Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 2

Газета с оригинальным и креативным названием "Новости". И не просто новости, а новости советов депутатов трудящихся ОРС. Ага, никакого СССР. ОРС – и никаких гвоздей. И выпущена эта газета в среду, 10 июля 1097 года. Ну отлично. Либо, пока здесь на колхозном рынке торгуют репой и зябриками, где-то в Палестине высаживаются крестоносцы (а "крестоносцы" и "колхоз" – вторая несочетаемая пара), либо отсчет годов тут ведут вовсе не от Рождества Христова.

Заголовки тоже были такие, типично советские, в стиле "Коноплеводы досрочно перевыполнили план по плану". "Современную технику – в хозяйства!", "Делегация КПОР отъехала на съезд в Кардем", "Делегация КПОР приехала в Кардем на съезд", "Совет министров ОРС сообщает", "Доклад товарища С.Е.Рештова", "Дружеская встреча в Таласске"… На мутноватой фотоиллюстрации, единственной на первой странице, здоровенный товарищ в сером – а может, лиловом или апельсиновом, на фото не разберешь – грозил кулаком фотографу, мол, только попробуй снять плохо, сволочуга. Похож грозный товарищ был на Брежнева, если того коротко подстричь, а брови привести к среднечеловеческому значению. Похож – был, а Брежневым – не был. Ибо подпись к картинке гласила, что это "Акин Лармакович Кретов", который "приветствует участников съезда". Лично мне от такого "приветствия" захотелось бы спрятаться под кресло.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Очень хреновую ситуацию мы имеем, товарищи. И даже кража нас не спасет…

– Газету брать будешь?

– Да нет.

– Ну тогда нечего ее жирными пальцами лапать. Положь и иди! Устроил тут читальный зал!

Тетка начала заводиться на долгий скандал, поэтому я положил газету обратно на лоток, вытер ладони о джинсы – хотя они и не были жирными – и неторопливо пошел в сторону центра города. Милиционеров пока мне на глаза не попадалось, но это не означает, что они не могут появиться в любой момент, привлеченные визгливыми криками газетчицы – какая неугомонная женщина – а так уж получилось, что ответить им на простой вопрос "Ваши документики?" мне нечего. Да что там документики: я не смогу даже назвать собственное имя. Здесь в ходу что-то вроде "Акин" или "Ершан" – услышал мельком – а уже фамилии, хоть и похожи на русские, но только в исполнении голливудских режиссеров, которые для меня звучат как "Карсков и Лептов", а для местных жителей так прозвучат банальные "Иванов, Петров, Сидоров".

В общем, ситуация аховая. Вокруг меня – странноватая пародия на СССР приблизительно так пятидесятых годов, если судить по одежде и по редким встречным машинам. Как будто кто-то взял за основу Советский Союз, поменял все имена и названия на что-то маловразумительное, выборочно добавил несуществующие в нашем мире вещи, вроде зябриков-козябриков, посмотрел, хмыкнул "Сойдет" и впихнул сюда меня. Чисто поржать. Мол, ну и что ты будешь тут делать? Никто тебя не избирал в спасители мира – а если и изберет, то разве что в депутаты от сельсовета – бежать и рассказывать, что 22 июня начнется война – никакого смысла, потому что, во-первых, уже девятое июля, а во-вторых – фиг его знает, кто тут может напасть, все названия незнакомые. Ну и для полного счастья: у меня нет ни денег, ни документов – ни даже имени – так что выхода у меня только два: идти сдаваться в милицию, которая отправит меня в психушку, или сдаться в психушку сразу, без посредников. А я видел, какими оттуда выходят, и играть в МакМерфи[6]никакого желания не имею. Так что простой путь не подходит, придется пойти сложным. То есть, придумать, как легализоваться в здешнем безумии.

Впрочем, на данный момент есть задачка посложнее. Я – в незнакомом городе и без денег. А мне надо что-то есть и где-то спать. И мой организм не будет ждать сутками, так что проблема насущна и становится все острее с каждым часом.

Ладно. Есть проблема – будем искать.

Я затолкал руки в карманы и двинулся вдоль по улице.

