Глава 33

Не, ну «удивить», конечно, это громко сказано. Даже с учетом того, что готовить я умею и люблю. Но нужно учесть, что из кухонных приборов у меня только нож и найденная чуть ли не на помойке алюминиевая вилка. Да и вообще трудно приготовить на общажной кухне какой-нибудь ружверблю. Даже если бы я знал, что это такое вообще[203].

Идеалом был бы какой-нибудь простенький салатик, из тех, где и готовить не надо, достаточно порезать ингредиенты помельче и смешать. Но большинство известных мне салатов – на майонезе, а я не уверен, что здесь продается майонез[204]. И в магазинах я его не встречал (правда, и не искал). А другие заправки для салатов я не вспомню. Остаются бутербродики. Простенькие какие-нибудь. Но с изюминкой.

Изюминкой в бутербродах обычно выступает намазка. Чуть поджариваешь кусочек хлеба или батона, намазал что-нибудь, сверху шлепнул кусочек мяса-рыбы-овоща – и вот у тебя уже не банальный «хлеб с колбасой», а тартинка[205], канапе[206], смёрребрёд[207], в общем – на что у тебя хватит фантазии обозвать получившееся. Нет, перед девчонками я выпендриваться не буду, я, если кто забыл, простой парнишка из глухого аула, затерявшегося в джунглях. Мне такие страшные названия не по чину. Просто «бутербродики, мама такие готовила, а где она рецепт взяла, понятия не имею».

Осталось придумать, какие именно. Для этого я и иду в магазин.

Кто-то может спросить: зачем я вообще собираюсь угощать чем-то девчонок из общаги, из которой я съеду буквально завтра и, возможно, не увижу их больше никогда? Отвечаю: потому что земля круглая. И, если она провернется так, что я опять встречусь с Марой, Карой и Лалиной – то пусть это будет радостная встреча с «тем парнем, который нас тогда угостил вкусняшкой», а не «а, это тот чувак, что свалил, не попрощавшись…». Я вообще стараюсь расставаться с людьми по-хорошему, поэтому даже мои бывшие – все три – на меня не в обиде и мы общаемся, переписываемся, перезваниваемся и иногда даже встречаемся за кружкой чая.

Подобный жизненный принцип возник у меня под впечатлением от когда-то давно прочитанной книге, в желтой суперобложке[208]. Книги, даже если и кажутся всего лишь развлечением, очень часто закладывают в голову правильные мысли и идею. Если это, конечно, правильные книги. Иначе это будут… ну, просто мысли. Но они будут обязательно. Даже если вы этого не замечаете. Как говорится в одной шутке: «Те, кто говорит, что мультфильмы не влияют на людей, едят бутерброды колбасой вниз, потому что кот в мультфильме сказал, что так вкуснее».

Книга называлась «Глаза чужого мира», писателя Джека Вэнса и рассказывала о воре по имени Кугель. Которого злобный волшебник забросил с ответственным поручением туда, куда Макар телят не гонял. Кугель выбирался оттуда, воруя, обманывая, предавая и пакостничая так, как будто завтра никогда не наступит. Резонно, в принципе, полагая, что больше не окажется здесь никогда. Как вы уже догадались, книга закончилась тем, что Кугель опять оказался в тех же краях и должен был возвращаться по своим следам, вновь встречаясь с теми, кто запомнил его не с самой лучшей стороны.

Поэтому с людьми лучше расставаться по-хорошему.

Может, конечно, возникнуть вопрос: а зачем мне вообще съезжать из общежития, где с комендантом хорошие отношения, меня уже более-менее знают, с девчонками подружился и все такое? Ответ: вы не забыли, что моя задача – вписаться в этот мир так, чтобы не слишком сильно выделяться из толпы? Я должен вести себя ОБЫЧНО. Как все. Так, чтобы у общающихся со мной не возникало лишних вопросов. А «талганец, который живет в кладовке чужого общежития, когда имеет право поселиться в своем как абитуриент» – это слишком необычно. Это вызывает вопросы. И рано или поздно может возникнуть вопрос «Кто это вообще такой?»

Нет, моя задача – не выделяться.

* * *

Большая часть известных мне намазок опять-таки включает в себя тот же самый майонез – в самом простом варианте это «бутерброд по-студенчески», то бишь хлеб с майонезом – но есть и много других вариантов. Их я и перебираю, рассматривая товар на витринах продуктового магазина.

Здешние витрины имеют некоторое отличие от современных. Во-первых, этикетки на банках и коробках менее яркие и блестящие, более тусклые краски. Во-вторых, здесь приличная площадь витрины занята одинаковыми банками, в нашем мире на таком участке лежало, стояло, располагалось бы с десяток, а то и больше наименований, сливаясь в одинаковую цветастую кашу. В целом, в нашем мире – ярче и разнообразнее, в этом – строже и серьезнее.

Мне нравится.

Продавщица в белом халате и с кружевной наколкой – не татуировкой, как кто-то мог бы подумать, а головным убором вроде кокошника, котрый носят горничные и официантки, а здесь еще и продавщицы с буфетчицами – взвесила стоявшей передо мной тетушке несколько жирных селедок, ловко извлекая их из деревянной бочки длинной двузубой вилкой, завернула в лист серой бумаги и повернулась ко мне:

– Что? – «дружелюбно» поинтересовалась она.

– Картошка…

– Сколько? – перебила она меня.

– Три…

– Килограмма?

– Картошины.

