Царство. 1958–1960

30 мая, суббота. Москва, Малая Бронная улица, квартира Сергея и Лёли

Квартира на Бронной была трехкомнатная, с просторной прихожей и большой кухней, восемьдесят два метра. В одной комнате стоял письменный стол, за которым работал Сергей, в другой — спальный гарнитур, купленный дочери Лобановым. Третья комната пустовала.

— Скопите деньги, тогда что-нибудь подберёте, — назидательно сказала Нина Петровна.

— Мы никогда не скопим! — фыркала Лёля. — Так и проживём полжизни по-походному!

— Мы с Никитой Сергеевичем полжизни по-походному жили, — с расстановкой отозвалась свекровь, правда на диванчик и зеркало в прихожую деньги дала.

Пал Палыч снабдил детей ковром, а из очередной командировки привез холодильник «Розенлев». Телевизор на новоселье Сергею Никитичу подарил Челомей. Увидев финский холодильник, Хрущёв недовольно скривился:

— Отечественный не мог купить, что за дурость!

Самостоятельная жизнь радовала Лёлю лишь первый месяц, за ним прошла неделя, вторая, третья… Сергей с головой погрузился в работу и скоро сделался похожим на какого-то старичка, одевался серо, невзрачно, его очень старили очки с массивными линзами. С работы он обязательно приносил ворох бумаг, таблицы, расчеты, неумолимо раскладывал их по полу, загромождая проходы, и умолял жену ходить осторожнее.

— Лёлечка, опять ты бумаги сдвинула, всё ж перепутается!

— Ты что, свихнулся?! — недоумевала Лёля. — Это квартира, а не конструкторское бюро!

— Ты не понимаешь важности!

— Я понимаю, что муж у меня сухарь!

— Тут секретные документы!

— Не таскай секреты домой! — выпалила Лёля и, хлопнув дверью, скрылась в спальне.

— Не сердись! — через минуту, примирительно взывал муж, стоя под дверью. — Я для диссертации работаю!

— К твоей диссертации я отношения не имею, я жена! — резко отвечала девушка. — Когда мы в последний раз в театр ходили, вспомни?!

— Лёля! — ломал руки молодой учёный и скрёбся в закрытую дверь.

Наконец дверь открылась, и она высунулась к Сергею.

— Когда мы смеялись, анекдоты друг другу рассказывали?! Мы семья, а не лаборатория!

— Ты пойми, — пытался оправдываться супруг. — Я конструктор!

— Закопайся в своих расчетах! Живи сам и хоть всю квартиру захлами!

— Я занимаюсь государственным делом! — настойчиво повторял супруг, обижаясь, что жена не разделяет его рвение к работе.

— Катись к себе домой и там в чертежах задохнись! А может, мне уйти?! — не унималась Лёля. — Я твоя жена, а не пустой звук! — и поддала ногой по разложенным на полу документам.

— Чертежи с работы выносить нельзя, я их на день выпросил! — взывал к здравомыслию несчастный супруг, подбирая бумаги.

— Ты бездушный механизм! Ничего человеческого в тебе нет!

— Я наукой занимаюсь!

— Вот и спи со своей наукой! Когда мы последний раз целовались? Бумаги, бумаги, кругом бумаги! Тошно! Зачем женился, если тебе жена не нужна? — Лёля подскочила к мужу. — Ты словно крот слепой! — захлебываясь обидой, выкрикивала она.

Лёля кинулась обратно в спальню, распахнула шкаф, стала швырять на кровать одежду, выхватив одно платье, она, сбросив халат, стала его натягивать.

— Ты куда? — пытался удержать жену Сергей.

— Гулять иду!

Обув туфельки и схватив сумку, она стремительно направилась к двери:

— Задохнись в пыли! Замаринуйся!

— И я с тобой! — проскулил доведённый до отчаянья муж.

— Сиди с бумагами!

— Лёлечка!

— В конец окуклился! — выдвигая ящики комода, Лёля искала ключи от машины.

Сергей приблизился к жене, взял за руку и, вздрагивая от душивших рыданий, как ребёнок прижался к ней, обнимая.

— Ты моя любовь, никакие не бумаги!

— Я?! — негодовала испанка.

— Да!

— Не верю тебе! — Лёля вырвалась и снова стала расшвыривать, пихая, те самые бесценные документы, которые муж приносил с работы и с такой бережливостью повсюду раскладывал, загромождая ими всё вокруг. — Ненавижу! Ненавижу!

Ненавижу!

Сергей опять держал Лёлю в объятьях.

— Пойдём вместе? — умолял он. — Я хочу быть с тобой, я тебя люблю!

Пихнув проклятые бумаги последний раз, да так, что туфелька слетела с ноги, она окончательно выместила злость на злосчастных чертежах и, успокоившись, прильнула к своему Сергуне. Лёля была такая красивая, родная! Они поцеловались. Он дышал в её улыбчивое, ласковое лицо, его пальцы гладили смуглые руки, обнимали. От неё пахло солнцем, глубоким морским ветром и шоколадом…

— Прости меня, дурака, прости!

Она поцеловала мужа в губы и стала вытирать его заплаканные глаза:

— Дай соберу твои слёзки!