Белое солнце Анголы

Восточноафриканское турне

Весьма поучительной под этим углом зрения была поездка в августе 1986 года в восточную часть южноафриканского региона.

Началась она с Танзании, куда мы с Сергеем Крыловым долетели с большими приключениями. Пилот два раза не смог приземлиться на одном из промежуточных аэродромов, каждый раз извещая пассажиров о своих маневрах, что, понятно, не добавляло им спокойствия. Причиной была песчаная буря. На третий, заранее объявив, что это последняя попытка, он сел. Я, кстати, поинтересовался, куда бы мы направились в случае неудачи. Ответ был — в Саудовскую Аравию. Там бы нас и интернировали, подумал я: с саудовцами тогда мы никак не общались, формально дипломатические отношения были установлены, но посольства открыты не были. Стечением обстоятельств налаживанию более тесных связей содействовала моя конфиденциальная встреча с высоким саудовским эмиссаром в Женеве в ноябре 1987 года, где проходил один из раундов переговоров по намибийско-ангольскому урегулированию. Несколько часов говорили мы тогда по душам с принцем Бандар Бен Султаном, саудовским послом в Вашингтоне[20] и влиятельным человеком в саудовской верхушке. Вот так одно пересекалось с другим.

Так или иначе, но в Дар-эс-Салам мы прибыли ранним утром третьего августа с опозданием и с потрепанными нервами. И тут сюрприз: запланирована встреча с Джулиусом Ньерере, Председателем Революционной партии. «Но это в Додоме, его летней резиденции, пятьсот километров отсюда, — поясняет наш посол Сергей Иванович Илларионов, — а поспеть надо к обеду».

Надо так надо. Хотя в прошлом году Ньерере ушел с поста президента страны, его влияние в Африке колоссально. Именно он привел Танзанию к независимости и, несмотря на пестроту племен и этнических групп, сделал ее, в отличие от многих других африканских стран, относительно сплоченным государством. И ушел-то, заметьте, по собственной инициативе, случай не частый, а для Африки вообще уникальный. Кроме всего прочего, он — один из основателей Организации африканского единства (ОАЕ).

Побрился я прямо в туалете аэропорта, сменил рубашку и — в путь по довольно скверной дороге. Неслись, как угорелые, вспугивая огромных, неведомых мне птиц.

От Дж. Ньерере впечатление осталось как от мудрого и уравновешенного человека. В те времена было еще очень важно внушить мысль, что команда М. Горбачева всерьез намерена переложить руль советской внешней политики на «конструктивный румб». Так что значительная часть и этого, и многих последующих разговоров была посвящена глобальным международным проблемам. Тогда перестройка встречалась «на ура», хотя справедливости ради надо отметить, что не всем нравилось наше сближение с США. Именно в Африке я впервые услышал поговорку, что траве одинаково плохо, когда слоны дерутся между собой или же занимаются любовью. Тот же Ньерере предупреждал меня: хорошо, что вы вытаскиваете Рейгана на переговоры. Он также в этом заинтересован. Но не обольщайтесь, что достигнете быстрого успеха.

Что же касается ситуации в регионе, то Ньерере акценты расставлял четко: переговоры лучше, чем война, но пока что ЮАР не готова разговаривать. Ее придется вынудить к этому. Он призывал нас не ослаблять поддержку Анголы и Мозамбика, не урезать помощь им, равно как и национально-освободительным движениям, даже если нет уверенности в том, что она всегда используется по делу.

Словом, «мвалиму», учитель, как его звали, подтвердил свой высокий уровень государственного деятеля и интеллектуала. Недаром, говорят, он переводил Шекспира на язык суахили[21].

В высказываниях танзанийцев элементы реализма перемежались с некоторой воинственностью. Так, министр обороны Салим А.Салим, может быть, в силу занимаемой должности, уверял меня, что наиболее продуктивный путь к внутренним изменениям в ЮАР — вооруженная борьба. Сам он при этом признавал, что АНК фактически не имеет тыла в прифронтовых государствах. Правда, у него есть базы в Анголе. Но попробуй добраться оттуда или из других мест до ЮАР! Да и на самой ангольской земле в унитовских засадах гибнет немало бойцов, ибо разведка у ЮАР прекрасная.

Многие африканские государства, признавал Салим, боятся связываться с юаровцами. Достаточно сослаться на Мозамбик, особенно его соглашение с ЮАР, известное как «Договор Нкомати». «Даже если все государства к югу от Сахары смогли бы объединить свои вооруженные силы, они были бы слабее, чем армия ЮАР». За этим шел, однако, вывод, что Советский Союз должен увеличить оказываемую им военную помощь. Равным образом, говорилось мне, нельзя дать пасть правительству в Луанде, даже если оно пока не проявило себя с лучшей стороны.

был я принят в Дар-эс-Саламе и действующим президентом, А. Х. Мвиньи, которому передал послание М. Горбачева.

Следующий этап — Замбия. Надолго я запомнил виутриафриканские перелеты. Самолеты, как правило, попадались старые и расхлябанные, аэродромы весьма приблизительно отвечали своим названиям. Но что характерно: об авариях африканских самолетов я не слышал, видимо, Господь бог на их стороне. В любом случае, наша материальная база и в данном случае разительно отличалась от возможностей моих американских коллег. Те летали на своих самолетах.

Лусака, замбийская столица, — это небольшой, практически весь одноэтажный, утопающий в зелени городок, четко геометрически поделенный на улицы, пересекающиеся только под прямым углом. Англичане, как и во всех местах, где они побывали, оставили отпечаток, который невозможно ни с чем спутать. Особенно симпатична была Лусака, когда цвела фиолетовым цветом жакаранда.

