Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 20

Вжиик… Вжииик… Вжииик… Вжиик…

Вжиик… Вжииик… Вжииик… Вжиик…

Знаете, какие звуки раздаются во время взлома чемодана? Теперь знаете. Монотонное «Вжииик», которое меня уже начинает выбешивать – я особым терпением никогда не отличался. Есть мнение, что хакер – это круто и даже романтично. А есть и другое мнение, что ничего ВНЕШНЕ крутого в этом нет: сидит чувак, втыкает в монитор… и всё[118]. Вот точно так же ничего романтического в вынужденно избранной мною профессии «вертильщика»… или как там у зэков называются те, кто ворует чемоданы[119]? Я, в конце концов, не специалист в блатной музыке.

И вообще – не специалист в воровских приемах. Так, где-то что-то краем уха услышал, краем мозга понял… Вот, например, слышал я, что если запертый чемодан особым образом ударить о землю углом – то он раскрывается. Вот, теперь и вы это знаете – а толку? Мне этот «особый образ» все равно незнаком, несмотря на то, что я знаю о его существовании. Еще можно замок камнем сбить. Как-то. Наверное. Опять-таки – как? Я не знаю. А без сноровки, как говорится, и блоху не убьешь. Вы, может, и знаете, да не подскажете, вы там, у компьютеров, а я тут, в другом мире, под мостом, пытаюсь открыть фанерный чемодан.

Вжиик… Вжииик… Вжииик… Вжиик…

Был бы у меня топор… Или ножовка… Или пилка по металлу… Да что там, мечтать так мечтать – сразу чемодан с деньгами и чистыми документами. Причем уже открытый. Мечты, мечты… Из всех инструментов у меня только вот – старый перочинный нож, подарок от раниманского Жанар, чтоб жена на него не слишком ругалась… Вот им и приходится… нет, не замок ковырять – сломаю нож, только и всего. Просто мне – не сразу, но все же – пришла в голову мысль о том, что чемодан мне не нужен, он у меня есть. Мне нужно его содержимое. А это означает, что самим чемоданом можно пожертвовать. Сломать его я не могу, зато могу вырезать в фанерном боку перочинным ножом квадратное отверстие. Чем и занимаюсь, монотонно проводя ножом, прорезая все более и более глубокие линии.

Вжиик… Вжииик… Вжииик… Тресь.

Алилуйя. Наконец-то прорезал насквозь. Я с усилием смог распороть ножом две стороны прорезанного четырехугольника – нож затупился и уже не столько резал, сколько мял шпон – поддел угол клинком, поднажал…

И нож, печально звякнув, отправился в ножевую Валгаллу, сломавшись пополам.

Грусть-тоска.

Я, шипя и ругаясь, все-таки поддел обломком вырезанную часть, подцепил ее пальцами, поднатужился – и фанерка, затрещав и оставив торчащие щепки по краю, лопнула и отлетела в сторону.

Момент истины. Найду ли я документы или же тезка пострадал зазря?

Первыми я извлек из чемодана черные мятые штаны. С карманами и широкими шлевками для ремня. А вот и сам ремень, скрученный рулеткой, узкий, коричневой кожи, с какой-то хитрой пряжкой: вроде простенькая, прямоугольная, с рифлением, но я сроду не носил ремни с пряжками и не сразу сообразил, как эти две части должны соединяться друг с другом… Кажется, вот та…

Отложи ремень! Не время сейчас. Ищи документы.

Но интересно же…

Документы!

Ладно, ищем дальше. Две рубашки, из плотной ткани, клетчатые, сине-голубые. Одна – с короткими рукавами, в простую клетку из голубых перекрещивающихся полос. Вторая – с длинным рукавом, тоже в клетку, но посложнее, такую, «ковбойскую», хотя сама рубашка и не ковбойка[120]. Непривычные такие рубашки – пуговицы на них не сверху донизу, а от горла до середины. Похоже, надевают их через голову… Пуговицы тоже непривычно крупные, на короткорукавной – темно-синие, на длиннорукавной – неожиданно белые, и на обеих – две пуговицы под углами воротника. Пристегивать их, что ли? Помню, как-то слышал, что в пятидесятые в СССР были модны рубашки с огромными воротниками, но у моих воротники были обычных размеров. То ли в этом мире мода пошла чуть другим путем, то ли, что вероятнее, тезка просто за ней не гнался. Ну еще на рубашках были карманы: на короткорукавной – один и без пуговиц, а на длиннорукавной – два, непривычно, опять непривычно, большие, застегивающиеся на две белые пуговицы каждый.

Так вот – в одно из этих карманов я и нащупал прямоугольный сверток.

Почтовый конверт, из плотной бумаги, слева вверху – Дед Мороз на санях и с ёлочкой, справа – поля «Куда», «Кому» и «Адрес отправителя». А в конверте…

Хвала Автолику Гермесовичу[121]!

Паспорт!

Серо-зеленая обложка, с крупным рифленым узором и чуть закругленными углами, черная надпись «Паспорт» и черный же герб ОРС.

