Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 52

Женские слезы – они разные. Как и сами женщины.

Есть злые слезы разочарования, как бы говорящие «Почему, ну почему не получилось сделать барана из этого козла?!». Если слезы демонстративные, появляются они только на людях и означают, что мужчина должен вот прямо сейчас все бросить и сделать то, что хочет эта несчастная девушка. Есть слезы капризные, в которых слышится только «Хочу-хочу-хочу, дай-дай-дай, купи-купи-купииии!».

Есть и другие слезы.

Тихие слезы огорчения, горькие слезы обиды, обжигающие, как кислота, слезы горя, слезы усталости и слезы беды, слезы радости и слезы счастья, слезы, слезы, слезы…

Как жаль, что я так и не научился их различать.

Возможно, это не моя вина, просто мои бывшие девушки плакали очень редко. А может, я просто невнимательный чурбан, как и все мужчины (по мнению плачущих женщин). Может быть. Но одно я знаю точно: я не могу пройти равнодушно мимо плачущей девушки.

Даже если я ее не знаю.

Я толкнул дверь и шагнул в комнату.

Такая же, как и наша: шесть кроватей, тумбочки, стол, стулья. Не чувствуется никакого женского уюта, который якобы сам собой появляется там, где поселяются девушки. Потому что уют появляется трудами этих самых девушек и для его создания нужно чуть больше времени, чем одна неделя.

Уюта в комнате не было. Плачущая девушка – была.

Она стояла у окна, глядя вниз – нет там ничего интересного, двор и пыльные деревья – и тихо всхлипывала.

– Уйди, – не оборачиваясь, сказала она.

– Ты даже не знаешь, кто я, – хмыкнул я.

Плакса обернулась.

Мать моя в зеленой шляпе! Знал бы, кто здесь – тыщу раз бы подумал, прежде, чем зайти!

– Уйди, – всхлипнула Ланита, шмыгнув покрасневшим носом.

– Уже ушел, – сказал я, не двигаясь с места.

– Не ушел, – отвернулась она.

– И не уйду. Кто тебя обидел?

Нет, я не сомневался, что обидевший Нитку сто раз уже об этом пожалел и его труп, возможно, лежит под кроватью, завернутый в персидский ковер. Но… Даже самую сильную девушку, в любом плане сильную, хоть в физическом, хоть в моральном, можно обидеть. Иногда даже проще, чем слабую: там, где слабый согнется, чтобы потом выпрямиться, сильный с хрустом сломается.

– Никто.

– Где живет этот Никто? Я ему ноги выдерну и спички вставлю.

– Уйди.

Ланита села на кровать и закрыла лицо ладонями. Я осторожно присел рядом, на самый краешек.

– Не реви.

– Я не реву.

– Не реви.

– Я не реву.

– Это ты ревешь или я реву?

Ланита, похоже, всерьез задумалась над этим абсурдным вопросом. Видимо, сказка про мужчину в самом расцвете сил ей незнакома[326].

– Отстань, – с исконно женской логикой нашла она ответ.

– Я и не пристаю.

– Еще не хватало!

Она, наконец, убрала руки и показала свое лицо, круглую мордашку, с красным от слез носом и припухшими глазами. И небольшими веснушками…

– Не пялься.

– Я просто смотрю, не попала ли тебе соринка в глаз.

– Что за белиберду ты говоришь?!

Вовсе и не белиберду. Белиберда, если верить старику Далю, есть слова, смысла не имеющие[327]. А ми слова имеют вполне определенный смысл – они отвлекают тебя от собственных переживаний.

– Ланиточка…

– Я тебе не «Ланиточка»!

Правильно. Злись. Там, где злость – там уходят слезы. Ну, если они, конечно, не злостью вызваны.

– А кто ты тогда?

– Ланита!

– Ланита, а давай ты вдохнешь, потом выдохнешь, если хочешь – разрешаю стукнуть меня по голове, а потом расскажи – кто тебя обидел.

Глаза опять начали наливаться слезами.

– Рано! Вдох – выдох, а потом все остальное!

Я тут же получил кулаком в бок, ощутимо, надо признать, а потом Нитка упала мне на плечо и зарыдала.

– Почему? – всхлипывала она, – Почему они меня не слушаются?