Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 34

Затянув на стопке книжек бумажный шпагат, я отхватил его ножом – шпагат этот практически не рвался, зато отрезался за милую душу – завязал узелок и перенес стопку к ее соседкам.

Уф. Пятая. Четыре – на продажу, добрейший Морей Картанович снабдил меня не только мотком шпагата, но и адресом букинистического магазина, в котором мои книжки с удовольствием примут. Книжки не то, чтобы старые, но, судя по встречающимся ятям и ерам – попадаются и дореволюционные, как сам товарищ Каркуман.

Каркуман – это фамилия Морея Картановича, того самого оценщика из комиссионного магазина, благодаря которому я разбогател на энную сумму денег после продажи барометра-анероида. И, если при виде этой фамилии вам почудилось что-то такое, ветхозаветно-одесское – то таки да. Морей Картанович – из «этих». Не знаю, как в здешнем мире называют евреев – а спрашивать и неловко как-то – но он явно из их породы. И, судя по обмолвке, большевиков, которых здесь и нет давно[212], не очень-то любит. На вид ему лет шестьдесят с небольшим, а, значит, царскую власть застал в полном расцвете сил и энергии. Это из-за насыщенности историческими событиями кажется, что между революцией и послевоенными временами – целая вечность. А ведь прошло всего-то лет сорок, чуть больше, чем после распада СССР. А людей, которые прекрасно помнят СССР в условном 2020 году – немало. Неужели тех, кто помнит царя-батюшку, в пятидесятые было меньше?

Ах, да, отвлекся. Четыре стопки книг – букинисту, пятую, состоящую из пары десятков тонких книжек в бумажных обложках – в личное пользование. Потому что это – набор книг про шпионов, каковые – книги, а не шпионы, конечно – в букинистическом не очень популярны. И дадут мне за них пятачок за пучок. А так – все какое-то развлечение вечерами, когда нечем заняться. «Бацилла номер ноль», «Смерть под псевдонимом», «Атомная крепость», «Тревожные облака», «Когда играют дельфины», «Ученик чародея», «Таинственный пассажир», «Гранитный линкор»[213], Буду читать про то, как то, как опасные приключения главного действующего лица начинаются с писка привидений в старинном замке…

Ээх, осталось только найти его, то волшебное время, когда мне нечем заняться…

Сегодня, например, воскресенье, я с утра уже пробежал по магазинам, сделал бутерброды, угостил девчонок, дошел до общежития своего будущего – если повезет – и получил комнату, в которую даже не успел заглянуть, после чего в комиссионке узнал у Куркумана, что его можно принести, а что не стоит и напрягаться, получил цэу и ебцу[214], сейчас шарюсь по заброшенным домам, потом – в комиссионку, потом – в букинистический, потом – перетащить вещи из одной общаги в другую (да, я как-то незаметно для самого себя оброс вещами), потомпознакомиться в новыми соседями по комнате, потом успеть повторить хоть что-то из математики, потому что завтра уже вступительный экзамен… Где мне время найти на книжки, спрашивается?

Ну вот, вроде передохнул, можно и к самому сложном приступать.

Я поставил четыре стопки книг на стол, сверху помести на них стул и осторожно, попеременно матерясь вполголоса и молясь, чтобы эта шаткая конструкция не развалилась, полез наверх, под самый потолок. Потому что самой ценной вещью, из тех, что можно унести, в этой квартире оказалась люстра. Бронзовая, о трех рожках, со стеклянными плафонами. За каковую мне обещано цельных 500 рублей, а, значит, я смогу разориться на какую-никакую одежду.

Осторожно, балансируя, как акробат-эквилибрист, я выпрямился, так, что пыльные лампочки люстры оказались на одном уровне с моим носом… Что теперь нужно сделать? Правильно. Нужно не менее осторожно слезть обратно и проверить, обесточена ли люстра. Потому что-то кто-то очень сообразительный забыл сделать это раньше. Нет, можно, конечно, плюнуть, посчитать, что заброшенный дом давно обесточен, и взяться за провода голыми руками. А можно этого и не делать. Опытный электрик, говорят, даже жену за грудь не берет двумя руками сразу, а я, после одной истории в детстве – опытный электрик. Был бы умный, не был бы опытный…

Висела у нас в классе розетка на стене. И вот случилось так, что отвалился от нее корпус, оставив медные внутренности сверкать на всеобщее обозрение. Всем моим одноклассникам было жутко интересно – есть в этой розетке электричество или нету. Но проверять как-то побаивались. И вот, на перемене, один будущий опытный электрик решил проверить наличие электротока опытным путем. Подошел я к розетке, осторожно дотронулся пальцем до одного контакта… Ничего. Не менее осторожно – до другого… Ничего. Ну понятно повеселел я, нет тока. Осмелел и ткнул пальцами сразу в оба контакта. После чего у меня сразу развилась электрофобия в тяжелой форме.

Я пощелкал клавишей черного текстолитового выключателя. Как говорится – нас посетил римский полководец Нолемоций. Никакой реакции.

Вздохнув, я полез снимать люстру.

