Царство. 1958–1960

17 декабря 1958 года, среда. Калчуга, госдача «Москва-река 2», дача Серова

Иван Александрович приехал домой рано, совершенно разбитый и до невозможности бледный. Аня бросилась мужу на шею. Как истерзалась она за последние месяцы, глядя на взвинченного супруга, которого нещадно били и мучили, побледнела, осунулась.

— Что? — целуя милого, прошептала Анечка.

— Жив! — прижал её крепче муж. — Не сдал Никита Сергеевич!

Аня от счастья расплакалась. Позавчера муж позвонил и велел забрать из сейфа шкатулку с драгоценностями и куда-нибудь перепрятать. Изъяснялся Иван Александрович при этом косноязычно, непонятно, не хотел называть вещи своими именами, и когда Аня случайно произнесло слово «шкатулка» вспылил, перебил, крича: «Не говори ничего, а слушай! Отвечай лишь — да и нет!». Потом дома объяснил, что, похоже, его телефон слушают. Аня тогда ту коробочку незаметно из дома вынесла, так чтобы никто из прислуги не заметил, но куда с ней? Ума не приложить! Не понесёшь же такое сокровище Тане-подруге или Леночке, воспитательнице в детском садике, живущей в коммунальной квартире? Что подруги подумают? Отвезла в свой старый деревенский дом, теперь совершенно заброшенный. Летом дом сплошь зарастал репейником и крапивой, а сейчас стоял неимоверно занесенный сугробами. Именно туда и отправилась со шкатулкой, спрятанной под шубой, молодая женщина. Шагая по глубокому снегу, кое-как добралась до входа. Дверь отворилась наполовину, Аня еле в неё протиснулась. Спрятала драгоценность в печке. Двор следами истоптала, хорошо к вечеру снег стеной повалил.

— Зачем нам всё это? — после спрашивала у мужа. — От такого могут только беды случаться! Давай выбросим?

— Дурёха ты дурёха! — качал головой супруг. — Мала ещё, чтобы понимать. Это Зойкино будущее! Вот не станет нас с тобой, а она не пропадет.

— Я и без твоей коробки с кольцами не пропала! — протестовала Аня.

— Не спорь, мне лучше знать! — отрезал Иван Александрович. — И помалкивай об этом! Забудь!

Перед прошлыми выходными распечатал Иван Александрович бутылку коньяка, сидел один в столовой и пил. Потом вторая бутылка в ход пошла. С горечью на него смотрела Аня — а как помочь, чем? Спасибо, всё обошлось, сегодня муж уже улыбался:

— Теперь, Анечка, я снова военный. Не съели!

По распоряжению Никиты Сергеевича Начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба генералу армии Серову оставили полное министерское содержание, все льготы и привилегии. Полномочия ГРУ были значительно расширены, эта военная организация теперь могла заниматься любыми оперативными, розыскными и следственными мероприятиями, и, по сути, становилась дублером Комитета государственной безопасности. Штат сотрудников наметили увеличить, значительные деньги выделялись на расширение агентуры, в том числе и внутри страны.

— Ты, Иван, пойми, в бою главное тактика, — учил Хрущёв. — Вроде тебя сковырнули и вроде все рады, мол, победили, а на самом деле ты с тылу зашёл, а значит, ты на своем месте! Расслабятся они по такому случаю, а мы на их полюбуемся. Приглядывай за ухарями! Вот тактика, усёк?

— Усёк, Никита Сергеевич!

— А то расфуфырились, рты поразевали, каркают! Они, балбесы, думают, что ты к военным ушёл, а ты — тут как тут! — облизывал губы Хрущёв. — Вместо тебя я специально несведущего человека взял, чтобы как, когда бульон варится, вся накипь со дна поднялась. Нам, Ванечка, расхолаживаться нельзя, закопают!

— Верно говорите! — кивал Иван Александрович. Генерала очень радовало, что доверия Первого он не утратил.

— Что там столпы наши, Молотов с Кагановичем?

— Тишина.

— Тишина, говоришь. В тишине обычно новые коршуны подрастают, их-то мы и подстерегаем!

— Выследим, Никита Сергеевич! — пообещал генерал.

— Следи, милый дружок, следи! Шелепин за полгодика оботрётся, тоже помогать станет. Но ты и про Сашу Шелепина не забывай, и за ним пригляд нужен.

— Я это понял.

— Тяжело, дружочек, приходится! — обхватив голову руками, запричитал Хрущёв. — Так тяжело, что выть хочется, а нельзя выть — все на меня смотрят! Ты, Ванечка, зла не держи, пойми мой расчет!

— Никогда я на вас зла не держал!

— Если б я стал тебя по головке гладить, никакого б маневра не получилось, каждый бы дурачком прикинулся, смолчал, а так все рот раскрыли. Мне такие моменты выживать помогают, они каждого изнутри подсвечивают, а так поди узнай, что у кого на уме? Притворяться у нас умеют! Так что работы, Ваня, с головой!