Мой личный кусочек неба.

Строители закончили вчера. Теперь она застеклена панорамными раздвижными панелями, а под покрытием из террасной доски спрятана система подогрева. Здесь, в глубоком плетеном кресле, укутавшись в плед, я смогу сидеть до самых холодов, смотреть на море и делать вид, что остального мира не существует.

Решено - остаюсь здесь на выходные.

Первое настоящее новоселье - только для меня. Позже будут родители, Лиля, Наташа. Но эти два дня - только мои.

В новом холодильнике, конечно, мышь повесилась, и в принципе можно ограничиться доставкой из ресторана, но в свои первые выходные в своей новой квартире мне хочется провести максимально по-домашнему. И в конце концов, хочется обновить новую электроплиту - я уже так давно ничего сама не готовила, что нужно проверить, не забыла ли вообще, за какое место держать сковороду.

Поэтому первым делом рулю «Медузу» в сторону ближайшего супермаркета, сливаюсь с вечерней толпой покупателей, но чувствую себя все равно особенной, потому что у меня не просто поход со списком между рядами, а целый маленький ритуал переезда в новую жизнь. Выбираю свежий, хрустящий багет, несколько видов сыра, оливки, авокадо. В мясном отделе - красивый стейк, в рыбном - стейк осетра. И шампанское. Две бутылки ледяного, колючего брюта. Одну - для себя, на сегодня. Вторую - для завтрашнего вечера, когда придет Наташа.

Домой возвращаюсь уже когда н улице совсем темно. «Медуза» плавно съезжает в тихий, полутемный уют подземного паркинга. Паркуюсь на свое место — номер «119».

Глушу мотор, выхожу… и торможу, перекидывая два бумажных пакет в руках, чтобы удобнее нести. И взгляд тут ж цепляется за байк. Он такой огромный, что первая мысль, которая формируется в моей мгновенно опустевшей голове - как, блин, я его сразу не заметила?! Наверное, все дело в том, что он стоит на второй секции паркинга, и в тусклом свете лампы похож на сидящего в засаде хищника.

Вторая мысль, которая приходит следом - это не «Ниндзя» Дубровского. Определенно. Он у него абсолютно черный, хотя этот - основательный, с мощными широкими колесами - совсем не уступает по габаритам. Но на нем есть белые и синие вставки, и значок совсем друго бренда. В этом стерильном, бетонном подземелье он, почему-то, выглядит немного неуместным - как запертый в лаборатории волчара.

Я трясу головой, отгоняя наваждение. Глупости. В городе тысячи байкеров и сейчас, когда дожди и морозы вот-вот «закроют» мотосезон, их на дорогах особенно много. Дубровский не единственный на этой планете высокий райдер, так что…

Боже, это же просто мотоцикл, Майка, не превращайся из-за двух колес и красивой рамы в драма-квин!

Прижимаю пакеты плотнее к груди и иду к лифту.

И сталкиваюсь с Кирой у самых дверей - она тоже с пакетом, из которого торчат фрукты и горлышко винной бутылки. Мы смотрим друг на друга, потом на наши одинаковые бумажные пакеты, и начинаем смеяться.

— Великое переселение народов? - улыбается она, кивая на мои покупки.

— Что-то вроде того, - киваю я. - Первый день остаюсь в новой квартире, так что…

— О, поздравляю! Это нужно отметить! У нас сегодня тоже маленькая вечеринка, так что если будет шумно - не сердись. Но мы очень цивилизованные, так что постараемся держаться в рамках часовых ограничений.

— Никаких проблем. У меня тоже вечеринка. Правда, в составе одного человека. Но шампанское будет. Так что мы квиты.

Она снова смеется. С ней легко, как будто мы знакомы сто лет.

Мы поднимаемся на наш этаж. Кира идет к своей двери, я - к своей. Она нажимает на звонок, и я слышу, как из-за двери доносится приглушенная музыка и гул голосов. Кажется, там веселье уже в разгаре.

Я ставлю свои пакеты на пол, чтобы достать из сумки ключи. Роюсь в ворохе вещей - ежедневник, косметичка, телефон…

Дверь соседней квартиры открывается.