Если ты пьешь с ворами – опасайся за свой кошелек, если ты пьешь с ворами – опасайся за свой кошелек…[215]

Нет, пить с ворами я не собираюсь, но и песня имеет не настолько прямой смысл. В ней говорится о том, что каждый твой поступок может иметь негативные последствия. Даже если ты о них и не подумал.

Например: если ты шарахаешься по заброшкам и таскаешь в скупку разные ценные и, что немаловажно, габаритные вещи, которые в карман не спрячешь – тобой могут заинтересоваться люди, уверенные, что те деньги, что тебе заплатили за товар, им пригодятся гораздо больше.

Сердце екнуло сразу же при выходе из магазина. Уж больно скучающий вид был у околачивающегося неподалеку парнишки. Среднего роста, плечистый и крепкий, ходит он, что характерно, в белой футболке и кепке… Вот только готов он не к славному подвигу и, если вдруг и полезет в горящий дом[216], то только для того, чтобы спасти из него что-нибудь ценное, вроде цельной семги со шкурой и хвостом[217].

Повернувшись, чтобы пройтись вдоль проспекта, я успел краем глаза заметить небрежный кивок белой кепки и, потом, коротко глянув назад, увидел, что за мной ленивой фланирующей походкой двинулись двое: белая кепочка и кепочка букле.

Ну и что мне прикажете делать?

Затесаться в толпе? А вдруг именно в толпе опытный карманник, которого я не заметил, и вытянет мои кровью и потом – ладно, только потом: думаете легко было тащить эту люстру? – нажитые деньги? Наоборот, скрыться в безлюдном месте? Так может эти ребята работают гораздо проще, и именно безлюдное место для их планов в отношении меня – самое то?

Куда бедному талганцу податься?

Ха!

Я резко свернул к стоящему у тротуара зеленому грузовику с округлым капотом. Вернее, не к самому грузовику, а к его водителю, крепышу в кожаной куртке и кожаной же кепке, курящему рядом.

– Привет, шеф. Ты сейчас поедешь?

Шофер смерил меня взглядом:

– Ну, сейчас докурю и поеду.

Конечно. Если бы твоя папиросина уже не была почти догоревшей, я бы к тебе и не подошел.

– Можешь меня подвезти?

Водитель бросил папиросину под ноги, затушил ее носком ботинка:

– Ты хоть знаешь, куда я еду?

– А мне главное – отсюда. Увязались тут за мной нехорошие ребята, хочу оторваться.

Шофер коротко кивнул и распахнул дверь кабины грузовика:

– Прыгай.

Я скользнул на обтянутое кожзамом сиденье, чувствуя, как отпускает стресс, скрутивший мне кишки при виде две двух безобидных с виду парней.

Сначала – гопота, теперь – гоп-стопщики…

Нафиг, больше в заброшки ни ногой.

Сегодня, за книгами – последний раз.

Ээх… Я с тоской оглядел кабинет квартиры, которую покидаю навсегда. Сколько здесь всего ценного еще может оказаться… Наверное. Ладно, пора идти.

Я подхватил связки с книжками, выпрямился – и поставил их обратно.

Ящики стола-то я и не осматривал. А там как раз может оказаться что-то небольшое, что можно положить в карман, но ценное.

Первый ящик… Пусто. Только перекатывается ручка-вставочка со стальным пером, испачканным засохшими чернилами. А что ты хотел: шариковые ручки еще не изобрели[218], будешь писать, макая перо в чернила, как знаменитый летчик АС Пушкин. Только и разницы, что он – гусиным, а ты – стальным.

В карман. Я – будущий студент, мне ручка пригодится… интересно, как здешние студенты лекции пишут[219]?

Второй ящик… Толстая папка с тряпочными завязками. Заглянуть в нее или не стоит? Вот так посмотришь неосторожно – а там секретные чертежи атомной бомбы. И доказывай потом, что ты не работаешь на уругвайскую разведку. А с другой стороны – если там и вправду что-то секретное, все равно никто не поверит, что в эти бумаги не заглядывал… Открываем.

Бумажные листы, исписанные мелким, разборчивым почерком. На верхнем листе написано: «Море я впервые увидел в девять лет. Меня поразила эта ровная синяя гладь до самого горизонта и я понял, что безнадежно заболел морем…». Понятно. Какой-то моряк писал мемуары. Интересно, почему оставил их в брошенной квартире? Забыл? Или… Ну да: родственникам покойного его мемуары оказались неинтересны. Заберем с собой: человек писал, старался, а его, можно сказать, жизнь смешают со строительным мусором. Нехорошо это. Неправильно.

Третий ящик… Ничего. Пусто.

Я задвинул ящик. Выдвинул. Задвинул. Выдвинул. Что-то мне не нравилось, что-то было не так…

Выдвинул третий ящик. Задвинул. Выдвинул второй…

Они же разные.

Вот что меня зацепило: в третий ящик папка с мемуарами не влезла бы. Слишком короткий.

Что это значит? Что при полностью задвинутом третьем ящике – между его задней стенкой и задней стенкой стола остается пространство шириной в ладонь.

Тайник.

Я полностью убрал второй ящик, посмотрел на фанерку, разделяющую второй и третий, подумал. Подцепил ее – фанерка скользнула в пазах и выдвинулась.

Под ней действительно был тайник.