Глава 44

– Ну что ж, молодой человек – экзаменатор, крепкий старик, в черном костюме, с аккуратной бородой, выслушал мой ответ – достойно, достойно. Приятно видеть, что даже в сельских школах Талгана образование поставлено на должном уровне. Желаю удачи в дальнейшем.

– Спасибо.

Я выскользнул из аудитории и устало привалился к стене, вытирая пот со лба. Кой черт дернул меня нацепить этот костюм?! Да еще и вместе с жилеткой. Это летом-то! Пусть и начало августа, но солнце жарит не по-детски! И не по-питерски[280]. Кстати, а какое сейчас хоть число? Что-то я потерялся во времени… хм… во всех смыслах…

– Каз, какое сегодня число?

– Эк тебя, – даже он удивился, – Год подсказать?

– Нет, год я помню.

Хотя и не помню. А нет, помню – 1093-ий.

– Четвертое августа сегодня.

– Четвертое?

Это получается, позавчера второе было? День десантника? А почему я ни одного голубого берета на улице не видел[281]? Не купающихся в фонтанах, что-то мне подсказывает, что в аналоге СССР пятидесятых годов это несколько… неразумно. Но хотя бы на улицах?

– Что-то забыл? – судя по взгляду Каз вообще был не здесь, а уже собирался куда-то лететь.

– Да нет… Так. Думаю, сдал ли я экзамен?

– Конечно, сдал. Что, твой родственник тебя топить, что ли, будет?

Стоп. Какой родственник?!

– Какой еще родственник?

– Ну так тот, что у тебя экзамен принимал. Бардоев Арман Акирович.

Хоть запомню как зовут… Вот как у Каза все получается: и экзамены сдавать и запоминать все эти имена? Так, вернемся к теме родственных связей!

– С чего ты взял, что он мой родственник?

– Ну, так если вы не хотите свою связь афишировать – надо было сказать…

– Каз!

Кажется я покраснел. Хотя под словом «связь» он явно подразумевал – родственную. Или нет. Это же Каз, он слова впросте не скажет…

– Просто вы же похожи, как две воды. Только одна капля постарше. Даже костюмы одинаковые.

Черт. А ведь он прав. Костюмы вообще один в один. Ну и бороды, только у Бардоева она аккуратнее.

– Каз, он мне не родственник.

– Как скажешь, не родственник, так не родственник, – судя по выражению лица, он не поверил. Или сделал вид, что не поверил, чисто поприкалываться. Ладно, юморист, в эти игры можно и вдвоем играть.

– Кстати, Каз, а кто твой отец?

– Человек.

– Я догадался, что не инопланетянин. Хотя… Точно человек?

– Точно-точно. Могу тебя заверить. Кожа не зеленая и жабр нету.

– А откуда ты знаешь, что у инопланетян есть жабры? – подозрительно прищурился я.

– Просто если бы у моего отца были жабры – значит, точно инопланетянин. А у него нет.

Я завис, пытаясь понять логику.

– Что-то мы съехали с дороги. Так кто он… кроме того, что человек и не инопланетянин? Ты сказал «тот самый Зибровский». Что значит «тот самый»?

– Когда это я такое сказал?

– На экзамене. Преподаватель спросил, не тот ли ты самый Зибровский, а ты сказал, что тот самый – твой отец.

– Ну правильно. Я точно не тот самый, потому что я скромный и славы и известности еще не заслужил. А раз не я – значит, точно мой отец. Я других Зибровских не знаю.

Кажись, по этой дороге мы только что проезжали.

Я посмотрел на безмятежно улыбающегося Каза. Ну и что ты ему скажешь? Чувствую, если начать его спрашивать по новой – мы опять выедем на бесконечное повторение. Скользкий жук мой новый сосед.

* * *

Выйдя из Института, я уже было решил, что сегодня я точно доберусь до Невского, Зимнего и Медного[282], хотя бы для того, чтобы узнать, как они здесь называются. Но пошедший мелкий дождь – это Питер, детка – внес коррективы в мои планы и настроение.

