Царство. 1958–1960

13 февраля, пятница. Москва, Кремль, кабинет Хрущёва

Перед Хрущёвым Громыко стоял навытяжку, боялся его панически, Сталина так не боялся, как трясся перед Никитой Сергеевичем. За Громыко пристроился замуправделами Совмина Смиртюков. В Москву прилетал английский премьер Макмиллан.

— К встрече готовы? — строго глядя на министра иностранных дел, спросил Председатель Правительства.

— Подготовились.

— Повара не подведут? — Хрущёв перевёл недовольный взгляд на Смиртюкова.

— Кремлевский приём составлен целиком из русского меню, в другие дни будем угощать кухнями народов Советского Союза, украинскую предложим, узбекскую. Лучших поваров из республик привезли, но англичане пока не уточнили, когда, где и каким составом будут обедать: где премьер, а где министр иностранных дел, или оба вместе.

— Крутят, вертят, хитрецы заморские! Ты приборы внимательно просмотри, посуду, скатертя, а то подсунете чего-нибудь непотребное, лорды — народ капризный!

— Не беспокойтесь, всё по высшему разряду устроим!

— А жить где будут?

— Макмиллан в английском посольстве остановится. Остальных заселим в Метрополь, журналистов — в гостиницу «Украина».

— Хочу, чтобы гладко прошло, чтоб надолго Россию-матушку запомнили. Они не на два дня к нам приедут, аж до 3 числа загостятся, так что не расслабляйтесь!

— Не подведем, Никита Сергеевич!

— Может, я Макмиллана на охоту затяну. Завидово причешите. И вот ещё что, самолётом моим займитесь, а то чёрт знает что творится, вчера турецкий премьер полетел и об землю ёбнулся, народ поубивался!

— Турок-премьер выжил, — заметил Громыко. — Представляете, один живой остался.

— Везунок!

— Между прочим, он в Лондон летел, — заметил принимавший участие в разговоре Брежнев, который в отличие от других визитёров сидел, вальяжно развалившись в кресле.

— Ладно! — махнул рукой Первый. — Ты, Михал Сергеевич, ступай, всё как задумали делай. Кремль им будем показывать?

— Будем.

— Кремль обойди, посмотри, что не так.

— Просмотрю! — пообещал замуправделами.

— Ну, иди, иди! — напутствовал Хрущёв. — А ты, Андрей Андреич, присядь, вон с Брежневым кресло свободное.

Громыко занял указанное место. Хрущёв всё думал об англичанах, как бы их получше принять, чем поразить.

— Надо англичанам пыль в глаза пустить, чтоб от аэропорта люди на улицах их приветствовали, тысячи людей!

— Это организуем. Ещё заводы серьёзные покажем, по городским новостройкам провезём, слава богу, Москва строится! — отозвался Брежнев.

— И на ледокол «Ленин» повезём, пока он в море не вышел. В Ленинграде у Макмиллана на два дня остановка запланирована.

— То, правильно! Дураку понятно, что если у нас есть атомный ледокол, значит, есть и атомные подлодки! — одобрил Первый.

— Англичане — флотоводцы, корабли на них лучше всего подействуют. Ещё на балет отведём, — перечислял Леонид Ильич.

— Был бы Булганин, он бы их и по бабам провёл! — неприятно выговорил Никита Сергеевич. — Как он там, подлец?

— Коньячок попивает.

— Коньячок! — оскалился Никита Сергеевич. — Это ж надо, как можно в людях ошибаться, я столько лет за ним сох, мол, друг-товарищ, а он на триста шестьдесят градусов развернулся и с кулаками на меня полез! Сбились в группу пещерные люди!

— Двуличный человек! — определил Громыко.

— Хотел его отовсюду турнуть, но Нина Петровна заступилась, она с его Еленой Михайловной дружит. Я говорю, он твоей Ленке оленьи рога наставляет! Все равно, отвечает, не трогай, ведь столько лет бок о бок жили.

— Вы мягкий человек, — определил Леонид Ильич.

— Ничего не мягкий, просто жену слушаю. Вот ты б на моем месте как поступил, в тюрьму посадил?

— В тюрьму не посадил, а из партии б турнул!

— Ишь какой! Ладно, давайте ближе к делу. Про англичан я понял, а чего другие вопросы, чего недосказали?

— По Кубе информация появилась. Президент Батиста, как известно, бежал. На его место выбран новый президент. Премьер-министром и главнокомандующим стал глава революционного Совета Фидель Кастро.

— Надо с кубинцами быть ближе! Куба — кусок сладкий, за неё надо двумя руками схватиться! Ты, давай, поактивней, чтоб про нас знали. Понял, Андрей Андреевич?

— В таком ключе и работаем.

— Отказываться от новых территорий нельзя, коммунистам всегда новое надо. Значит, Батиста оказался склеротик в политике? — расплылся в улыбке Никита Сергеевич.

— Слюнтяй! — подтвердил Брежнев.

— И ты подметил! — Хрущёв одобрительно кивнул и вновь обратился к Громыко. — Я с тобой про Японию хотел перетолковать. Американцы утыкали её своими военными базами, надо их как-то оттуда сдвинуть.

— Как, Никита Сергеевич?

— Например, пообещать японцам с нашей стороны полную неприкосновенность, и если понадобится, даже документы на государственном уровне подписать, что мы гарантируем Японии полное спокойствие, и в случае чего будем её защищать, но взамен, чтобы они американцев убрали.

— Не пойдут они на такое!

— Заладил, не пойдут! Делать надо, раскачивать! Запомни, Андрей Андреич, под лежачий камень вода не течёт! — Никита Сергеевич поманил подчиненных к себе. — Смотрите, что покажу! — он нагнулся и достал из под стола вытянутую деревянную коробку.

— В Туле на оружейном заводе был, и, смотрите, какое ружьё мне туляки поднесли! — раскрыв футляр, восхитился Никита Сергеевич. На темно-зелёной бархатной подкладке лежала великолепная двустволка с резным прикладом, а само оружие было отделано богатой чеканкой с позолотой. — Закачаешься, какая работа! Может, такое ружьё Макмиллану преподнести, англичане же заядлые охотники?