Внутри… На первой страничке – тот же герб, надпись «Паспорт», заполненные черными чернилами не особо-то аккуратным почерком графы: «1. Фамилия, имя, отчество», «2. Время и место рождения», «3. Национальность» – я теперь талганец, ага… – серия, номер, «4. Подпись владельца паспорта». На второй страничке – «5. Социальное положение» – …и крестьянин, угу – «6. Отношение к военной службе» – военнообязанный… – «7. Кем выдан паспорт», «8. На основании каких документов выдан паспорт», «Начальник милиции», «Нач. паспортного стола», серия, номер.

Еще на паспорте были две синие круглые печати и фотография Ершана Ершанова – дал же гражданин Автолик мне фамилию… – по углам которой красовались два круглых тиснения.

Так. Есть одна небольшая проблемка, но о ней подумаю попозже. Сейчас – остальные документы.

Зеленоватая бумажка свидетельства о рождении. «Народный комиссариат внутренних дел ОРС», «Отдел актов гражданского состояния», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – неожиданно – и фиолетовые чернила, гласящие, что я «родился» неделю назад. В смысле – неделю назад мне стукнуло 18 лет. Ну, относительно небольшая разница, всего в два года.

Голубоватая бумажка аттестата зрелости, то есть, нынешнего аналога аттестата среднем образовании. «Талганская СР», «Министерство просвещения» – и перечень оценок, который говорил о том, что Ершан не очень-то дозрел – одни четверки, пятерка только по географии, по истории ОРС и астрономии – позорные тройки, а в полях «Логика» и «Психология» – пометки «нет». Надеюсь, это означает только то, что он эти предметы не проходил, а не вообще отсутствие их в голове бывшего владельца документов. Хотя…

Так, дальше.

Сероватый учебник органической химии для средней школы, изданный Учпедгизом двенадцать лет назад, отчего изрядно потертый.

Зеленоватая тетрадка в клетку, в которой написана «Автобиография» и вложена медицинская справка, заполненная классическим врачебным почерком.

Две белые майки-алкоголички, пара черных трусов-парашютов, носки, длинные, почти до колена, плоский сверток из белой тряпицы, от которого вкусно пахло копченым мясом, еще один длинный тяжеленький сверток…

Я развернул ткань и присвистнул.

Нож.

С бело-сине-красной рукоятью, набранной из цветного плексигласа. И длинным узким клинком, пальца в два шириной и сантиметров так двадцать пять длиной. В самодельных кожаных ножнах.

Солидная штука.

Был у меня сосед по комнате, бурят, так у него был похожий ножичек. Я хмыкнул, вспомнив, как один раз увидел соседа, спокойно режущего этим своим ножом сало. Ну и поедающего его, естественно. Я удивился, но мой сосед, которого я спросил «А вам разве можн?», удивился еще больше. Оказывается, прожив с человеком в одной комнате почти полгода, я не удосужился выяснить, какой он, собственно, веры, и, почему-то полагал его мусульманином, «как все буряты». А сосед оказался буддистом. По его словам, лично ему Будда никакого мяса не запрещал.

Я переложил вещи невезучего Ершана в свой чемодан, за исключением оранжевой зубной щетки с плоской прозрачной рукояткой и натуральной свиной щетиной. Щетку я выкинул в речку – если чужие трусы я еще готов надеть, то пользоваться чужой зубной щеткой – увольте.

Нож я положил во внутренний карман куртки, туда же положив вырванную из тетрадки страничку, на которой химическим карандашом, по примеру бандитов девяностых, набросал заявление «начальнику милиции» о том, что нашел вот эту страшную острую железку и несу ее, как честный гражданин, предать в руки родной милиции.

Потом я набил вскрытый чемодан камнями и, размахнувшись, кинул его в реку. Потому что если кто-то обнаружит взломанный чемодан под мостом – ну если предположить, что этому кому-то понадобится лезть под мост посреди проселочной дороги среди треклятого ничего – то это вызовет подозрение.

Чемодан плюхнулся в воду… и поплыл, как баржа по течению.

Твою ж мать…

Я покидал в проклятую посудину камнями, догоняя чемодан по берегу, но безрезультатно. Потом плюнул и забрался обратно под мост, развернуть последний оставшийся сверток.

Мяяясо! Толстый пласт умопомрачительно пахнущего копченого мяса!

Я отпластал кусочек, забросил в рот – мягкое, упругое, похоже на курицу – жадно прожевал… потом замер. Жевнул еще пару раз, неожиданно задумавшись – а чье это мясо я ем? Если вспомнить, чем славен Талган…

Похоже – да. Она.

Я сидел под мостом, жевал копченую крокодилятину, держал на коленях развернутый паспорт и думал над одним вопросом.

Я был несколько похож на фотографию в паспорте Ершана, но именно что – несколько. У обоих два глаза, нос посередине, рот снизу и редкая бородка. А так – сразу видно, что два разных человека.

Что делать?