Музыка на мгновение становится громче - какой-то рваный, энергичный рок.

Смех. Голоса.

И сквозь шум и стену звуков до меня доносится знакомый запах.

Его запах. Лайм и соль.

Так не бывает. Этого не может быть. Это просто… игра воображения. Память тела.

Я же не собака, чтобы чувствовать его так явно даже с такого расстояния.

Да и с чего бы Дубровскому…

— …Слав, я пиво распечатал, короче! - кричит из глубины квартиры мужской веселый голос.

Я замираю с ключами в руке. Держу их в ладони, с каждой секундой все сильнее сжимая пальцы, пока это не становится физически больно. Надеюсь, что укол в нежную кожу развеет дурацкое наваждение.

Это же просто… абсурд…

Просто… боже, да так просто не бывает!

Я медленно, очень медленно, как будто боясь, что любое резкое движение свернет шею, поворачиваю голову.

Дубровский стоит в дверях.

Хочу зажмуриться, крепко-крепко, как в детстве, когда мне снились кошмары, и этот нехитрый фокус помогал избавиться от страшных картинок в голове.

Но ничего такого не делаю, понимая, насколько глупо буду выглядеть.

Хотя, все равно именно так и выгляжу, потому что смотрю на него в упор.

На нем - широкие серые спортивные штаны, висящие низко на бедрах. Простая черная футболка. Босые ноги.

Он здесь не в гостях. В гостях так не выглядят!

Кира проскальзывает мимо него в квартиру, что-то весело щебеча, по пути игриво бьет его локтем под ребра. Вручает ему свой пакет. Он что-то ей отвечает, смеется. Смеется мягко, открыто - совсем не так казенно, как типовый красавчик, каким он был в Берлине в окружении богатых красоток.

Я стою в метре от них и не могу дышать. Я смотрю на него, и реальность рассыпается, как карточный домик. Это - сон. Кошмар. Галлюцинация. Этого не может быть.

Кира исчезает в квартире. Музыка почему-то становится громче.

А Дубровский остается стоять в дверях. И смотрит на меня.

Мы стоим так - в пустом холодном коридоре.

Нас разделяет всего несколько метров - и целая пропасть впридачу

Серебряный взгляд - сначала слегка удивленный, даже немного хмурый, как будто он пытается понять, не мерещится ли ему. А потом его губы трогает улыбка. И близко не такая теплая, как секунду назад Кире.

Эта - другая. «Специально для Майи» - медленная, хищная, чуть насмешливая.

Улыбка хищника, который загнал свою добычу в угол.

Мои пальцы разжимаются от хлынувшей в голову волны осознаний. Такой мощной, что прямо сейчас я ни черта не понимаю, что именно понимаю, но от этого даже еще больнее.

Ключи с глухим звоном падают на пол.

Я не могу произнести ни слова. Ни вежливого «привет». Ни идиотского «какая встреча».

Ничего. В горле - ком. В легких - вакуум.

Только как в замедленной съемке, наклоняюсь, подбираю ключи.

Дрожащими руками вставляю ключ в замок. Поворачиваю. Хватаю свои пакеты.

Я не смотрю на него, но чувствую направленный на себя взгляд.

Он буравит мне спину.

Дверь моей квартиры, наконец, открывается.

Я заскакиваю внутрь - слишком очевидно трусливо.

Дверь за моей спиной захлопывается с таким грохотом, что он эхом разлетается внутри стен, и почему-то больно бьет по коже даже через одежду, как удар плеткой. Прижимаюсь спиной к двери, чувствуя, как ее холод просачивается в кровь, и медленно сползаю вниз, пока колени не подгибаются, а тело не оседает как тряпичное. Пакеты с продуктами выскальзывают из онемевших пальцев, апельсины раскатываются в разные стороны.

Моя долбаная крепость пала, не успев отразить даже первую атаку.

Не дышать. Главное - не дышать, потому что теперь даже воздух в моей квартире как будто пропитан им.

Но я дышу. Жадными, рваными глотками, потому что в легких смертельная нехватка воздуха. Сердце колотится где-то в горле, глухо, как барабан, отбивающий сигнал тревоги.

