Царство. 1958–1960

11 ноября, вторник. ЦК, Старая площадь, кабинет Фурцевой

После Международного конкурса пианистов имени Петра Ильича Чайковского Екатерину Алексеевну всё чаще посещал министр культуры Михайлов. Он не имел прямой дороги к Хрущёву, но это и хорошо: с Фурцевой вопросы решались легче. Председатель Правительства взвалил на себя самые ёмкие задачи — обороноспособность государства, продовольственное обеспечение и сельское хозяйство, гражданское строительство. А сколько сил занимали международные вопросы — как с империалистами уживаться и одновременно строить социализм? Словом, был Никита Сергеевич умопомрачительно занят. Его заместитель Козлов брал на заметку ценные указания, следил за их неукоснительным исполнением, по партийной линии то же делал Брежнев. Всеми так называемыми вопросами второй очереди, а таких набиралось уйма — и здравоохранение, и торговля, легкая, пищевая промышленность, геология, добыча угля и нефти, химическое производство, строительство шоссейных дорог, управление железнодорожным и водным транспортом, ловля рыбы и всякое, всякое, всякое… — эту зияющую брешь прикрывал Анастас Иванович Микоян. До культуры и у него дело не доходило, а вот Екатерина Алексеевна культуру на произвол судьбы не бросала, да и вообще, с Фурцевой было приятно работать.

На сей раз министр культуры рассказывал о современных направлениях в изобразительном искусстве, но представлять на суд зрителя эту, с позволения сказать, шокирующую живопись, было рискованно. Как только язык поворачивался отнести откровенную мазню к искусству? Под конец доклада министр всё же выложил перед Секретарем ЦК репродукции работ Пабло Пикассо.

— Тут с ходу не поймешь, тут разбираться надо, — предупредил он.

Екатерина Алексеевна с большим воодушевлением их просмотрела.

— Это и есть новое в изобразительном искусстве?

— Раньше Пикассо прекрасно рисовал, всё было понятно, а потом пошёл фантазировать.

— Смелый полёт фантазии! — перебирая несуразицы, выговорила Екатерина Алексеевна.

— Такие художественные ходы на Западе ценятся, — указывая на сомнительные художества, выговаривал министр.

— Не для слабого ума! — разглядывая красочную мазню, отметила Екатерина Алексеевна.

— Уж точно, не для слабого! Однако знающие искусствоведы доказывают, что именно за таким искусством будущее. Импрессионистов в начале века тоже обзывали нелицеприятными эпитетами, однако сейчас они в цене.

— В наших музеях импрессионисты есть?

— Конечно! Морозов и Щукин их пачками скупали и угадали — деньги стоят баснословные!

— Надо прийти посмотреть.

— В Пушкинском богатое собрание: Матисс, Клод Моне, Гоген, Ренуар, Ван Гог. Это нужно видеть. Я к ним сначала с прохладцей относился, меня молодой искусствовед Ира Антонова просвещала, она прямо болеет импрессионистами.

— А если мы с Николаем Павловичем в выходные придём?

— Тогда и я с вами!

— В одиннадцать. А работы Пикассо в Пушкинском есть?

— Немного есть. Хочу сказать, что Пабло значительные средства французским коммунистам даёт, неравнодушен к делу социализма!

— Получается, он богат?

— Богат.

— И выступает за равенство людей?

— За то, чтобы не было бедных.

— И ему денег не жалко?

— Получается, не жалко.

— Надо же как! А рисует такое! — Екатерина Алексеевна опять принялась разглядывать непонятные каракули, выполненные то кубиками, то кружками или треугольниками. Если попадались человеческие тела, они, преимущественно, были обнажены, а иногда на бумаге был просто вертеп!

— В марте Никита Сергеевич был в Женеве, там ему показали скульптуру одного современного скульптора, тоже головокружительную. Никита Сергеевич долго ходил, рассматривал, не мог ничего понять, а потом спросил: «Что это?». Автор, он находился при своём произведенье, объяснил, что железные обрезки, скреплённые вместе, — это человек, который смотрит в небо и размышляет о будущем. «Вам надо постоянно здесь находиться, чтобы каждому растолковывать, что это человек, и что он делает!» Вот и у Пикассо точно ребус, но забавно! — проговорила Екатерина Алексеевна.

— Такой он есть!

— В голове каша, а идейность верная! — определила Секретарь ЦК.

— Его неплохо бы как-то отметить. Пабло много делает для социализма, — продолжал министр культуры.

— А что если мы выдвинем Пикассо на Ленинскую премию Мира? — вдруг осенило Екатерину Алексеевну. — А заодно и выставку в Москве проведём?

— С этим делом надо к Хрущёву идти. Как он посмотрит на подобные художества? — министр постучал по одной из непристойных картинок, где были сплошь обнаженные мужчины и женщины.

— Никита Сергеевич человек передовой, — заметила Екатерина Алексеевна. — Я сама к нему схожу.

— Если вы возьметесь, минкультуры обеими руками «за!».

— Подготовьте коротенькую справочку о Пикассо, с акцентом на помощь международному коммунистическому движенью и приложите рисунки попроще, поестественней.

— Сделаю.

— Отлично!

Екатерина Алексеевна осталась разговором довольна, хотя работы Пикассо отличались необычайной дерзостью, гротеском и откровенной прямотой.

— Вы знаете, что Пастернак от Нобелевской премии отказался, письмо в Нобелевский комитет послал? — проговорил министр.

— Хрущёв его не простит, — отозвалась Фурцева. — Сказал, пусть премией подавится!

— Правильно! — закивал министр. — Еще, Екатерина Алексеевна, про кинофестиваль напоминаю. С гостиницами неразбериха. Куда гостей селить будем — заявки, как дождь, сыпятся?

— Будем решать.

— И печатную продукцию, афиши, буклеты, надо отсмотреть, утвердить.

— Посмотрим. Из-за границы много заявок пришло?

— Из Европы пока девять.

— Надо по кинофестивалю отдельно собраться, это вопрос особый. А в субботу в Пушкинском ждите!