Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 80

Молодой парнишка… ну как, молодой, где-то на год младше меня, лет девятнадцать. Высокий, широкоплечий. Плоская кепка на голове, распахнутый пиджак, под которым белая рубашка, руки – в брюки, на ногах – сапоги, в уголку рта – папироска. Лицо… какое-то… дерганое, что ли. Глаза голубые, застывшие, казалось, что и не моргнут и по коже лица периодически пробегает легкая судорога, как будто он быстро-быстро морщится.

Ну что этому гражданину ответить? «Нет»? Ну, во-первых, это будет не совсем правда, верно? А во-вторых – как-то трусливо получится. «Да»? Тоже как-то… не совсем правда… Да и «хахалем» я себя называть не собираюсь.

– С чего это я тут должен перед тобой отчитываться?

– Да так просто, поболтать хотел, – криво улыбнулся парень, – Я ее первый буду, так могу тебе подсказать, что она любит, как…

Я чуть ли натурально увидел, как с этими словами из его рта вываливаются куски грязи.

Никто, ни один нормальный человек не станет такого говорить. А ненормальный – не станет говорить незнакомому. Может, это местный юродивый? Которому даже и врезать нельзя – народ привык и не поймет. Как в той книге, где герои вышли из леса в деревню, вырубили милиционера, а он оказался дурачком, который просто шутил по-своему[440]. Или он меня просто провоцирует?

Пальцы дернулись, но сжаться в кулак не успели.

– А, я вспомнил, – раздался спокойный, даже чуть веселый голос, в которомс удивлением узнал свой собственный, – Нитка про тебя говорила. Тот самый неудачник, у которого не только крошечный, так еще и не встал. Так что, братишка, первым у тебя не получилось, извини…

Лицо парня побурело, глаза начали натурально закатываться под лоб:

– Ах ты…

Он махнул рукой, целясь мне в глаз, широко, непрофессионально… Сержант Краев, который учил нас в армии рукопашному бою, при виде такого удара орал бы так, что даже марсиане тревожно бы подскочили.

Я присел – кулак промчался над моей головой, как товарняк – а потом резко выбросил руку вперед.

Вот так нас учил сержант Краев.

Агрессивный парнишка хэкнул и сложился пополам, пытаясь отдышаться.

– Это я тебя еще пожалел, – сочувствующе проговорил я. Ладно, с издевкой проговорил. Имею право.

– Краст!!! – гневный крик.

Я оглянулся. На улице, той, что шла к дому дяди Драка, стояла раскрасневшаяся Нитка, яростно сдувая со лба выбившуюся из-под косынки прядь. Руки в боки, глаза горят и ей пофиг, на каком боку у меня тюбетейка[441]. Настоящая русская… или как там они здесь называются?… федская женщи…

Погодите-ка… Краст? Это тот самый Крастик, из-за которого моя – да вашу мать, моя! – Нитка не смотрела на парней?

И в этот момент меня накрыл флешбэк.

Мне восемнадцать лет. Лето, август, прошли и экзамены и выпускные. Мы гуляем вечером по улице с моей одноклассницей, с которой я встречаюсь, и по которой я сох… ну, честно говоря, как только она доросла до третьего размера, так и начал сохнуть. Я твердо уверен, что влюблен в нее, в том возрасте любовь и эрекцию легко перепутать, это я сейчас, став на два года старше, понимаю, а тогда-то… Так вот, мы с ней гуляем и на нас вылетает мальчонка, который с ней встречался до меня. Называет ее «шлюхой», а мне, дурного слова не говоря, прилетает по физиономии. С товарищем сержантом мы знакомы еще не были, так что уклониться я не успел, получился плюху, отшатнулся в сторону… За себя я бы, может, и не обиделся, но за девушку… Так что, хотя драться никогда особо не умел – прыгнул вперед. Попал кулаком удачно, кровь с носа брызнула прям веером, как в американских боевиках. Бывший падает, и тут я слышу: «Леша!!!». А я, как бы, не Леша вовсе. Моя любовь бросается к пострадавшему Леше, начинает над ними причитать, пытаться поднять, и гневно бросает мне: «Ты что, озверел?! Зачем ты его ударил?!». Я постоял чуток, посмотрел, как она над ним сюсюкает, качнулся с пятки на носок – и ушел. Как-то засохла любовь тут же, куда там помидорам. Мне, кстати, бывшая любовь назавтра еще и претензии высказывала, потому что бедный Лешенька, как только пришел в себя, врезал ей в глаз и ушел.

– Краст! Отойди от него! Пошел вон! – услышал я. И мне так хорошо на душе стало…

Краст, отдышавшись, выпрямился и, похоже, что-то хотел добавить, но мне показалось, что грязи тут и без того достаточно:

– Если что-то вякнуть хочешь, то я из Талгана. А мы в Талгане всегда с собой нож носим – я хлопнул себя по куртке, под которой во внутреннем кармане и вправду лежал нож, талганец я или хрен собачий? – И если ты… гнида… еще хоть слово… про Нитку вякнешь… я тебе… твой поганый язык… НАХРЕН!

С каждым кусочком фразы я делал шаг вперед и, уже приблизившись почти вплотную к герою, мать его, любовнику, выкрикнул последнее слово ему в лицо.

Краст шарахнулся. А позади была лужа. Он споткнулся, а может, каблук сапога увяз в грязи, неловко покачнулся…

И шлепнулся плашмя прямо в лужу, только вода во все стороны плеснула.

Подбежавшая Нитка схватила меня за руку:

– Ершан, с тобой все хорошо?

Вот что такое счастье, вот оно…

– Да так, поговорили малость.

Парнишка заворочался в луже, как кабан, погнал волну, только кепка поплыла в сторону, как кораблик. Нитка уткнулась мне носом в плечо и захихикала.

– Я тебе еще покажу!!! – поднялся, весь грязный, вода стекает, да еще и грозится.

– Не надо мне ничего показывать. У меня у самого есть, твой огрызок меня не интересует.

Краст дернулся вперед, шарахнулся назад, вбок…

– Огрызок, значит, огрызок… Я тебе покажу огрызок…

Пнул ногой кепку, которая тут же затонула, и, размахивая руками и что-то гневно бормоча, зашагал по улице.

Нитка подняла на меня лицо:

– Ершан, я люблю тебя!