Я катил на сине-синем трамвае по проспекту, глядя на проплывающие мимо дома – в переносном смысле, конечно, проплывающие, дождь был не такой сильный – и думал о всякой незначащей ерунде. Например, над тем, как можно назвать город, по которому я еду и в котором, вообще-то, живу. Нет, провалами в памяти я еще не страдаю и помню, что это – Афосин. Но таковым он стал лет тридцать назад, а до этого? Какой-нибудь Санкт-Химмельбург? Сокращенно – Хим? А в 1914 году на волне антинемецких настроений его переименовали в Химерград?[283] Интересно, конечно, но у кого спросишь, не рискуя быть заподозренным в умственной отсталости…

Я еще немного посмотрел в трамвайное окно, пока не поймал себя на том, что повторяю «Мы видим город Химерград в семнадцатом году…»[284]. Потом мне наперло высчитать, в каком году здесь произошла революция. Потом я смог только прикинуть, что было это где-то в пятидесятых. После чего мозг начал упорно втискивать в стихотворный размер пятьдесят энный год и это упорно не получалось. Я бы точно заплел себе извилины в косички, но, к счастью, приехал до своей остановки и меня чуточку отпустило.

* * *

В комнате был один Арман, остальные куда-то разбежались – и дождь им не помеха – да и Арман явственно собирался куда-то. Я сбросил намокший пиджак, подумав, что, наверное, надо завести себе зонтик. Или Плащ. И прямо в жилетке упал на кровать, постепенно приходя в себя – как-то тяжеловато мне дался экзамен по химии – и наблюдая за тем как Арман пристегивает к подтяжкам носки.

Да, резинок у здешних носков не было, и держались они на щиколотке плохо. Поэтому для тех, кто не хочет постоянно их поддергивать вверх, придумали подтяжки для носков, а-ля пояс для чулок, затягиваемый под коленом. Смотрелось, как на мой вкус, стремно, слишком уж напоминая извращенца-итальянца «Мискузи» из фильма «Евротур». Но здешним жителям нормально, кто я такой, чтобы навязывать им свои вкусы.

Пристегнув носки, влюблено создание умчалось на свидание[285] – насчет влюбленного сомневаюсь, а вот насчет свидания к бабке не ходи – а я, еще немного полежав, потянулся к тумбочке, в которой валялся недочитанный роман про шпионов.

Тук-тук-тук.

– Открыто! – крикнул я.

Молчание.

Тук-тук-тук.

Да кто там такой стеснительный?! Пришлось идти, открывать.

За дверью обнаружилась совершенно незнакомая девушка, лет так семнадцати-восемнадцати. Выглядела она как помесь русской и анимешной красавицы. От русской – белое легкое платье, косынка на плечах и черные как смоль волосы, уложенные в толстую косу. От анимешной – длинные стройные ноги, общая стройность, если не сказать, худоба и огромные испуганные глаза цвета солнечного неба. Впрочем, кое-чего для полного соответствия обоим образам не хватало.

Шел я как-то со знакомой по улице, и мимо прошла девчонка в футболке. Прошла и прошла, но знакомая решила меня подколоть: «Куда это ты пялил свои бесстыжие глаза?». Я честно ответил: «Английскую надпись на футболке читал». Причем абсолютно честно: там что-то интересное было написано неразборчивым шрифтом. Знакомая хмыкнула: «Что там читать, там максимум на двоечку написано».

Так вот, моя нежданная гостья и на единицу не тянула.

В этот момент она, наконец, решила заговорить, и я с ужасом осознал, что это не девочка. Это материализовался мой самый страшный кошмар.

– Здравствуй, – сказал кошмар, – это ты Ершан Ершанов?

Ничего страшного? Это пока. Но у меня вдруг возникло острое желание сказать, что я вовсе не Ершан и вообще она ошиблась комнатой, общежитием и, возможно, городом. Но не успел. Девушка продолжила:

– Ты же из Талгана, верно? Я тоже. А ты из какого места Талаган?

Загрузка...