Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 16

Против моего поступления было слишком много факторов, но они были в принципе решаемые.

Не умею писать пером? Можно научиться. Или, если здесь существуют перьевые ручки – а он явно должны существовать, "паркер" насколько я помню, существовал еще до войны[84] – то купить одну из них. Вроде бы в вузах не должны придираться к тому, чем там студент пишет – не школа же, с уроками правильнописания.

Не знаю здешней литературы, по которой нужно вообще-то писать сочинение? Хе-хе. Я не знаю только здешних НАЗВАНИЙ. Опыт с фильмом "Трудная задача", он же – здешний вариант "Неподдающихся" показал, что ничего принципиально нового в здешнем искусстве я не найду. Единственно – другие имена авторов и героев. Но для этого достаточно выписать названия авторов из листка с программой приемных экзаменов для поступающих, сходить в библиотеку и определить, кто такой гражданин Ордаков – Пушкин или Гоголь?

Нет, конечно же, это все могло и помешать, но могло и прокатить. А вот один ма-аленький пунктик в перечне документов…

Военный билет.

Кто-то может мне напомнить, что у меня нет не только военного билета, но и документов вообще. Всех документов – один чемодан. Но документы тоже относятся к перечню проблем РЕШАЕМЫХ. Военный билет – нет.

Даже если я смогу стащить у человека военный билет (хотя обычно люди с военниками в карманах не ходят толпами по улицам и не носят таблички "У нас с собой военный билет!", то мои проблемы на этом не закончатся. А начнутся. Военный билет при поступлении требуется не просто так, а для того, чтобы поставить меня на воинский учет. Если у меня есть военный билет – значит, должна быть в нем отметка о том, что я с учета по месту прописки снят. А ее – нет. Предположим, я нашел военный билет с такой отметкой или сумел ее подделать. Поможет? Нет. Военкомат, в котором я встану на учет, запросит мое личное дело там, где я с учета "снялся". И что он получит? Сильное удивление и письмо, в котором будет сказано, что гражданин Имярек как встал на учет, так и стоит на нем двумя ногами.

И вот ЭТА проблема – нерешаема. Никак.

Блин.

Интересно, как же тогда всякие воры и шпионы в советских детективах умудрялись годами жить по краденым паспортам? Даже если не принимать в расчет вариант, когда хозяин документов никому пожаловаться не может, по причине острого сатурнизма и приобретения температуры окружающей среды[85]. Или это специально делалось, чтобы преступники верили, что такое возможно? Типа как, по слухам, в американских фильмах специально, по заказу ФБР, показывают НЕПРАВИЛЬНУЮ хватку пистолета а-ля "гангста-стайл"[86], чтобы малолетки, насмотревшиеся боевиков, при стрельбе держали пистолет "типа круто" и меньше попадали по агентам.

Так.

Что-то я начинаю растекаться киселем. Отставить. Ничего еще не случилось, никто не умер, меня не поймали. Просто поступление в вуз решало мои проблемы на довольно длительный промежуток времени, вот из-за облома с военником я и растерялся. Давайте-ка, молодой человек, чуть понизим планку.

Что мне нужно вотпрямщас?

Документы. Minimum miniorum[87] – паспорт. Где его можно взять? Найти человека, у которого он есть и… Изъять. Но! Тут возникают трудности, и не только морально-этического толка. Люди обычно не склонны таскать с собой паспорта в булочную и еще меньше – сообщать всем окружающим об этом. Это раз. Воровать паспорт, раз уж я твердо решил встать на путь криминала и грабежей, нужно у моего ровесника, плюс-минус пять лет. Потому что фотографию я еще смогу переклеить, а вот подчистить год – нет. А мои плюс-минус сверстники паспорта с собой вообще не таскают.

Что делать в таком случае? Что нам говорит опыт человечества?

Он, в лице книги Андрея Ильина "Обет молчания"[88] говорит о том, что паспорт нужно воровать там, где он у человека есть стопроцентно. Например, в очереди в сберкассе. А где я могу обнаружить своего сверстника, у которого стопроцентно есть паспорт? Перед вузом, куда он идет поступать. Потому что паспорт входит в комплект документов, необходимых для поступления.

Моя задача? Обнаружить абитуриента у вуза… нет-нет-нет. На железнодорожном вокзале. Потому что если я увижу его перед вузом, то через минуту он зайдет внутрь и прости-прощай краснокожая паспортина[89].

