Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 42

– У моего отца был точно такой же.

– У моего тоже, – сказал я, поправляя лацканы своего свежекупленного костюма.

На самом деле у моего отца такого костюма не было. Ни по покрою, ни по цвету. Отец вообще предпочитал костюмы скромного серого цвета, отчего его принимали за кгбшника. А может и не из-за костюмов, просто отец выглядел так, строго. Он умудрялся выглядеть строго даже шортах и футболках, не говоря уж о джинсах и водолазках. Но рассказать о своем отце и его пристрастиях в одежде я не могу. Просто потому, что вошло все это в моду гораздо позже нынешнего времени.

Я еще раз покрутил перед собой выцыганенное на время у Армана – у кого же еще – зеркальце. К сожалению, было оно категорически скромных размеров и полное впечатление о том, как я теперь выгляжу, сложить не удавалось. Хотя что там складывать? Черный костюм на голое тело, борода и тюбетейка. Это, знаете ли, такой образ, который и захочешь не забыть, да не получится…

Быть, говоришь, неприметным?

Может, ну его, образ талганца? Меня и так уже, по-моему, все кому не лень запомнили. Сбрить бороду, подстричься, сменить несколько осточертевшую тюбетейку на кепку…

Из зеркала на меня хмуро посмотрел тип в зеленой тюбетейке и с редкой бородой, почему-то рыжеватого оттенка. Из-за чего я несколько смахивал на Рамзана Кадырова, да благословит его Аллах.

Я снял тюбетейку, почесал свой бледный впалый живот, запахнул пиджак и задумчиво прикрыл часть бороды ладонью. Может, немного оставить? Например, вот так – под Арамиса? Нее, ерунда какая-то получится. Или вот так – как у капитана дальнего плавания. Шкиперская борода, сказать[265]…

Порывшись в своих вещах – когда я успел обзавестись таким количеством барахла?! – я нашел трофейную кепку. Задрал край над козырьком, с понтом фуражка, нацепил ее на голову. Посмотрел на свой профиль, скосив глаза на отражение.

Капитан, вылитый капитан… Только трубки не хватает.

– Трубки не хватает, – тут же отозвался Берген, который валялся на кровати и лениво подкалывал меня от нечего делать, строчки учебника по химии у него уже плавали перед глазами, по его же собственным словам.

Я тут же вырвал из тетрадки листок и свернул из нее что-то типа трубки. Или огромной козьей ножки[266]. Хм. Теперь на меня из зеркала, вместо капитана смотрел папа дяди Федора.

– На моего деда Аримеда похож, – откровенно заржал Ирис, – тот тоже спинжак[267] накинет, картуз[268] наденет, вот такую цигарку скрутит – и сидит, байки травит.

– Ну вот, все испортил. Я может, всю жизнь мечтал моряком быть, а тут «дед Аримед»… – деланно обиделся я.

– Что, правда, что ли? – искренне заинтересовался Берген, – А почему в морское не пошел?

– Воды боюсь.

– А я, – Мамочкин поднял глаза от учебника, снял очки и потер глаза, – всегда хотел таблетки изобрести.

– Их, вообще-то уже изобрели… – не понял его мечты я. Да и вообще никто из присутствующих в комнате. То есть, Берген и Ирис. Наш донжуан, вместо того, чтобы готовиться к экзамену, опять натянул белые носки и отправился очаровывать девчонок общежития. Я вообще подозревал его в двух вещах: что он поступил в Институт потому что тут много девушек – по статистике на десять девчонок приходилось не девять, а пожалуй что пять-шесть ребят – и в том, что его родители – не просто так родители. Во-первых, он слишком спокойно относился к экзаменам, при том, что, несмотря на свою ловеласовскую сущность, легкомысленным человеком не был, а во-вторых – человека, живущего в городе, в общежитие, где для иногородних-то не всегда места хватает, просто так не поселят.

– Не, – робко улыбнулся Мамочкин, – Не такие. А пищевые таблетки. Чтобы съел одну – и наелся.

– Так и такие уже изобретены, – не удержался я.

– Как?! Когда?! Кто?!

– Котлеты называются.

– Тьфу ты! Я серьезно!