Я закрываю глаза, и перед внутренним взглядом снова и снова всплывает его лицо.

Он выглядел удивленным всего несколько секунд.

Я начинаю строить теории заговора, но тут же их отметаю - я же сама рассказывала ему, что хочу переехать. Показывала фото квартиры, называла даже ЖК. Хотя, когда мы еще были… не только коллегами, я ни разу не называла ни номер квартиры, ни тем более, не приезжала сюда с ним. Представить, что Слава расчехлил костюм Шерлока и вычислил где я живу, не удается от слова совсем - он не из тех мужчин, которые хватаются за женщин. Тем более - не сталкер. И с чего бы, господи, ему переезжать в соседнюю квартиру?! Чтобы что?!

В голове - хаос. Мысли путаются, цепляются друг за друга, пинаются, потому что одна опровергает другую. Я пытаюсь найти разумное объяснение, просто чтобы переключить голову. Что сказала Кира в нашу первую встречу? «Это не я ваша соседка, а мой парень».

Он живет здесь явно подольше чем я.

Он живет здесь.

В соседней квартире.

Через, блять, стенку!

Меня начинает колотить дрожь. Колючая и неудержимая, как при лихорадке. Обхватываю себя за плечи, пытаясь согреться, но она становится только сильнее.

Моя крепость, место, где я планировала начать все с чистого листа, собиралась прятаться от всего мира… за минуту превратилась в камеру пыток. Осталось только разрезать красную ленточку и прибить табличку: «Личный Ад Майи!»

Дубровский будет рядом. Каждый день.

Мы, наверное, будем сталкиваться в лифте. Или на парковке.

Я буду чувствовать его запах.

И, конечно, я буду видеть их вместе - его и Киру.

Ту самую Киру, про которую до сегодняшнего дня я думала, что она красотка, и что мне бы тоже иногда хотелось позволять себе быть такой же свободной и оторванной.

Проходит, кажется, вечность, прежде чем я заставляю себя пошевелиться. Встаю, собираю рассыпавшиеся апельсины. Поднимаю пакеты. Иду на кухню.

Совершаю последовательность механических отточенных движений: разобрать продукты, разложить по полкам, вымыть фрукты. Каждое простое, бытовое действие - как спасательный круг. Способ не думать. Не сойти с ума.

Взгляд падает на две бутылки шампанского. Ах да, у меня же сегодня новоселье!Вечеринка в составе одного человека.

Пить и праздновать больше не хочется. Хочется выть.

На мгновение в голове вспыхивает безумная мысль. Взять одну из этих бутылок, подойти к его двери, позвонить. И когда он откроет, протянуть ему это шампанское с видом а ля «мне вообще плевать, что ты здесь живешь и что вы тут делаете по ночам в кровати»

«С новосельем, сосед. Надеюсь, мы подружимся! На всякий случай купи мешок соли и сахара - вдруг мне пригодится!»

Обрываю эту мысль, потому что ничего такого я, конечно, не сделаю. Даже если в одно лицо приговорю обе бутылки без закуски. Просто убираю их самый дальний угол холодильника.

Ночью скорее не сплю, чем сплю. А еще мне постоянно снятся бесконечные одинаковые коридоры, из которых нет выхода.

Утром, в душе, принимаю решение отнестись к лучившемуся… философски.

Это ничего не значит. Абсолютно.

На своей прошлой квартире я видела соседей от силы пару раз в год, и изредка - в наше домовом чате. Почему здесь должно быть по-другому? В последнее время, не считая поездки в Берлин (теперь я знаю, почему там взялся Слава!), мы даже по рабочим вопросам не сталкиваемся.

У Дубровского - своя жизнь. У меня - своя. Наши траектории не обязаны пересекаться.

Я буду жить так, как будто его не существует. Просто проживу свои первые выходные в новой квартире, как планировала - сначала «обновлю» тренажерный зал (он прямо здесь, на первом этаже), потом позавтракаю маленьком ресторанчике в соседнем корпусе. Потом разложу вещи в новой гардеробной, а вечером позову Наташу и выпью, наконец, чертово шампанское!

