Аргонавты 98-го года. Скиталец

Глава VII. Дневник Фелиции Арден

Фелиция ужасно разочаровалась в Джеке. Он оказался обыкновенным проходимцем, а не смелым пиратом. Порочный бродяга. Что ж, это будет ей уроком, и если она когда-нибудь встретится с ним, то не обратит на него никакого внимания.

Через несколько дней после случайного визита к Джеку она сидела у себя на балконе. Рисовать у нее не было охоты, и она стала записывать в свой дневник впечатления и события последних дней. Заглянем же, уважаемый читатель, в этот дневник.

«Гиацинт продолжает преследовать меня, и мне кажется, что в Папити европейцы стали дурно отзываться обо мне. Я замечаю, что местные леди окидывают меня презрительным взглядом. Возможно, что они считают меня сумасбродкой, так как я курю на улице и веду знакомства с мужчинами. Воображаю, как у них вытянулись бы физиономии, если бы они узнали, что я состою в родстве с одним из министров Соединенных Штатов и обладаю состоянием, которого хватило бы на покупку всего города. Это так забавно, когда люди не знают, кто вы…»

«Интересно, что думает обо мне Гиацинт. Я, конечно, сказала, что я бедная художница. Я уверена, что он считает меня птичкой, попавшейся в его сети. Но скоро он разочаруется в своей мнимой победе. Я дам ему должный отпор, если он зайдет чересчур далеко… А он все-таки ужасно забавляет меня…»

«Я больше не встречала этого противного бродягу Джека, хотя уже дважды гуляла по побережью. Ежедневно, часов в шесть вечера, я любуюсь на берегу величественным закатом солнца. Высокие пальмы на далеком мысе рельефно выделяются на ярком фоне неба и моря, залитые золотистыми лучами. Краски ландшафта быстро сменяются одна другой. Нежный зеленый цвет растительности переходит в лиловый, море становится темным, небо принимает таинственный багровый оттенок. Облака сгущаются и бросают на лагуну темные тени. Металлические снасти проходящей шхуны сверкают резким отраженным блеском. Голубое небо становится бледно-зеленым, и затем быстро спускается мрак…»

«Вчера вечером я отправилась с Гиацинтом в местный кинематограф. Он помещается в здании, построенном из бамбука, и похож на огромную клетку, в которой, благодаря естественной вентиляции, легко дышится. Народу было много, причем большинство публики состояло из туземцев. Женщины были одеты в свободные, безукоризненной белизны платья. Мужчины были в европейских и туземных костюмах.

Демонстрация фильма сопровождалась возбужденными возгласами публики. Драма вызывала взволнованные восклицания, комедия — радостный рев. Туземцы похожи на большую ватагу детей. Они никогда не видели ни поездов, ни аэропланов. И вдруг все чудеса цивилизации появляются на магическом экране! Неудивительно, что они почти обезумели от восторга…»

«Наконец-то наступил момент, когда надоевший мне волокита Гиацинт объяснился со мной.

Несколько дней до этого он проявлял ко мне особенные внимание и любезность, и у меня не было основания быть недовольной им. И я думала, что в самом деле укротила этого распутника. Увы! Это было затишье Перед бурей.

Мы обедали в китайском ресторане. Он вел себя самым приличным образом, но я все же заметила, что он чересчур пристально следил за мной своими большими черными глазами. Возможно, он хотел меня загипнотизировать. Он настойчиво старался напоить меня, постоянно наполняя мой бокал шампанским. Дважды, когда он отворачивался, я вылила вино за балкон.

Руки у него холеные, и на мизинце красовалось кольцо с огромным бриллиантом.

— Мне нравится, когда мужчины носят бриллианты, — сказала я, зная, что он не способен понять иронии. — Тяжело быть бедной художницей и не иметь драгоценностей.

Он самодовольно вытянул руку, чтобы я могла полюбоваться перстнем.

— Вы совсем не носите колец, — произнес он сочувственно,

— Нет, — ответила я со вздохом. — У меня были кое-какие безделушки, но я должна была их заложить. Теперь, увы, мне их уже не выкупить.

— Вы даже не носите обручального кольца, — заметил он.

— Ах, вы обратили внимание на это! Я не всегда ношу его. Видите ли, я так долго жила в латинском квартале, что теперь мало считаюсь с общепринятыми условностями.

— Многие не знают, что вы вдова, и считают вас незамужней.

— В самом деле? Разве это не все равно?

— Это все равно для меня — я люблю вдов.

— Таковы все мужчины. Я никогда не могла этого понять.

— Потому что…

Тут он замолчал, и в полумраке я увидела, что его глаза заблестели. Он смотрел на меня в упор и, похотливо облизывая губы, буквально пожирал меня своим сладострастным взглядом. Он попытался взять меня за руку, но я повернула свою папиросу так, что он слегка обжег себе палец.

— О, простите, — невинно сказала я. — Так что же вы хотели сказать о вдовах?

Он нервно пососал обожженный палец и затем продолжал:

— Мужчины любят их потому, что они понимают игру и ведут ее с открытыми глазами, потому что они опасны. Они нежнее голубки и мудрее…

— Змеи! Жаль, что Ева не была вдовой. Ну-с, продолжайте.