– И я серьезно. Если впихнуть в твою таблетку все необходимые человеку питательные вещества, белки, жиры, углеводы – она как раз с котлету размером и получится.

Мамочкин откровенно расстроился. Видимо, это действительно была мечта, а тут я, со своей реалистичностью…

– И вообще – подал голос Ирис, – Зачем таблетками питаться? В чем смысл?

– Ну, время на еду не надо тратить…

– Вот спасибо. В жизни и так удовольствий не до черта, – рассудительно заявил Ирис – а тут еще ты одного лишить хочешь. Хорошо еще, что ты таблетки, которые женщину заменяют, придумывать не стал… ты что там краснеешь? Придумывал, что ли?!

– Нет!!

Похоже, Мамочкин и о том, для чего вообще нужны женщины, сильно не задумывался. До сего момента.

– Солдатам, например, могут быть полезны такие таблетки… – кашлянув, попытался перевести тему он.

– Да, солдатам без женщин тяжело, – давился смехом Берген.

– Да не эти! А те, которые вместо еды! – от алеющего Мамочкина можно было смело прикуривать.

– Вот спасибо тебе, добрый человек. Солдатам в армии и так вечно есть хочется, а тут еще вместо еды – таблетки. Хорошо хоть не уколы.

– Так что, от таких таблеток вообще никакой пользы? – неудавшийся изобретатель сник.

– Ну почему? – мне стало его жалко, – Как крайняя мера, неприкосновенный запас, например. Места много не занимают, а протянуть позволят долго, если вдруг так получится, что застрял там, где нормальной еды нет. Моряки после кораблекрушения, например…

– Только ты, – влез Берген, – на всякий случай заранее придумай, какую надпись на могиле написать. Потому что те, кому придется грызть твои таблетки, не поленятся, чтобы потом найти тебя и прибить. Нет, поблагодарят, конечно… А потом все же прибьют.

Дверь в комнату распахнулась, а потом в нее постучали. И правда – чего стучать, если тут, может, и нет никого, а дверь закрыта?

– Буркан, в шахматы будешь?

А, это здоровяк-шахматист. Опять тоскует без игры. А Буркан – это наш Мамочкин, значит. Надо запомнить, а то вечно забываю…

– Нет, завтра экзамен по химии, готовиться надо.

Великан шумно вздохнул так, что даже занавески заколыхались и убрел дальше по коридору, искать другую жертву.

Следом за ним в дверь прошмыгнул Арман, быстро зашуршавший в чемодане в поисках чего-то неведомого. На наши предположения он только отмахивался.

– Армеен, ты скоро? – манерно протянули от двери. В нее заглядывала гидроперитная блондинка в красном платье с клетчатыми черно-красными рукавами.

– Армен? Так ты у нас заграничный? – дружно заржали Берген и Ирис. Я тоже, но по другой причине: здесь, видимо, как и в нашей стране «подвинутая» молодежь любит придумывать себе импортные псевдонимы. «Он был монтером Ваней, но в духе парижан себе присвоил званье – электротехник Жан»[269]. Просто здесь, видимо «Армен» – красивый «иностранный» аналог простецкого Армана, но у нас-то Армен – это армянин, зато Арман – несомненный француз. Все наоборот.

Арман-Армен гневно зыркнул на нас и сбежал к своей Пользе[270]. Но дверь даже закрыться не успела.

– Всем привет!

В комнате возник незнакомый мне парнишка… а, нет, знакомый. Когда прибывший снял фасонистые черные очки – это вечером-то! – я понял, что это наш будущий коллега (при условии, конечно, что и он и я сдадим вступительные экзамены), видел его на экзамене по математике. Правда, там он был в скромной белой рубашке, которую распирали могучие плечи, а сейчас выглядел так, как будто сбежал из фильма «Бриолин»[271]: кожаная куртка шоколадного цвета с блестящей «молнией», белая футболка, и главное – блестящая прическа, уложенная явно не без помощи того самого бриолина[272]. Короткие бачки… черт, да он даже чем-то смахивает на Траволту!

– Где тут можно приземлиться? – спросил «Траволта», тут же безошибочно бросив чемодан на единственную свободную койку, – Я ваш новый сосед по комнате, Каз Зибровский.