Перехватываю клиента у вокзала, перехватываю у него документы (как – еще не придумал) и вуаля: у меня с собой паспорт, аттестат и все остальное, необходимое для поступления. После чего иду – в другом городе, естественно, и… подаю документы для поступления. Зачем, если я не поступлю? А потому что я и не буду поступать. Завалю экзамены и сочинение, зато как минимум на две недели будут обеспечен жильем. И не надо будет бомжевать по стройкам и общагам.

Заваливаю экзамены и, если повезет, можно будет попробовать сунуться в техникум или ПТУ, чтобы заселиться в общежитие еще на две недели. В одной советской книге главный герой так и сделал: не сдал экзамены в какой-то крутой вуз и, чтобы не признаваться родителям, подал документы в строительный техникум, в надежде год прокантоваться, а потом все же поступить[90]. Он это сделал почти случайно, а я сделаю специально.

А дальше… А дальше – посмотрим.

Только провернуть это все нужно до 31 июля. Потому что в этот день заканчивают принимать документы и начинаются вступи… тьфу, приемные экзамены. Какое там сегодня? 15-ое? Успею.

Ну что ж, как говорил товарищ Хрущев: наши цели ясны, задачи определены – за работу, товарищи!

Стандартный вес ящика с гвоздями – 50 килограмм.[91]

Стандартная грузоподъемность товарного вагона – 50 тонн.

В одном вагоне – 1000 ящиков.

В бригаде грузчиков – 5 человек.

Каждому нужно перенести 200 ящиков…

Уф!

Скинув со спины тяжелый деревянный ящик, глухо звякнувший, я зашагал обратно к черному входу в вагон. Обычный такой красно-коричневый грузовой вагон, та самая "теплушка", которые упоминаются в книгах про войну и ГУЛАГ. Предназначен для перевозки 50 тонн груза, 40 человек или 8 лошадей. Если присмотреться, то внутри, на стенах, можно увидеть брусья, к которым крепятся нары или стойла в случае необходимости. А на крыше – закрытые люки, в которые выводятся трубы печек, если необходимо отопление. На одно из торцов вагона – тормозная площадка, типа балкончика. Предназначена для того, чтобы можно было покурить во время движения. А если серьезно – ну кто, в самом деле, будет выделять особое место для курения в грузовом вагоне? – то нужна она для того, чтобы, если состав перегородил тебе путь – можно было пройти по ней, а не лезть под вагонами.

Подхватив очередной ящик, я закинул его на спину. Потому что так делали все остальные грузчики из "моей" бригады. А еще я читал в какой-то советской книге о нелегком труде грузчиков о двух принципах их работы:

– ничего не брать пальцами (рано или поздно выломаешь суставы фаланг и заработаешь артроз. Бери руками!);

– ничего не поднимать руками (потянешь мышцы спины или повредишь позвоночник. Поднимай спиной!)[92]

Уф!

Стандартный вес ящика с гвоздями – 50 килограмм…

Как можно понять, я таки пришел на станцию разгружать вагоны. Ночью. Документов действительно не спросили, разве что имя, после чего экспедитор махнул рукой с зажатыми в ней накладными и повел нас к вагону, стоящему на путях среди, наверное, десятков таких же.

Хозяином груза был относительно молодой мужчина, лет так сорока без малого. Сапоги – тут вообще очень популярна обувь, темные штаны, кепка… И пиджак. С аккуратно свернутым в рулончик и заколотым булавкой правым рукавом.

Надо же. Я как-то и не задумывался до этой встречи, что все встречаемые мною люди пережили Великую Отечественную. Пусть в здешнем исполнении, то есть, не то, не там и не с теми названиями, но наверняка не менее жестокую и кровавую. Причем чуть больше 10 лет назад. А, наверное, чуть ли не каждый мужчина воевал. И, если не увидишь увечье или орденские планки – и не поймешь. Обычные люди, спокойные или крикливые, веселые или суровые, но – обычные. Никто не шатается пьяным в форме, не кричит на прохожих "А ты где воевал?!" или там "Сталинград!". Где ПТСР?[93] Где вьетнамский (афганский, чеченский и ты пы) синдромы? Здешние люди – и наши люди пятидесятых? – психологически устойчивее? Или те, кто склонен к истерикам – просто не дожил до конца войны? Или здесь не "иммунитета ветерана" и тот, кто совершает преступления и нарушает беспорядки – получит срок без оглядки на "он же воевал!". Ну воевал. И что? Сейчас ЛЮБОЙ воевал: и ты, и милиционер, что тебя арестовал и тот интеллигент в очках, которому ты попытался в рожу кулаком сунуть – тоже на передовой не печенье перебирал. Не прокатит. Это как советские перестроечные эмигранты в Израиль жаловались на то, что там трудно "вести дела", сиречь жульничать и мошенничать: в России, если попадешься, можно было выставить себя "несчастным евреем – жертвой антисемитов", а в Израиле – не получится. Тут все – евреи.