Если у тебя нет денег на еду и ночлег, то все, что тебе остается – это уповать на милость добрых людей. А люди добрые настолько, чтобы пустить переночевать совершенно незнакомого человека, встречаются очень редко. Один на тысячу. Даже если здесь люди в десять раз добрее – один на сто. Сколько людей мне придется перебрать, прежде чем моей личностью заинтересуются? Вот-вот. Поэтому нужно воспользоваться старым добрым способом, который ушлые римляне именовали qui pro quo, а наши предки – "баш на баш"[7]. Помоги человеку и он поможет тебе.

Вот только бродить по улицам и надеяться, что увидишь кого-то, кому нужна помощь – не наш метод. Как тут определишь? Все заняты и все бегут. Может, вон той девочке нужно срочно шкаф передвинуть. А может – и нет. Какой отсюда следует вывод? Нужно идти туда, где людям какая-никакая помощь нужна всегда…

– Молодой человек, не морочьте мне голову! Я в этом городе живут уже пятьдесят лет, преподаю географию – здесь никогда, запомните, ни-ког-да не было улицы Синей! Ваши глупые шутки тут совершенно неуместны…

Тьфу ты. Надо ж было так с первого раза нарваться. Еле ноги унес.

Помощь всегда пригодится тем, кто живет в частном секторе. Дрова поколоть, огород полить или там перекопать, отнести что-нибудь ненужное, принести что-нибудь нужное… Не с первого раза – так со второго, не со второго – так с десятого, но повезет обязательно. Правда, есть одна проблемка: где находится в славном городе Раниманске этот самый частный сектор? С одной стороны – просто подойди к любому прохожему и спроси. А с другой – молодой парень интересуется, как ему найти частный сектор. Во-первых – неестественно. Во вторых – кто его знает, вдруг в здешнем мире словосочетание "частный сектор" звучит так же странно как для нас – какой-нибудь "приватный сегмент". Поэтому мы поступаем иначе: нет ничего естественнее, чем человек, который ищет улицу. Подходит к вам и, вежливо извиняясь, спрашивает, где находится улица Синяя? Вы задумываетесь, морщите нос, после чего признаетесь, что слыхом не слыхивали ни о какой Синей улице. На что спрашивающий – не менее вежливо – уточняет, что это маленькая улочка с домами, садами и огородами. Где такая может быть? В ответ вы показываете направление к ближайшему известному вам частному сектору. Что и требовалось.

Небольшое уточнение: в качестве опрашиваемых лучше выбирать людей пожилых, пенсионного-предпенсионного возраста. Замечено, что они любят поговорить больше других, в особенности – направить на путь истинный заблудшую молодежь.

Большое уточнение: к тощим тетушкам, весьма смахивающих на старуху Шапокляк – не обращаться ни в коем случае!

Две следующих женщины, опрошенных мною, подробно рассказали на каком именно автобусе можно добраться до нужного места. И только четвертая правильно поняла вопрос – как ДОЙТИ, а не как ДОЕХАТЬ и не менее подробно рассказала, как дойти.

Храни бог добрых женщин.

Не прошло и получаса, как я добрался до нужного места: кривой пыльной улочки с невысокими заборами, из-за которых свисают ветки яблонь и вишен (а может груш и слив – плодов еще нет, а я не специалист), уютными палисадничками и ленивыми собаками, лежащими посреди дороги. Улица, разумеется, никакая не Синяя, а вовсе даже Хвойная. При том, что никаких елок, сосен и прочих пихт на ней не наблюдалось. Вообще, конечно, понятно, что название могли придумать лет двести назад, и тогда для такого наименования были все причины, но иногда складывается такое ощущение, что названия улицам придумывают по принципу "Лишь бы никакого отношения к действительности". Улица прямая, как штык? Назовем ее Ломаной! Извивается, как змея на слаломе? Думать нечего – это Прямая улица!

Прогулка по городу сама по себе была небезынтересной. Я вообще люблю гулять в незнакомых ранее местах (главное – не забрести в такое место, где аборигены воспримут вас исключительно как источник ценных трофеев), а такой случай мне в жизни не выпадал – пройтись по совершенно незнакомым улицам абсолютно незнакомого города вовсе незнакомого мира. И главное: все говорят по-русски! Мечта туриста.

Лобастые автобусы с полукруглыми крышами важно катились вместе с редкими легковушками, солидно блестевшими черным лаком, и солидными грузовиками защитного цвета.

Магазины назывались просто и незамысловато "Промтовары", "Цветы", "Продуктовый магазин N 17", причем каменные буквы названий были намертво вмурованы в стену.

