После этого неожиданного – но приятного, приятного, ПРИЯТНОГО!! – признания, я получил суровую нотацию. За то, что пошел в магазин, за то, что торчал возле магазина, за то, что сцепился с эти придурком, за то, что напугал ее и за то, что во время нотации улыбался без остановки.
Она меня любит! Сама сказала!
Мешок с сахаром мне, разумеется, все равно пришлось тащить, хоть и недалеко, но я запарился, как ломовая лошадь. Оставив сахар в уже знакомой кладовке – ой, чувствую, не в чай он пойдет, не в чай… – я вышел, натолкнувшись на дядю Драка.
– О, Ершан, сынок, все же приехал!
– Ну так обещал ведь.
– Ну так многие обещают, а потом забывают.
– Ну так я не многие. Я такой один, единственный и неповторимый.
– И от скромности он не умер, – хихикнула за моей спиной Нитка, – Дядя, он с Кратиком подрался, представляешь!
Дядя оценивающе посмотрел на меня:
– Что-то он подозрительно целехонький и слишком довольный для подравшегося. Драка – это когда друг друга бьют.
– Он пытался, – хмыкнул я.
– Он хоть жив.
– Конечно. Я ж не зверь.
– Только весь в грязи вычухался, как поросенок! Испугался Ершана, споткнулся – и прямо в лужу, что возле сельпо!
Нитка откровенно наслаждалась ситуацией. И мне сложно было ее осуждать. Судя по всему, до сегодняшнего дня само существование этого долбанного Крастика отравляло ей жизнь. Этот гад умудрился поселиться в темном уголке ее души, терзая и гнетя. И только сегодня, когда Нитка увидела, как мерзавец получил по заслугам, да еще и оказался в смешном положении, он вылетел из закоулков ее подсознания, освобождая от плохих мыслей, дурных снов. Возможно, в психологии у такого явления есть какое-то название, я не знаю, я же не психолог… да мне и пофиг. Главное – Нитка счастлива!
Дядя Драк показал мне, где я буду ночевать – на втором этаже, вернее, в мансарде, то есть в комнатке под крышей, которая называлась светелка, с окном и балкончиком на фронтоне. Еще там была кровать. А еще дядя Драк тихонько сказал мне, что парень я хороший и за рукопись его старого приятеля мне тоже спасибо, но если я ночью попытаюсь пойти искать Ниту – он мне сломает что-нибудь нужное.
Я клятвенно пообещал, что и в мыслях не было. Ведь приходить Нитке ко мне он не запрещал, верно?
Шучу, на самом деле, несмотря на то, что мне очень бы хотелось провести с Ниткой всю ночь, и не одну, но все же она заслуживает чего-то большего, чем тайное свидание с испуганным прислушиванием к каждому шороху. Мы еще успеем, мы еще всё-всё успеем, у нас вся жизнь впереди!
– Это мы, с Туманом и Луфарем.
Мы с дядькой Драком – в горнице, большой комнате, в которой, как я понимаю, выполняющей роль гостиной. Вдоль стен – широкие лавки, полы устланы лоскутными половичками, в правом углу – шкаф и занавеска, прячущая чью-то кровать, то ли Драка, то ли дедову, посередине помещения – стол, деревянный, тяжелый, накрытый скатертью. Рядом с ним – пара низких лавочек, вернее, скамеечек[442]. Два окна – на левой стене, между ними – зеркало, и одно окно – на противоположной выходу. Окна совсем небольшие, подоконники низкие, так что, чтобы изобразить в них классический образ «деревенская девушка смотрит в окно, опираясь локтями о подоконник», той самой девушке пришлось бы согнуться в довольно неприличной позе. Еще в дальнем левом углу – небольшая угловая полочка, похоже, когда-то на ней стояли иконы. А сейчас – черный чугунный бюстик незнакомого мне человека. Может, здешний аналог Ленина… хотя нет, товарища Афосина я знаю. Может – Сталина. А может и вовсе Антона Павловича Чехова.
А еще на стенах висели фотографии.
Старые, пожелтевшие, и новые черно-белые, глянцевые. С незнакомыми мне людьми… хотя вот этот лихой мужик смахивает на деда Паича в молодости… Я знаю только одного. Дядьку Драка.
Вот он в бескозырке, лихо сбитой на затылок, тельняшке. Вот – с автоматом, похожим на ППШ, в черном мундире. А вот – то самое фото, о котором говорим.
Три человека. В черных гидрокостюмах, за спинами – узнаваемые акваланги.
– Это мы еще до войны…
До войны? Мне казалось, что акваланги изобрели уже после войны, Жак-Ив Кусто[443]… а, понятно…
– Зябрик… – тихонько прошептал я. Но слух у дядьки был хороший:
– Кстати, банка зябриков у меня где-то завалялась. Будешь? После баньки?
– Как говорил… э… кто-то… «После бани портки продай, но выпей».
– Да, император Латр знал толк в баньке. Ну смотри, студент, никто тебя за язык не тянул. Чтобы после бани выпил с нами!
– Есть!
– Служил? – картинно нахмурился дядька.
– Никак нет!
– Почему честь не отдаешь?
– К пустой голове руку не прикладывают!