Уф!

Стандартный вес ящика с гвоздями – 50 килограмм…

Может, конечно, все гораздо проще и в ОРС любители поптсрить и покидаться гранатами в непонравившемся им кафе были в лучших традициях сталинского СССР собраны в уже знакомые им "теплушки" и отправлены сбрасывать энергию с помощью двуручной пилы. Ведь и в наше время можно встретить человека, прошедшего "и Крым и Рим" и не размахивающего этим на каждом шагу. Не надо далеко ходить: Юрий Алексеевич, мой институтский преподаватель высшей математики. Невысокий, сухой, с седоватыми усами, в очках, пользующийся уважением студентов и… кхм… любовью студенток. И чуть ли не случайно я увидел его в пиджаке с планками, среди которых опознал красно-белую ордена Красной Звезды. Алексеич отшутился в стиле "бандитская пуля", но я уже из интереса провел небольшое расследование и узнал, что бандитская пуля настигла его в 1985 году в Афганистане. Во время службы в 6-ом отдельном мотострелковом батальоне 22-ой отдельной бригады спецназначения[94]. Три раза. А он даже голос никогда не повышал…

Ящики закончились как-то неожиданно быстро – или я сбился со счета – и мы получили расчет. Розоватую бумажку с цифрой "100" и задумчивым фасом товарища Афосина и две похожие на нее, такой же расцветки, но с уже чуть менее радующими "10". Шестьсот рублей за вагон поделить на пять человек – сто двадцать рублей на человека. Здесь арифметика сработала. А с ящиками – почему-то нет…[95]

Прибрав денежки – не считая их у меня только 90 рублей и несколько копеек – я вытер пот со лба рукавом и надвинул тюбетейку.

Откуда взялась тюбетейка, если до сих пор я носил честно украденную в бане кепку?

Догадайтесь.

Что значит "тоже украл"?! Купил на рынке! За червонец.

Как я выяснил в результате блуждания по городу – нужно же как-то было убить время до ночи и желательно забесплатно – среди граждан ОРС пользуются популярностью тюбетейки. Даже дети в них бегают. Хотя с другой стороны – ничего неожиданного. Вспомните стереотипный образ советского пожилого ученого. Что у него на голове? Тюбетейка. Во что одет типовой мальчишка в черно-белом советском фильме? Черные шорты, белая майка и – тюбетейка.

Вот и я, в рамках следования моде, а также большего соответствия своему образу талганца – они все носят темно-зеленые тюбетейки – я решил приобрести себе такую же. Если покупка не пробьет большую дыру в финансах – которые уже и так охрипли, распевая романсы.

Тюбетейка, найденная мною в стопке, высящейся на вытертом дощатом прилавке, была типично талганская: мягкая, чуть высокая, такого темно-зеленого цвета, который у беретов спецназа ВДВ назывался "оливковым". Неожиданно мягкая: мне, как человеку никогда тюбетеек не носившего, почему-то казалось, что они жесткие, как картон. Наверное, потому, что ассоциировались с театральным реквизитом из самодеятельности…

– Ершан! – окликнул меня Даглар, один из грузчиков, в отличие от остальных "непрофессионалов" вроде меня – штатный, – Куда сейчас?

Во время одного из перекуров я "сознался", что отстал от поезда, потерял деньги и документы и теперь добираюсь до родного Талгана, подрабатывая разгрузкой по ночам.

Почему до Талгана? Ну, если уж я собрался выдавать себя за талганца, то паспорт нужно тырить там же. Иначе нескладушка получится.

– Наверное… этта… на вокзал.