— Некоторые мужчины относятся к ним с предубеждением. Глупо. Разве вино теряет свой приятный вкус, если кто-то уже открыл бочку?

«Собака! Я отстегала бы тебя», — гневно подумала я, но удержалась.

— Вы льстите мне, дорогой, — произнесла я.

Он забыл про свой палец и подался вперед.

— Вы меня с ума сводите, дорогая. Идем. Мой автомобиль стоит на улице. Поедем кататься при лунном свете.

— Я не возражаю. А умеете ли вы править?

— Доверьтесь мне, — ответил он возбужденно.

У него был прекрасный французский автомобиль, которым он замечательно управлял на колоссальной скорости. Раз он хотел обнять меня, но автомобиль тотчас же свернул в сторону и чуть не наскочил на кокосовую пальму. После этого Гиацинт оставил меня в покое и уделил все внимание машине.

Было около десяти часов, когда мы подъехали к моему бунгало.

— Не зайдете ли вы ко мне на несколько минут? — любезно спросила я. — Я угощу вас пуншем.

Он, конечно, с радостью согласился.

Садом мы направились к дому. Мое бунгало стоит несколько вдали от других строений, и мне тогда пришла в голову мысль, что в такой час, когда Папити спит, было бы благоразумнее попрощаться с Гиацинтом у калитки. Но было уже поздно. Мы уже были внутри бунгало, и он зажег электричество.

— Будьте как дома, — с вынужденной любезностью сказала я.

Я взяла из корзинки лимон и выжала его в бокал. Затем я добавила туда жженого сахара, местного рома и сельтерской воды с кусочками льда.

— Пожалуйста! Не знаю, вкусно ли я приготовила. Ваши таитянки дивно готовят пунш.

— Да ну их… — презрительно усмехнулся он. — А разве вы не пьете?

— Нет, я не смогу уснуть. Я выпью сельтерской и закурю папиросу.

Он сидел с бокалом, глядя на меня. Его большие черные глаза, казалось, хотели пронзить меня насквозь. В них блестел огонь сладострастия. Его взгляд раздевал меня, и от этого я почувствовала возмущение и гнев. Я встала, и взяв со стола большой шлифованный камень для ступки, показала его ему.

— Как вам это нравится? Я купила его сегодня.

— Это старинный камень.

Я взвесила камень в руке.

— Если бы у меня был муж, то недурно было бы иногда пугнуть его такой вещицей, — сказала я.

— Дикарка! А как насчет любовника?

— В моем лексиконе нет такого слова, — насмешливо ответила я.

Вдруг он встал и, подойдя к двери, к великому моему изумлению, повернул ключ.

— Что? Что вы сделали?

— Запер дверь, — самодовольно сказал он.

— Что вы задумали?

Меня душил гнев.

— Я задумал это уже давно. Нам нужно немедленно объясниться.

— Нужно ли?

От охватившего меня негодования я едва могла говорить. Но он этого не заметил. .

Он блеснул передо мной бриллиантовым перстнем. Я сразу пришла в себя.

— Чего вы хотите? — хладнокровно спросила я.

— У меня есть яхта и вилла на жемчужном острове, до которого только сутки езды. Завтра же мы поедем туда вместе. А сегодня ночью ты станешь моей. Ты вознаградишь меня за долгие недели ожидания.

Он стоял между мной и другой дверью. Я была в безвыходном положении. С протянутыми руками он направился ко мне.

— Итак, что ты скажешь?

Я схватила каменный пестик.

— Я скажу… что если вы не отойдете назад и не откроете дверь, я разобью этим камнем вашу противную рожу.

Он недоверчиво взглянул на меня и, бросившись вперед, хотел вырвать у меня камень. Я изо всех сил размахнулась, но камень пролетел мимо, и через минуту негодяй схватил меня в свои объятия.

— Я все время считал тебя дикаркой, — задыхаясь, проговорил он. — Но я тоже дикарь.. Мы отлично подходим друг к другу.

Он тянулся ко мне своими противными губами. Как я боролась! Я старалась освободить руки, чтобы выцарапать ему глаза.

— Пустите, — пролепетала я, — иначе я закричу.

— Можешь орать до хрипоты. В это время никто не услышит.

— О, скотина!

Он скрутил мне руки. Я почувствовала на лице прикосновения его влажных губ.

— Вы — зверь!

Его глаза блестели. Тяжело дыша,, он держал меня рукой за горло.

О, какая ужасная сила была в нем!

— Собака! — хрипела я.

Я была бессильна. О, что он делал? Он бешено разорвал на мне блузку, и в следующий момент его отвратительные губы прильнули к моей груди…

— Гадина…

Я вытащила одну руку и изо всей силы ударила его по лицу. Но я почувствовала, что силы оставляют меня. Тогда я стала кричать и звать на помощь.

Я услышала шум, как будто кто-то одним прыжком прыгнул на веранду. Раздался бешеный стук в дверь. После короткой паузы последовал сильный треск. Замок отлетел в сторону, дверь распахнулась, и на пороге показался бледный, тяжело дышавший и взбешенный Джек Мун.