Аргонавты 98-го года. Скиталец

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Сад вожделений
Глава I. Дом, который построил Мун

Худой и уставший, стоял Мун на веранде нового дома. В течение многих месяцев он трудился с рвением фанатика, днем понукал других, а по ночам изучал чертежи. Он совершенно не заботился о себе; поспешно съедал скудную и нечастую пищу, спал не больше шести часов в сутки, а остальное время проводил на постройке и в рощах. Сейчас он совсем выбился из сил, но зато задание было выполнено.

Глядя в сторону моря, он удовлетворенно вздохнул. Все было сделано прекрасно. Дом был выстроен из лучших сортов местного лесного материала, он был большой, удобный и с красивой отделкой. Длинная широкая дорога, вымощенная белыми кораллами и усаженная с обеих сторон молодыми пальмами, тянулась извилистой лентой. Вокруг дома на очищенных лужайках он разбил дивный парк, но молодые деревья недостаточно быстро росли. Это его удручало. Он думал о том, что можно в короткое время заставить людей воздвигнуть дворец, но нельзя заставить растение расти быстрее, чем хочет природа. Но все же он надеялся, что к возвращению Фелиции в парке созреют апельсины и ананасы, будут пышным цветом распускаться благоухающие цветы. Это будет райский уголок, сад красоты.

Разумеется, в деньгах он не терпел нужды. Ее приказы сводились к тому, чтобы он не стеснялся в расходах и спешил с работой.

Она с нетерпением ожидала осуществления своих планов. Он опасался, что она будет не удовлетворена результатами ее затрат и его работы. Во всяком случае он утешался тем, что приложил все усилия, чтобы претворить в жизнь ее указания. Айрон Джонс оказывал ему неоценимую помощь во всем. Он завоевал любовь этого грубияна тем, что научил его боксу. Джонс полюбил эту забаву и испытывал величайшее удовольствие, когда ему удавалось повалить Муна на землю. Каждый вечер они занимались в роще боксом и вызывали восторг собиравшихся любопытных туземцев.

Айрон Джонс женился на Мауере. Они построили себе небольшой коттедж на месте старого дома, и Мун пил и ел у них. Айрон Джонс перестал быть свирепым пугалом, каким он был при Гридлее. По настоянию Муна, он перестал издеваться и избивать рабочих-китайцев, и его сдержанное поведение создало миролюбивую атмосферу на плантациях.

— Знаете ли, — сказал он однажды Муну, как будто сделав открытие, — я считаю более выгодным обращаться с китайцами мягко и убеждать их словом, чем подгонять их ударами палки.

Большое беспокойство причиняли Муну мысли о миссис Гридлей. Он боялся, что она может поджечь новый дом, как это сделала со старым. Это совершенно сокрушило бы его. Правда, это было трудно сделать. Фундамент и подвал были из гранита и цемента, а деревянные части начинались только с веранды. Кроме того, он окружил всю усадьбу забором из колючей проволоки и по ночам расставлял двух сторожей-туземцев.

Хилькрест был очень внимателен и ежемесячно приезжал с ящиком новых книг и журналов. Он всегда находился в хорошем настроении и своими посещениями благотворно действовал на Муна. Между ними установились дружественные отношения. Хилькрест всегда привозил те книги, которые больше всего нравились Муну. Он не любил беллетристики, а сильно увлекался научными сочинениями. В первую очередь он приобрел энциклопедию и каждую ночь в постели читал ее до тех пор, пока его глаза не начинали закрываться.

Хилькрест всегда интересовался сведениями о Фелиции. Возможно, это была одна из причин его частых приездов. Мун получал письма, но в них шла речь исключительно о деловых вопросах. В одном из них, однако, она как бы вскользь сообщала, что весной собирается выйти замуж.

Муну неприятно было говорить об этом Хилькрес-ту, но майор однажды во время своего очередного визита грустно вынул из кармана газету и показал Муну одну заметку. Это была нью-йоркская газета, в которой сообщалось об обручении Фелиции и Кумса. Свадьба предполагалась в апреле.

— Вы что-нибудь знали об этом? — спросил Хилькрест.

— Да, она упомянула об этом в одном из писем.

Оба мужчины молча закурили и больше не затрагивали этой темы, но было вполне очевидно, что увлечение Фелицией еще прочнее спаяло их дружбу. На этот раз их прощание было особенно сердечным.

