– Ух ты, какое у тебя оружие! – проговорил я, быстро отводя ствол вверх и извлекая пистолет из руки напавшего.
– Ага, мировой! – довольно подтвердил тот.
Нет, я, конечно, вижу, что «нападающему» – лет семь-восемь от силы. Белобрысый круглоголовый мальчонка, в широченных черных штанах на лямках и белой – ну, когда-то – рубашке. Вот только я, знаете ли, не ясновидящий. И не могу с первой же секунды определить, игрушечный у него пистолет, или он у папы-милиционера его взял поиграться. А то и просто – играли в лесу, да и нашли под елкой. С войны всего-то чуть больше десяти лет прошло, мало ли что здесь немцы с финнами под елками забыли…
Нет, все же игрушечный. Тяжеленный, литой, то ли свинцовый, то ли, что вероятнее – оловянный. Покрашен черной краской и на первый взгляд и вправду похож на карманный «браунинг».
– Держи, – я вернул оружие владельцу, потрепал его по стриженой голове и шагнул на крыльцо. Там ящиков с яблоками еще… Немало.
– А ты кто?
– Ершан.
– А ты откуда?
– Из Талгана.
– А что ты здесь делаешь?
– Яблоки ношу.
Мальчишка бежал за мной короткой рысью и вопросы сыпались из него, как из прохудившегося мешка.
– А зачем?
– Зачем что?
– Зачем ты яблоки носишь?
– Чтобы в кладовке лежали.
Мальчишка замолчал на секунду, явно понимая, что разговор заходит куда-то не туда, вроде и ответы получены, но ситуация нифига не прояснилась. Взрослый бы решил, что над ним издеваются, но мальчишка просто пошел по второму кругу:
– Ершан, а ты кто?
– Человек.
– Нет, а ты что за человек?
– Хороший.
– Точно?
– Точно.
– А кто подтвердит?
– А вон, у деда Паича спроси.
– Дед Паич обещал мне ухи открутить.
– За дело, небось?
– За дело, – вздохнул мальчишка, – Я с его яблони упал.
– Ну, наверное, сначала ты на нее залез? За яблоками, верно?
– Верно.
– А дед Паич, наверное, не любит, когда его яблоки воруют?
– Я не воровал, я просто хотел яблоко сорвать. И упал. Вниз.
– Чего ж тогда дед Паич к твоим ушам примеряется?
– Я вместе с суком упал.
– Ну, тогда я его прекрасно понимаю.
Мы дошли до сараюшки, в которой стояли ящики с отобранными яблоками. Я открыл мотнувшуюся на кожаных петлях дверь и замер.
В лицо мне смотрел ствол пистолета.
Испугал мен не сам пистолет, тут уж я с первого взгляда определил, что передо мной – точная копия пистолета, которым владел яблоневый космонавт. Проблема в том, что именно он, тот самый мальчишка, который бежал за мной сзади, стоял теперь передо мной в сарае. Белобрысый, круглоголовый, семи-восьми лет, в широких черных штанах на лямках и белой – когда-то – рубашке.
Одно лицо.
Признаюсь честно, в первое мгновение оглядываться мне было жутковато. А что, если за моей спиной стоит какое-то чужеродное чудовище, которое только притворялось ребенком? Даже вспомнился эпизод из какого-то фильма ужасов, в котором персонаж разговаривает с человеком за спиной, а потом оглядывается – а человека там давно нет…[438]
Тьфу.
Я оглянулся.
Второй мальчишка весело мне подмигнул. Потом они вдвоем с внутрисарайным пацаном рванули бегом к выходу со двора.
Близнята, чуть до инфаркта не довели…
Я зашел в сарай, слыша за спиной далекий крик деда: «Вот я вас крапивой!»
– Ершан, сынок, – обратилась ко мне женщина, толокшая яблоки в кашу. Кажется, жена дядьки Драка, – Помоги, пожалуйста, принеси из сельпо[439] мешок сахара. Там все уплачено, только забрать. А то мне не по силам, дедушки – и подавно, а Драк придет к вечеру. Поможешь?
– О чем речь? Где сельпо?
– Вы к дому от залива поднимались?
– Ага.
– Ну вот, а селпо – по другую сторону дома. Из калитки выйдешь – и налево, там площадь а на ней, справа – сельпо. Скажи Манке, что тот это мешок, который Пакратовы купили, она знает.
– Хорошо… – несколько озадаченно кивнул я. А Манка мне на слово поверит? Я, как бы, человек незнакомый…
Нитка, ловко разрезающая яблоки на кусочки, только черное лезвие ножа мелькало, подмигнула мне, и все сомнения пропали.
Площадь, скорее, площадка, заросла низкой зеленой травой-муравой, разве что накатанные колеи светлели пылью, да блестела посередине красивая лужа.
Направо, значит…
Небольшой голубой домик сельпо я опознал сразу, для особо туповатых над дверью была вывеска. А вот то, что под этой вывеской лязгала ключами, вешая замок, какая-то тетенька – вот это настораживало.
– Ээ… Добрый день…
– Здрасьте, – ответила «тетенька», не оборачиваясь. Потом повернулась, оказалась молоденькой круглолицей девчонкой лет двадцати, и подпрыгнула:
– Это что еще за старик Агашич?
– Меня тетя… э… Пакратова послала за мешком сахара.
– За мешком? – прищурилась девчонка.
– Ага.
– А ты ей кто?
– Я ей друг дяди Драка.
– Точно?
– Точно.
– А где у дяди Драка шрам?
– Слушай, не знаю. На видимых местах нет, а в бане я с ним не мылся. А где у него шрам?
Девчонка покраснела:
– Дурак. Я с ним тоже в бане не мылась. Мешок сахара, значит?
– Ага.
– Подожди пять минуток, а? До дому добегу и приду.
– Беги.
Куда мне торопиться, верно?
Я прошелся туда-сюда вдоль магазина, потом прошелся поперек магазина, то есть подошел к луже, посмотрел, как ветерок гоняет по ее поверхности рябь…
– Ты, что ли, Ниткин хахаль новый? – произнесли за моей спиной.