– Знаешь, – одобрительно хмыкнул дядька, – Лихой боец из тебя может получиться, я в ЭПРОНе[444] тоже таким был. Да и в Роте потом, среди ребят, не отставал…
Непонятная Рота, явственно произнесенная с большой буквы[445], мне ничего не сказала, зато у меня, наконец, сложилось в голове картинка – моряк плюс автомат плюс акваланг – и до меня дошло, чем занимался дядька Драк в молодые годы.
Диверсанты. Подводный спецназ. Пираньи, мать их за ногу, то-то все с прозвищами… Кстати.
– Дядь Драк, Туман, Луфарь – а ты кто?
– А я – Дракон, – усмехнулся в усы дядька.
– Из-за имени?
– Из-за дракона, – Драк закатал рукав на левой руке и показал растянувшуюся на все предплечье цветную татуировку дракона навроде той, какая, по слухам, красовалась на руке императора Николая Последнего[446], - Ошибка молодости.
– Дракон, значит… – я улыбнулся. И перестал улыбаться.
– Дядь Драк, а там, в рукописи вашего Тумана… ничего такого, из разряда «Перед прочтением сжечь – после прочтения съесть», не было? Я не читал, если что?
– Да не было, конечно, Туман тоже не дурак… был.
Мигнувшую было печаль тут же разогнал вторгшийся дед Паич:
– Чего сидите?! В баню кто пойдет?
Шшшуххх!!!
Аааа!!! Данунафиг! Аааа!!! Данунафиг!!!
Не обращая внимания на ехидные смешки рассевшихся на самой верхней полке дядьки и деда, я скатился вниз с банного полка. Данунафиг! Я первый раз в жизни не мог вдохнуть воздух: открываешь рот, пытаешься сделать вдох – а воздух к тебе в легкие просто не идет. Потому что легкие сказали, что в гробу видели закачивать в себя эту венерианскую атмосферу, которую кто-то там считает воздухом, пригодным для дыхания.
– Слабовата молодежь пошла, – крякнул сверху дед Паич, – То ли дело мы в его годы…
– Ага, – поддакнул дядька Драк.
– Чего агакаешь? Сам-то еще от горшка два вершка, а туда же, к старшим приписывается.
Мужики похохотали, я тоже улыбнулся. Понятно же, что не в зло и не в обиду, просто шутят.
– Ершан, лезь на полок, парить тебя буду! – дед махнул двумя вениками, послав волну горячего воздуха. Один веник – березовый, а второй…
– Дедушка, а из чего у тебя вон тот веничек?
– Так с можжевельника же.
– Дедушка… А можно не надо?
– Не боись, Талган, подставляй бока!
ААА!!!
Распаренный, чувствующий себя так, как будто меня разобрали на части, промыли каждую косточку, каждую жилочку и собрали обратно, я вышел на крыльцо.
– Попей, Ершанчик, – Нитка протянула мне глиняную кружку.
– Что там?
– Зябрики в собственном соку. Я из банки налила и водой разбавила, на свой вкус. Попробуй, подолью чего-нибудь.
Я отхлебнул зябрикового сока, кисловато-сладкого, прохладного, освежающего. Вкусно. Прихватил зубами самого зябрика, плавающего поверху, захрустел. Остальные зябрики из банки азартно вылавливали крутящиеся тут же под ногами мальчишки-близнецы. Руками полоскаться в соке им запретили, так они гарпунили твердые и упругие зябрики вилкой. Без шансов.
Я отпил еще сока. Жить, как говорится, хорошо!
– Эй, ты!
Как всегда. Как только у тебя появится хорошее настроение – обязательно найдется тот, кто его изгадит.
У калитки, низенькой, чуть выше колена, как и здешние заборы, сделанной из нескольких горизонтальных жердей, стоял, покачиваюсь давешний Крастик. Все еще грязный, в руках то ли тряпка, то ли пиджак, по крайней мере он в одной заляпанной рубашке.
– Эй ты, иди сюда!
Уже бегу. Прям мухой метнулся.
– Краст, иди домой, ты пьяный! – сердито крикнула Нитка.
– А то мы и проводить можем, – это уже дядька Драк от бани. Я от них с дедом все же сбежал, я в вулканологи не собираюсь, мне подготовка к таким температурам без всякой надобности.
– Значит, не идешь… – злобно прошипел Краст, – Тогда я тебя отсюда…
Он качнул рукой, роняя на землю тряпку, из-под которой блеснул черным воронением…
Автомат.
Небольшой, тонкий, с перфорированным кожухом на стволе, чуть изогнутым магазином, в который Краст вцепился побелевшими пальцами, складным прикладом.
ППС.
Автомат ППС.
Который направлен стволом прямо на меня.
Время внезапно замедлилось. Я видел как от бани огромными скачками несется дядька Драк, сразу уяснивший проблему. Но не успевает, не успевает, не успевает…
Краст успеет выстрелить раньше.
И мне нельзя, нельзя, нельзя отпрыгивать в сторону. Потому что этот придурок сейчас начнет стрелять, а на линии его огня – дети и Нитка, Нитка, Нитка…
Я прыгнул вперед. Уже понимая, что не успею. Слишком далеко. До выстрела – не успею.
Не успею
Не успею
Не успе…
Палец нажал на спуск.