Продавщица хмуро уставилась на меня:

– Я что, должна тебе три картошины взвесить?

Честно говоря, меня задело. Очереди за мной не было, поэтому я решил огрызнуться.

– Ну да, это же не селедка. Бумажка не на много потянет.

Тетка, вернее, достаточно молодая женщина, еще и тридцати не было, чуть побледнела:

– Какая еще бумажка? Что ты городишь?

– Которую ты вместе с селедкой взвесила. Сколько там она потянула? Кило двести? По тринадцать рублей за кило. А кулек, в который ты ее сложила – сколько? Грамм 50? Итого: женщина заплатила 15 рублей 60 копеек за селедку, да еще 65 копеек за бумажку по цене селедки. Десять человек купили селедку – вот тебе и 6 рублей в кармане. Пять старушек – рупь, а двадцать – это уже деньги, верно[209]?

Продавщица закрутила головой, наклонилась ко мне, явно собираясь шикнуть, но не успела:

– Малдана, ты опять за свое?

Сзади к ней подошла еще одна женщина, по виду еще даже моложе продавщицы, а по тому, как та чуть ли не присела в книксене – кто-то из начальства.

– Нет-нет, Килиана Каймановна, все в порядке, просто… Вам картошечки? – приторным голосом спросила она меня.

– Картошечки. Три штучки. И яичко. Одно штучко.

Завертевшаяся как электровеник под внимательным взглядом начальница Малдана чуть ли не мгновенно всучила мне кулек с картошкой, яйцо, «одно штучко», прямо с прилипшей сбоку стружкой – яйца стояли в больших деревянных коробках с деревянными же решетками, переложенные бумагой и деревянной стружкой[210], советских картонных упаковок на 30 штук я почему-то не увидел[211] – и оскалила зубы в «доброжелательной» улыбке:

– Что-нибудь еще?

Я задумчиво глянул в сторону витрины, в которой стояли бумажные пакетики со специями. Там был даже имбирь, за рубль двадцать пять копеек. Который, судя по тому что был притиснут к самому боку витрины, спросом не пользовался.

– Пакетик черного перца.

Для моих «бутербродов по-талгански» перца была нужна буквально щепотка, но – запас карман не тянет. Кроме того, я, как вы помните, собирался продолжить шарить по брошенным квартирам. Где, как показала опыт – тихо охнули ребра – можно наткнуться на кого попало. Не только на дружелюбного меня. От всех не отмахаешься, а нож не каждого испугает. Я же не знаю, куда потом труп спрятать. Шучу. Спрячу, конечно… В общем, пакетик перца в кармане в таких условиях – вещь просто необходимая. Достаточно метко брошенный в лицо перец быстро переключает мысль с «Что у этого фрайера есть интересного и ему ненужного?» на «Аааа!!!! Воды!!!».

Продавщица смотрела мне вслед, как товарищ Афосин на буржуазию.

Не выделился, блин…

* * *

В общежитии я первым делом разведал, что мои девчонки – уже «твои», шустрик? – на месте и собираются остаться на этом самом месте. После чего отправился… нет, не на кухню, на кухне я уже был. Там все, в принципе, то же самое, что и в любом другом общежитии: раковина, столы, бачок для очисток в углу, газовая плита в углу.

Отправился я на поиски посуды.

Ножик – мой крокодилорез лучше лишний раз не светить, а кухня общежития это не то место, где никого нет – чугунная сковородка, железная миска, черная, потемневшая терка, щепотка соли, жирная на ощупь бутылочка, на дне которой плескалось темно-желтое масло, пахнущее семечками… Девчонки – не мои, для них должен быть сюрприз – не отказывались снабдить меня «на минутку» требуемыми принадлежностями, но, из любопытства, выбредали из комнат и подтягивались к кухне, с интересом заглядывая мне через плечо. Как я узнал из тихих шепотков за спиной я – «тот самый из кладовки», который «с сорок второй комнатой дружит». Но шепотки – пусть, лишь бы под руку не лезли.

Быстро нарезав батон на тонкие ломтики, которые потом были разрезаны еще и пополам, я почистил и натер на терке картошку – на той стороне терки, которую называют «борщевка» – вбил в ту же миску яйцо, посолил, поперчил, спрятал пакетик в карман, достал оттуда вилку – за спиной хихикнули – перемешал, поставил сковороду на газ, плеснул чуток масла и, пока сковорода нагревалась, принялся делать бутерброды.

Беру вилкой картофельно-яичную смесь – да, похожа на ту, что делают для драников, только без лука… хотя лук и в драники не все кладут – и намазываю на кусочек булки. Да, сырую картошку с сырым яйцом. Потому что потом мы четыре бутербродика – оп! И положим на горячую сковородку. Картошкой вниз. Ждем, пока поджарится и зазолотится, подцепляем вилкой – осторожно, а то есть риск оставить всю намазку на сковороде – перекладываем на тарелку – которую я забыл, поэтому вместо тарелки у меня разделочная доска – и мечем следующую порцию.

Из трех картофелин, яйца и батона получилась целая гора бутербродов. Ну, как «гора»… Всем же собравшимся интересно, всем же «дай попробовать», всем же «ммм, вкусно, а можно еще?». Короче, мою «гору» ополовинили. Ничего, на четверых осталось достаточно.

– Кара, Мара, Лалина, я завтра переезжаю в другое общежитие, вот, решил вас угостить к чаю.

Нет, Лалина определенно покраснела.

Загрузка...