– Ну и дурак. Спать ты тоже на вокзале будешь? Милиционер прогонит.

Ну да. Чай, не ночлежка.

– Ну так негде… – пожал я плечами.

– А ел ты когда?

– Утром.

Вот тут я не соврал: последний раз я нормально ел именно утром. А потом забивал жалобы желудка курением. Последнюю папиросу выкурил перед станцией. Собственно, именно отсутствием папирос и была вызвана откровенность: трудно идти со всеми на перекур, если курить тебе и нечего. Но надо мной было взято покровительство: угостили папиросой, несмотря на мои стеснительные сопротивления.

– Пойдем, балбес.

Я получил подзатыльник и чуть не потерял тюбетейку.

Как подсказывает мне жизненный опыт, в любой более-менее крупной организации, занимающей значительную площадь – мастерские, заводы, гаражи, институты – всегда найдется небольшой закуток, где есть диван, чайник, телевизор и можно поспать.

В такую вот комнату отдыха меня Даглар и привел. Небольшое помещение с белыми – когда-то, а сейчас серыми – оштукатуренными стенами, стол, застеленный газетой, пара топчанов, со скомканными ватными одеялами, крашеный в красно-бурый цвет шкафчик.

Из него грузчик достал сковороду с черно-желтыми комьями жареной картошки, покрытой белесой пленкой застывшего жира, пару алюминиевых вилок и электроплитку.

Не такую, как в современности: плоский квадрат с черной улиткой нагревательного элемента. Плитка была брутальная: на высоких и толстых черных ножках, не удивлюсь, если кованых, лежала круглая пластина белой керамики, в углублениях которой извивалась тонкая спираль, медленно наливавшаяся вишневым цветом. Даглар брякнул на нее сковородку и опять полез в шкафчик.

– Поедим, – лязгнул он чем-то внутри – и до утра спать завалимся. Будешь?

Передо мной на стол встала бутылка водки: непохожая на современные, пузатая, с небольшой этикеткой, больше похожей на ярлычок, на которой просто и сурово было написано "Водка". Всё. Никаких вам там "Белочка" или "От бабы Глаши".

Следом приземлились стакан, обычный, граненый, ничуть не изменившийся с момента своего изобретения[96], за ним – второй, полбуханки черного хлеба и шматок пожелтевшего сала, который Даглар принялся нарезать ножом.

Очень, знаете, интересным ножом…

С бело-сине-красной рукояткой, набранной из цветного оргстекла, короткой гардой из желтой латуни и потемневшим клинком с долами и острием "щучкой".

Финка.

У моего отца была такая, поэтому я четко помню – финки в СССР были запрещены. И если такую у тебя найдут – экспертиза для определения принадлежности к холодному оружию не понадобится. Сразу статья.

А грузчик так спокойненько ею светит перед незнакомым человеком…

Или я чего-то путаю насчет запрета финок или…

Откуда она у него? Финки были популярны у фронтовиков и у уголовников. Даглар – кто он?

С одной стороны – наколок на нем я не вижу, с другой…

С другой – вижу.

В распахнутом вороте клетчатой рубахе мелькнул синий хвост скорпиона, выколотого под правой ключицей.

Интересненько…

Насколько я помню, в ОРС наколки у кого-то кроме зэков и, возможно, моряков, популярны быть не должны. Это не наши времена, когда татуировки есть у всех – от учительниц до полицейских. Да я даже выпускницу видел, в белом фартучке с белыми бантами и такими зататуированными руками, как будто она все свои семнадцать лет моталась по тюрьмам и колониям.

Скорее всего – зэк.

Скорпион у зэков означает наркомана. Либо воевавшего в "горячей точке". Впрочем, это уже не среди зэков, это армейские приколы. Да и вообще – не стоит подходить с современными "понятиями" к тому, что соответствует событиям 60-илетней давности. Между ворами шестидесятых-восьмидесятых и блатарями тридцатых-пятидесятых не больше общего, чем у них же – с братвой девяностых или жиганами двадцатых.

Особенно если учесть бушующую как раз сейчас по тюрьмам "сучью войну". В которой блатари проиграли[97].

Я машинально проглотил налитую мне водку, размышляя.

Не является ли встреча с уголовником, пусть и – вероятно – бывшим, этаким знаком судьбы (или кое-кого другого), что идея насчет кражи паспорта – не самая лучшая идея?