На перекрестке лихо размахивал полосатым жезлом милиционер.

Там и сям попадались серые коробки автоматов газированной воды, над кнопками было крупно написано "С газом" и "Без газа".

Прошагала колонна солдат. В гимнастерках, в пилотках, в широких галифе. С полотенцами под мышкой – в баню, что ли идут?

Деревянные двухэтажки перемежались солидными домами с цокольным этажом и небольшими балкончиками. Кое-где за зелеными заборами стояли недостроенные кирпичные дома. А в одном месте за таким же забором скрывался полуразрушенный дом. Причем полуразрушился он не от старости – судя по всему, причиной оказалась авиабомба. Весело.

Над речкой выгнулся горбатый мостик, с которого удили рыбаки.

На лавочке сидит парень, по виду – типичный студент. Откусывает от пухлого батона и запивает кефиром из стеклянной бутылки. Еще и умудряется книгу читать.

Поражает разнообразие головных уборов: кепки всех сортов и разновидностей, широкополые шляпы, фуражки у военных, соломенные канотье, плоские тюбетейки – причем у вполне европеоидных личностей – платки у женщин, шляпки, панамки и просто лихо распущенные волосы. Последнее – хорошо, значит, я не так уж и выделяюсь из толпы со своей стрижкой под машинку.

Киноафиши зазывали зрителей на драмы и комедии. "Пехотные былины", "Пыльный тракт", "Умница-красавица", "Трудная задача", "Вокруг Солнца", "Просто жизнь". На афише последнего фильма залег в траве солдат, в одной руке сжимавший винтовку, а в другой – держащий наотмашь гранату бочонком. И что-то подсказывало мне, что речь в фильме шла вовсе не об учениях. Весело.

В небольшом скверике тихонько журчал фонтан.

Дворник поливал асфальт из мягкой резиновой кишки.

Девочки в цветастых платьицах и с задорно торчащими косичками играли в "классики". Такие типичные, классические "классики".

У желтой бочки на колесах с надписью "Пиво" толпились страждущие. Спокойненько сдували пену, выпивали кружку и просили еще. Черти. Тут пить хочется, аж в горле скрипит, а они еще и дразнят.

Где-то вдалеке прогудел паровоз.

Между жилым домом, на балконах которого сохло белье, и пожарной частью втиснулась небольшая церковь, с конусовидной кровлей вместо купола, выкрашенной в веселенький зеленый цвет.

На крышах двух свежепостроенных по виду пятиэтажек укреплены огромные буквы "НЕТ ВОЙНЕ" и "СЛАВА КПОР".

Посреди круглой разноцветной клумбы укреплен стенд. С жестяного листа на прохожих смотрит добрый дедушка, похожий на Айболита и полковника Сандерса[8] одновременно. Над ним – слова "Вперед, в бессмертие!". Довольно бессмысленно, на мой взгляд.

Я прошел мимо длинного кирпичного забора какого-то промпредприятия, перешагнул через тронутые рыжиной рельсы, улица потеряла асфальт и резко взмыла на холм, потом нырнула в заросли кустов, изогнулась, и вот тут яоказался на улице Хвойной.

Тэ-эк.

Пойдем. Я зашагал вперед, быстрыми взглядами оценивая возможность предложить свои услуги неквалифицированной рабочей силы.

Ту-ту-ту… Ру-ру-ру…

Что-то как-то ничего не видно… Огороды, которые я предполагал помочь полить, здесь маленькие, крыши покрыты железом, покосившихся или почерневших сарайчиков – не наблюдается, дров, которые можно поколоть – не видно…

Оп-па, стоять.

Дом. Выкрашен желтой краской, но о-очень давно, так что приобрел этакий серо-желтый оттенок. Три окна смотрят с фасада на улицу, и белый цвет наличников тоже не мешало бы обновить. Сарай ощутимо покривился, забор покосился, но при этом – стекла окон блестят чистотой, двор выметен, грядки аккуратно прополоты. То есть, живет здесь человек не ленивый, однако сил ему на поддержание должного порядка в хозяйстве не хватает. Старик, инвалид, сирота… Мне кто угодно сойдет. А, самое главное – зелено-оранжевая куча ольховых чурок во дворе. Точно знаешь, какую помощь предложить.

– Хозяева! Есть кто дома? – я откинул крючок с обратной стороны калитки и вошел во двор.