Быстро переодеваюсь в леггинсы и топ, накидываю сверху толстовку, забираю сумку со спортивным инвентарем и спускаюсь в зал. Он стильный и современный, в черно-синих тонах, с приглушенным светом и правильной «жесткой» подсветкой для красивых фоточек в зеркалах, которые здесь буквально повсюду, даже на колоннах в центре.

В семь с небольшим утра людей почти нет и музыка в динамиках достаточно кайфовая, а не ор, от которого рвутся барабанные перепонки, и которая глушит даже собственный плейлист в наушниках.

После небольшой экскурсии по залу, оформляю у миловидной девушки на ресепшене абонемент сразу на полгода. Хотя все равно то-то грызет. Как будто… дежавю какое-то. Я определенно ни разу здесь не была, но ощущение такое, что и подсветка, и даже покрытие пола - смутно знакомы.

У тебя уже паранойя, Майка!

Убеждаю себя в том, что, скорее всего, просто видела фото на сайте, когда смотрела информацию про район.

Делаю короткое кардио на дорожке и суставную разминку, потом иду к стойке для приседаний - люблю это упражнение за то, что оно требует полной концентрации. Когда на плечах - тяжелая штанга, нет времени думать о том, кто живет за соседней стеной и почему мне так знаком этот чертов пол. Есть только вес и боль в мышцах.

Делаю первый подход. Второй. Мышцы горят. Дыхание сбивается.

Кайф, именно то, что нужно.

— Девушка, а давайте я вас подстрахую?

Я распрямляюсь, вешаю штангу на крюки, мысленно желая «всего самого доброго» людям, которые лезут с разговорами и неуместными вопросами прямо посреди подхода. Рядом стоит парень. Накачанный, самодовольный, с отрепетированной улыбкой на лице.

— Спасибо, я справляюсь сама, - стараюсь, чтобы мое завуалированное «иди ты на хер» звучало как вежливость.

— Да ладно, я же вижу, вам тяжело. - Он не унимается, подходит ближе. - Такой вес… для такой хрупкой девушки. Давайте помогу. Меня, кстати, Денис зовут.

— А меня - «оставьте меня в покое, Денис», - говорю, теряя терпение.

Он не понимает. Или не хочет понимать. Вместо того, чтобы отвалить, кладет ладонь мне на бедро.

— Ну чего ты, я же из лучших побуждений…

Я мысленно считаю до трех, чтобы желание ввалить ему блином по голове перестало быть настолько сладким и привлекательным. Где-то читала, что сейчас эта новая пикаперская фишка - сразу распускать руки. Они это называть «установкой телесного якоря».

Открываю рот, чтобы послать его уже прямо и по-взрослому.

Но не успеваю, потому что рядом с нами вырастает длиннющая тень.

— Она сказала тебе отъебаться. Ты плохо слышишь?

Я сглатываю, прекрасно зная, кому принадлежит этот ледяной, лишенный всяких эмоций голос.

Денис медленно поднимает голову. Я разворачиваюсь всем корпусом.

Слава стоит в позе «я спокоен, но я тебя сейчас убью» - никак по другому я это трактовать не могу: короткие черные тайтсы, поверх них свободные еще более короткие шорты, в карманах которых максмально расслабленно лежат его рук. Футболка - не в облипку, но мощная грудь под ней угадывается максимально четко. Смотрит на Дениса. Не зло, а просто как на мелкий раздражающий фактор. Как на назойливое насекомое, которое сейчас раздавит и не заметит.

Казанову на минималках как ветром сносит - на пикаперских курсах явно не учат, что делать, если твой противник на две головы выше и раза в два «тяжелее». Кажется, его «соррян» я слышу уже из другого конца зала.

Я пытаюсь придумать, что сказать в ответ. «Спасибо» кажется до банального простым. Но пока я жутко туплю - Слава разворачивается, идет к стойке с гантелями, берет свой вес и молча уходит к скамье. Как будто ничего не произошло. Как будто он просто проходил мимо и вступился за совершенно незнакомую женщину.

Я сто лет не краснела, но сейчас чувствую, как начинают гореть щеки.

Сложно даже представить, насколько все это нелепо.