Одно из писем Фелиции заставило Муна сильно задуматься. Покончив с разными деловыми вопросами, она писала:

«Между прочим, могу сообщить вам, что навела кое-какие справки о прошлом Кельвина Гридлея. В полиции точных сведений нет, но подозревают, что это некий адвокат-аферист, несколько лет назад удравший из Америки. Его разыскивают за подлоги, растраты и другие подобные преступления. Он прибыл в Сан-Франциско с востока, где его знали под именем Спенсера Симмса».

Спенсер Симмс. Скитер Симмс. Могло ли это быть? Целая волна воспоминаний нахлынула на Муна. Если Гридлей был Симмсом… Тогда он готов убить негодяя.

Сейчас, вспомнив все детали своего несчастья, Мун пришел к заключению, что именно Симмс ограбил кассу спортивного клуба. По временам он подозревал Мак-Квэйда и Геллатли, но никогда не думал о Симмсе, так как Симмс был единственным человеком, который осмелился защищать его. Это была дьявольская проделка. И теперь, когда выяснилось, что Симмс был мошенником, Мун нисколько уже не сомневался в том, кто являлся виновником крушения всей его жизни. Он поплатился за преступление Симмса.

Однако… были ли Симмс и Гридлей одним и тем же лицом? Почему бы и нет?.. Он вспомнил Симмса — высокого, коренастого мужчину с бритым лицом и густой шевелюрой. Ему вспомнилось теперь, что однажды он- заподозрил, не носил ли Симмс парик. Очевидно, немногие знали об этом, и Симмс всегда избегал разговора на эту тему. Обладая натуральной лысиной, ему нужно было только снять парик и отрастить бороду, и тогда его трудно было бы узнать.

Конечно, это было возможно. За исключением нескольких свиданий в полумраке тюремной приемной, ему мало пришлось видеть Симмса. Гридлея он также видел мало. Если ничто не доказывало тождества этих двух негодяев, то ничто не могло и опровергнуть его.

Он был рад, что не знал этого раньше. Он бы только нажил еще большие несчастья. Кроме того, ему, безусловно, нужно было бы признаться в том, что он отбывал наказание в тюрьме. Он должен был бы с позором уйти. Нет! Все это в прошлом и предано забвению. Джерри Дилэйн умер. Он теперь Мун и таковым будет всегда. И действительно, бывали моменты, когда он сам был уверен, что его с рождения зовут Мун. Прошлая жизнь осталась так далеко позади, что, казалось, никогда не существовала.

Да, он радовался тому, что не убил Гридлея. Он горячо надеялся, что враг никогда больше не встретится ему на пути.

Затем прибыло от Фелиции еще одно письмо, которое было коротким, но вселило радость в его душу. Вот оно:

«Дорогой друг!

На этот раз я не называю вас мистер Мун, и письмо это совершенно не деловое. Сообщаю вам две новости:

Первая новость заключается в том, что я не выхожу замуж за Кумса. Я пришла к заключению, что мы не можем приноровиться друг к другу — наши характеры слишком различны. На нашем горизонте уже были маленькие облачка, а потому незачем ждать, пока разразится буря.

Я этому очень рада и вторично замуж не собираюсь. В течение многих лет я сама была себе хозяйкой и не хочу лишаться свободы. Кроме того, я никого не могу полюбить так, как любила Клайва. Я хочу навсегда остаться ему верна.

Вторая новость: я намерена в ближайшем будущем приехать к вам. Я не знаю, когда именно это будет, но я вам заранее пришлю телеграмму. Мне безумно хочется побывать на ваших чудных островах. До скорого свидания в новом доме на горе. Ваша Фелиция Арден».

Это было ее последнее письмо. Мун подумал о том, знает ли Хилькрест об этом письме. Ему очень хотелось сообщить Хилькресту о ее скором приезде.

Он прошелся по веранде и, с радостью подумав о законченной работе и своих успехах на острове, направился в свое помещение, устроенное в задних комнатах дома. Оно было скромно обставлено и напоминало капитанскую каюту одного из кораблей, на котором он когда-то служил матросом.

Он зажег лампу и растянулся на кушетке. Сняв с полки первую попавшуюся книгу — это была поэма Теннисона «Одиссея», — он начал читать. Он задремал, и книга выпала из его рук. Это его разбудило и он встал, чтобы раздеться, но, случайно взглянув на дверь, замер.

На пороге стояла Фелиция Арден.