Белое солнце Анголы

Ангола и Куба

Сравнивая то, что мы говорили американцам, с нашими беседами в Луанде и Гаване, убеждаюсь, что мы не кривили душой.

Так, в августе 1987 года в ангольскую столицу был направлен в качестве личного представителя М. Горбачева заместитель заведующего Международного отдела ЦК Андрей Юрьевич Урнов. С ним мы работали, что называется, рука об руку. Главная цель его миссии состояла в разъяснении итогов очередного пленума Центрального комитета КПСС, в центре которого были наши внутренние дела. Тогда, если помните, мы упирали на то, что перестройка есть прямое продолжение дела Октябрьской революции, возвращение к истокам, которые за долгие десятилетия были основательно деформированы. Мы так перестраиваем нашу страну, чтобы социализма в ней становилось не меньше, а больше, — это был тот общий контекст, в котором подавались и наши внешнеполитические подвижки, в том числе и в отношении конфликта на Юге Африки.

Андрей имел прекрасную возможность не только в беседе с Душ Сантушсм, но и публично высказаться в пользу переговоров ангольцев с американцами. Он озвучил и другую часть формулы: СССР за то, чтобы в конечном результате было найдено взаимоприемлемое и справедливое решение на Юге Африки. То есть такое, которое устроило бы всех.

Между тем к осени 1987 года напряглись отношения между кубинцами и ангольцами. Первые подозревали последних в том, что они сговариваются с американцами за их спиной. Остро встал вопрос о подключении кубинцев к разговорам Луанды с вашингтонскими эмиссарами.

В октябре 1987 года Э. Шеварднадзе был с визитом на Кубе. Я не присутствовал на этих беседах, но знаю от моих товарищей, что Фидель Кастро был весьма решительно настроен. Он опасался, как бы не получилось так, будто ангольцы на пару с американцами выставляют кубинцев за дверь. Если дело пойдет подобным образом, если кубинцы не будут прямо участвовать в анголо-американском диалоге, заявлял Фидель, то Куба может в одностороннем порядке вывести все свои войска.

Эдуард Амвросиевич «играл на понижение», просил не доводить дело до крайностей. На его взгляд, будущие соглашения, как их можно было бы оценить уже сейчас на основе первых вербальных договоренностей, будут выглядеть вполне прилично. Даже трудно было предположить, по словам нашего министра, что ЮАР и США пойдут на это.

Кастро дал четко понять, что кубинцы готовы остаться в Анголе вплоть до окончательной победы над апартеидом. (Вот где крылась практическая сторона тезиса, что апартеид — главное зло и что без его ликвидации невозможно решить другие проблемы Юга Африки!) Но так же откровенно кубинский лидер признавал, что ангольцы придерживаются другого мнения, что им не терпится поскорее договориться с американцами. Кубинцам, как и нам, ангольцы неохотно раскрывали свои намерения, но было ясно, что взамен вывода кубинского контингента они хотели бы получить от США дипломатические отношения, экономические уступки прежде всего по линии международных финансовых организаций, где тогда (как и сейчас) командовали американцы, а от ЮАР — уход из Анголы и Намибии. Причем речь теперь уже шла не о частичном уходе кубинцев, а о полном их выводе, хотя и за весьма длительный срок — 4–5 лет. Впоследствии он был сильно сокращен — до двадцати семи месяцев. В реальной же жизни кубинцы вывели свои войска даже раньше согласованных дат.

Буквально через пару недель, встретившись в Москве с Госсекретарем США Джорджем Шульцем, наш министр обратился к нему с настоятельной просьбой не возражать против подключения кубинцев к анголо-американским контактам. Тогда американцы среагировали вяло, хотя дали понять, что это не исключается. Они явно хотели получить какую-то цену за кубинское участие: то ли улучшение (с их точки зрения) графика вывода кубинских войск, то ли подталкивание Луанды к контактам с Савимби, скажем, под предлогом открытия давно бездействовавшей бснгельской железной дороги. В итоге что-то американцы у кубинцев, наверное, выторговали, двусторонние контакты у них с тех пор стали частыми и постоянными.