Взгляд скользит по полу. Не хочу смотреть на Дубровского, но натыкаюсь на его кроссовки. Черные, с ярко-красными вставками, такие же, как и у меня.

Эти кроссовки, темный прорезиненный пол. Скамейки. Зеркала

Я видела все это множество раз, когда листала его профиль. Еще когда не знала, кто скрывается за ником «Шершень».

Поднимаю голову. Смотрю на него - как делает жим лежа, и мышцы бугрятся даже под свободной футболкой.

И до меня, наконец, доходит, что он давным-давно ходит в этот зал, потому что живет здесь уже явно не первый месяц, а как минимум год.

Это «прозрение» действует на меня так оглушающе, что я не сразу соображаю, почему вместо того, чтобы залезть обратно под штангу, ноги несут меня в сторону Дубровского. А я, вместо того чтобы одуматься и взять контроль над телом, позволяю себе этот десяток шагов.

Становлюсь рядом.

Пытаюсь понять причину, по которой здесь, но не могу собраться с мыслями, потому что просто стою - и смотрю на его проклятый жим. Технически - просто идеальный. Визуально - как тяжелый токсин, убивающий все мои аргументы против того, что еще один «ничего не значащий секс» нам точно не нужен.

Со стороны выгляжу точно как дура.

Даже, кажется, чувствую на себе пару недовольных женских взглядов - наверняка здесь у Дубровского есть пара поклонниц, которые не пропускаю ни одной его тренировки. Но мне плевать. Я просто жду. Когда он закончит и отложит гантели.

— Почему ты не сказал? - начинаю с места в карьер, когда он это делает и тянется за бутылкой с водой, намеренно - или естественно - игноря мое присутствие прямо у себя перед носом.

— Не сказал «что»? - Слава делает пару жадных глотков и только после этого поднимает голову.

— Что ты здесь живешь! - Получается слишком громко, но мне уже все равно. Я просто хочу понять - почему? Даже если ответ уже абсолютно ничего не изменит. - Я показывала тебе фотки, я сказала тебе название ЖК! Ты знал - и ничего мне не сказал! Почему, Дубровский?!

Он поднимается. Вырастает надо мной как здоровенная скала, об которую моментально разбивается вся моя решительность. И слова застревают в горле.

Слава меня не трогает. Возможно мне только кажется, но он как будто даже шаг назад делает, чтобы увеличить дистанцию. Или это я его делаю?

Между нами такое напряжение, что можно запитать электроэнергией какой-нибудь «Твин Пикс». Но еще больше я понимаю, что это разрушительная фигня. Что если кто-то из нас попробует ее пробить - снова будет больно. Но мы стоим на своих местах и как будто ждем, что противник начнет первым.

— Ты же хотела здесь жить, Би. - В противовес мне Дубровский говорит абсолютно спокойно, без тени эмоций в голосе. - Если бы я сказал, что есть небольшая вероятность, что мы будем соседями - ты бы переехала?

Я начинаю отрицательно качать головой еще до того, как он задаст вопрос до конца.

Слава вздергивает бровь с видом «Ну вот и ответ».

И за секунду от моего запала не остается и следа.

Боже, зачем я вообще к нему подошла?!

И почему продолжаю топтаться рядом, хотя вопрос исчерпан?

— Кира - хорошая девушка, - произносить мой рот, в то время как голова вообще перестает думать. До сегодняшнего дня я понятия не имела, что в мозгу может случится полный блэкаут, но именно так это ощущается.

Слава слегка сводит брови к переносице - меньше чем на долю секунды, так, что когда снова смотрит на меня со своей фирменной вежливой улыбкой, я уже не уверена, менялось ли вообще выражение его лица.

— Ага, - реагирует чуть дернувшимися вверх уголками губ.

«Трахайтесь и размножайтесь!» - вопит внутренний голос.

«А она в курсе, как ты развлекался в Берлине?» - беззвучно цедит Майя-сука.

— Рада за тебя, - произношу я.

— Если ты выполнила ритуал соседского дружелюбия, то я теперь могу вернуться к тренировке? - еще шире улыбается он.

Это издевка.

Вежливая, корректная, как может только человек, который читает Паланика и Мураками в перерывах между созданием идеальных двигателей.

