Царство. 1958–1960

4 ноября, среда. Москва

Инесса уехала, Юрий не находил себе места. Первую неделю ходил неразговорчивый, ни с кем из друзей не встречался, бесцельно вышагивал по улицам, шёл от Кутузовского к Москва-реке, потом в сторону Ленинских гор, доходил до Ленинского проспекта, и там шагал куда глаза глядят. Под вечер, измученный, возвращался домой и заваливался в постель, сердце глухо бухало в груди — «любимой больше нет, любимой больше нет!..» От этих страшных мыслей Юра содрогался, осознавая, что брошен, что одинок, что больше никогда не поцелует задорные смеющиеся губы, не поднимет ненаглядную на руки, не будет зажмурившись самозабвенно целовать, любить. После недели бесцельных блужданий по городу, он позвал друзей и напился, да так, что грохнулся со стула и разбил голову. Юлиан и Чарли вызвали неотложку, врачи приехали на вызов и наткнулись на пьяную компанию, вернее совершенно пьяным, в абсолютный дребадан, был несчастный металлург. Юлиан прикладывал к виску друга полотенце, почти полностью пропитанное кровью. Когда врачи подступили к пострадавшему, пытаясь оказать помощь, уговаривали сидеть спокойнее, он замер, но губы несчастного парня упорно продолжали шептать:

— Лучше б я умер!

— Держите его на всякий случай, — попросил друзей пожилой доктор. — Тут шить надо.

Комитетчик, дежурный в подъезде отзвонили в Управление и в Заречье, откуда спешно приехала Виктория Петровна, пока она ехала в брежневскую квартиру прибыл начальник охраны Леонида Ильича — полковник Рябенко в сопровождении двух офицеров, за ним примчалась скорая с Грановского.

Чарли и Юлину устроили крутую взбучку, они и рассказали Виктории Петровне о несчастной любви. На следующий день Юрий проснулся на отцовской даче с перевязанной головой, но никто, ни мать, ни отец, о происшествии сыну не сказали.

— Ты мужик, сынок, помни, мужик! — только и проговорил Леонид Ильич, и ласково посмотрел на сына.