Царство. 1958–1960

20 апреля, среда. Москва, Кремль, зал заседаний Президиума ЦК

— Ну что, он с Васькой встретился, что? — выпучился на присутствующих Хрущёв.

Вчера Ворошилов по поручению Никиты Сергеевича встретился с Василием Сталиным и стал отчитывать его за беспробудное пьянство и словоблудство.

— Что Клим смог до пьяницы донести?!

— Зачем-то стал говорить, что у Сталина в последний год были большие странности, что Сталин спрашивал, как дела у Ворошилова с англичанами, называл Ворошилова английским шпионом, — пересказывал содержание беседы Шелепин.

— Кому этот бред нужен?!

— Сразу после встречи с Ворошиловым Василий отправился в японское посольство.

— После Ворошилова?! Ни хера он до Васьки не донёс, только раззадорил! Я не понимаю, сколько можно терпеть на посту Председателя Верховного Совета выжившего из ума маразматика?! — возмутился Никита Сергеевич.

— Ворошилов часто несёт околесицу! — поддержал руководителя Козлов. — Помните, он ещё про де Галля сказал, когда тот стал президентом, что наши отношения с Францией улучшатся, а Французская коммунистическая партия всегда выступала против де Голля, потому что де Гешль настроен против коммунистов!

— И тогда ерунду спорол! — подтвердил Хрущёв. — А летом приехал на море, припёрся ко мне на дачу, напился, лез целоваться и талдычил: «Никита, хватит крови!». Где он кровь взял? Кого я пальцем тронул? Я оболтуса Ваську из тюрьмы выпустил!

— Мне вообще непонятно, в какой лодке и с кем Ворошилов плывёт? — веско добавил Суслов.

— Ты, Михал Андреевич, ему это дело разъясни, пусть заявление пишет. Наградим его, депутатом оставим, но пусть уходит!

— В следующем году Климу стукнет восемьдесят! — поддержал хрущёвскую идею Микоян.

— По существу, история за ним грешная, — высказался Леонид Ильич. — Я, Никита Сергеевич, помню, как он с антипартийной группой на вас фыркал!

— Было! — набычился Хрущёв. — По Ворошилову решили! А что по Ваське?

— Хочу сообщить, что Василий Иосифович намеревается идти в китайское посольство и хочет просить там политическое убежище, и я уверен, что Мао Цзэдун ему политическое убежище предоставит, — проговорил осведомлённый Шелепин.

— Сначала японское посольство, потом китайское! — развёл руками Козлов.

— В тюрьму! — сорвался на крик Хрущёв.

— Можно его прямо сегодня туда, тёпленького! — предложил Фрол Романович.

— Ты одурел, Фрол! Нельзя арестовывать накануне дня рождения Ленина, это немыслимо!

— Давайте двадцать четвёртого арестуем! Как, Никита Сергеевич? — вопрошал Козлов.

— Двадцать четвёртого, подойдёт! — решил Первый.

— А, может, в санаторий вместо тюрьмы отправим, надо парню последний шанс дать, — высказался Анастас Иванович. — Я могу с ним ещё раз поговорить?

— Мы, Анастас, Ваське не один шанс давали, хватит!

— Ничего он не поймёт, говори не говори! — вступил в дискуссию Суслов. — Приходит как-то на стадион, идёт в правительственную ложу. «Я — Сталин!» — охранникам заявляет. — А кто такой Сталин? Те, бестолочи, взяли и пропустили! Василий, Никита Сергеевич, умом двинулся!

Владимир Николаевич Челомей добился приёма у Никиты Сергеевича и сообщил, что своей защитой Сергей произвёл фурор и что его кандидатская диссертация приравнивается к докторской, и что если он немного материала добавит, можно на очередную защиту выходить. Хрущёв был польщён.

— Как вообще дела? — усадив конструктора, поинтересовался Первый.

— Я, Никита Сергеевич, сейчас нацелен на коррекцию полёта крылатой ракеты, хочу, чтобы ракета двигалась на малой высоте, облетая все возникающие на пути препятствия — высокие дома, холмы и даже горы. Такая ракета будет неуловима.

— Скорей бы у тебя получилось!

— И Сергей Никитович мне в этом большой помощник! — уверял Челомей.

— Спасибо тебе! — Хрущёв крепко пожал конструктору руку.

— За что мне спасибо, Никита Сергеевич?

— За твой труд, и за сына спасибо, что направляешь!