Парировать мне нечем.

Так что просто разворачиваюсь на пятках и, с силой удерживая зудящее на губах «удачи!», возвращаюсь к штанге.

Но тренировка превращается в пытку.

Даже когда врубаю звук и шумодав в наушниках на максимум, все равно отчетливо чувствую передвижения Дубровского по залу. Блин, точно как собака - по запаху. Инстинкт самосохранения подсказывает, что продолжать эту пытку совсем не обязательно - достаточно просто собраться и уйти, и забить на оплаченный наперед абонемент. Уверена, что в паре кварталов рядом есть неплохая замена этому залу. Уверена, что это - самый правильный выход из этой ситуации… но продолжаю передвигаться от тренажера к тренажеру, убеждая себя в том, что если перетерпеть это раз или два - станет легче. Ничто так не убивает чувства, как привычка. А еще мое бегство из зала все равно ничего не даст, пока мы буквально соседи по лестничной клетке.

Я заканчиваю примерно через час.

Выдавливаю из своего тела абсолютно все, что могу, надеясь, что в голове тоже станет пусто, но это не срабатывает - мысли (и взгляд) все время возвращаются к нему.

А давай мы будем как раньше просто обсуждать книги? Мне не хватает наших разговоров. Мне нужен человек, которому я смогу рассказать, как мне плохо без тебя.

Душевые здесь прилегают к раздевалкам - я красивые, стильные, такие же черно-синие внутри. Я ныряю под прохладную воду, давая струям размять забитые мышцы. Закрываю глаза, провожу ладонями по мокрым волосам.

Вспоминаю на своем теле шершавые ладони - грубые и нежные одновременно.

Мотаю головой, переключаю поток мыслей на работу, на важное заседание по «Синергии» по вторник, но в моменте случается дежавю - ощущение пальцев Дубровского у меня между ног. Такое сильное, что приходится до боли сжать колени и опереться плечом об стенку, чтобы не упасть.

Из душа вылетаю почти пулей, кое-как завернувшись в полотенце.

Набрасываю одежду. Пару минут хаотично трясу феном над волосами, просто чтобы с них не текло. Хватаю сумку, вылетаю к двери, только чудом не забыв вернуть на ресепшен ключ от шкафчика.

Перебегаю из одной двери в другую.

Поднимаюсь по короткой лестнице к лифту.

Замерзаю, как в игре «море волнуется раз…»

Слава стоит там, закинув на плечо спортивную сумку и короткий ежик его волос тоже выглядит мокрым.

Мы смотрим друг на друга ровно до тех пор, пока дверцы кабинки не расходятся в мягким приглашающим шуршанием. Я трусливо поглядываю в сторону лестницы. После дня ног переться на девятнадцатый этаж пешком…

— Я тебя не съем, - Слава вежливо, на шаг отступает, предлагая мне зайти первой.

Или, скорее, не оставляет выбора, потому что серебряный взгляд насмешливо предупреждает, что любое бегство будет выглядеть просто смешно.

Захожу внутрь.

Отодвигаюсь к левой стенке.

Слава просто заходит и становится рядом.

Нажимает кнопку.

Воздух становится трескучим - ощущаю это болезненное покалывание в ушах и на кончике языка.

С каждым метром вверх секс между нами кажется неизбежным.

Из того, что может делать больно, превращается в острую потребность.

Я снова сжимаю колени, пытаюсь даже дышать через раз, лишь бы не напитываться его слишком будоражащим запахом.

Двери расходятся в стороны.

Мы выходим.

Набираю в грудь побольше воздуха, мысленно как мантру повторяю «не смей меня трогать, Дубровский!»… но в заклинании нет необходимости: Слава спокойно сворачивает в сторону своей квартиры, открывает и закрывает дверь.

Я действую на автомате, повторяя его по шагам - ключ в замок, открыла, зашла, закрыла.

Бросаю сумку на специальную подставку. Пятками стаскиваю с ног кроссовки.

На кухне достаю из холодильника бутылку с соком и делаю пару обжигающих горло холодных глотков.

В голову бьются слова Вольской: «Он никогда никому ничего не прощает».

С чего я взяла, что стану исключением?