Из встреч в Замбии самое сильное впечатление, разумеется, оставил президент К. Д. Каунда, аналитически и вместе с тем эмоционально мыслящий. Отец, кстати, девяти детей. «Если бы миссис Каунда могла играть в футбол, мы бы выставили целую футбольную команду», — любил говорить он.

В тот момент Каунда был также председателем группы прифронтовых государств, так что первый вопрос — укрепление их обороноспособности.

Организация африканского единства признала законной вооруженную борьбу против апартеида, говорит он, но, во-первых, бессмысленно вступать в открытый бой с беспощадной военной махиной ЮАР, так что тактика должна быть «нанести удар и скрыться» (как тут не вспомнить Вольтера, подумал я: «ударь и отдерни руку»), а во-вторых, мирный путь безусловно предпочтительней. Тут же Каунда замечает, однако, что ни по экономическим соображениям, ни по стратегическим — но отнюдь не по расовым — США и Запад в целом ЮАР не отдадут. Помимо всего прочего, ей отводится важная роль в плане наблюдения за советским военным флотом.

Что может заставить пойти на переговоры, так это угроза взрыва в ЮАР. Давление в котле накапливается. В Зимбабве из-за упрямства англичан погибло около 50 000 человек, в ЮАР нельзя исключить, что счет пойдет на сотни тысяч. Как бы между прочим Каунда не преминул напомнить, что в Зимбабве Великобритания поставила не на ту лошадь; приход Р. Мугабе к власти в 1980 году в результате выборов, на которые в последний момент согласились британцы, оказался для М. Тэтчер полной неожиданностью. Про себя отмечаю: говорит он об англичанах, а намек-то нам — мы тоже делали ставку не на Мугабе[22].

В ответ на мой вопрос Каунда объясняет, почему в Африке получили некоторое распространение марксистские идеи. Прежде всего потому, что основная помощь национально-освободительным движениям шла и идет из СССР и Китая. «Вместе с оружием приходят идеи, но потребуется большое время, чтобы они привились на африканской почве».

Каунда весьма критически отзывается о двух аспектах американской политики в регионе. Первый — это увязка предоставления независимости Намибии с уходом кубинцев из Анголы. «Пытался я три года назад убедить Р. Рейгана, что такая увязка вносит в африканский контекст элементы конфронтации между Востоком и Западом, но не смог». И четыре других западных члена контактной группы — Франция, Англия, ФРГ и Канада, те самые, что подготовили резолюцию Совета Безопасности 435 о независимости Намибии, официально против увязки. («Это тоже затруднит нашу практическую работу», — делаю внутреннюю пометку для себя.)

Второй аспект — упорная поддержка американцами Савимби. «Иногда мне приходит в голову, — замечает Каунда, — что американцы хотят разделить Анголу на две части, как в свое время Корею». «Да ведь и вы, замбийцы, его в свое время поддерживали, — думаю про себя, — но после того, как МПЛА оказалась у власти, быстренько встали на сторону победителей».

Немало я почерпнул из этой беседы один на один, а ведь далеко не все осталось в памяти. Да, говорил еще Каунда, что жалеет о необходимости для Замбии выполнять рекомендации Международного валютного фонда. Запомни я это хорошенько тогда, может быть, пригодилось бы в будущем. Но в те времена сама мысль, что когда-нибудь моя страна будет зависеть от МВФ, казалась абсурдной.

Приняли меня в Лусаке, как выражались мы на нашем слэнге, по большой разметке (так называлась процедура, когда телеграммы наших послов не только читались в МИД, но направлялись членам Политбюро, что было высшим критерием качества их информации). Беседовал я и с понравившимся мне молодым министром иностранных дел Л. Мванашику («вооруженные акции АНК внутри ЮАР — булавочные уколы: из двух-трех тысяч бойцов, которые может наскрести АНК, лишь 500 действуют в стране»), и с премьер-министром К. Мусокотване, с которым обсуждались вопросы двустороннего экономического сотрудничества. Я старался не упускать из виду и эту сторону, надо было по мере сил подтянуть экономику, слишком уж велик был военный перекос. С замбийцами что-то для расширения коммерческих связей делать удавалось.

Лусака в те дни была основным местом базирования руководства Африканского национального конгресса. Я серьезно готовился к ужину в посольстве, устроенному послом В. Лихачевым для членов национального исполкома АНК Д. Тлуме, Дж. Нкадименга, С. Маканы. Товарищи (интересно, так ли мы называем друг друга сейчас?) основательно пополнили мои представления о новых для меня материях. Они, что мне, конечно, понравилось, твердо исходили из того, что добиться свободы народ ЮАР должен собственными силами. Так же, как Каунда, они считали, что если Претория не изменит свою политику, масштабы катастрофы могут быть гигантскими. (С позиций сегодняшнего дня повторю: большое дело, что этого удалось общими усилиями избежать.) Признавали, что не только власти ЮАР, но и АНК выдвигает предварительные условия для переговоров. Со стороны правительства это — требование прекратить военную борьбу, раз, и исключить из АНК членов Южноафриканской коммунистической партии, два. АНК же требует освобождения политзаключенных, прежде всего Н. Манделы, и легализации всех политических партий.

АНКовцы откровенно говорили о своих отношениях с прифронтовыми государствами, тех трудностях, которые встречаются у них с Мозамбиком, особенно после того, как он договорился с ЮАР, а также с Ботсваной.

Воспользовавшись их рассказом о том, как сейчас обхаживают АНК западники, что было чистой правдой, ибо ощущение грядущих перемен висело в воздухе, спросил, не стоит ли расширить советские контакты с антирасистскими движениями в ЮАР. Обратите внимание, не с правительством, а лишь с оппозицией, о контактах с властями впечатленный антирасистской риторикой я и не заикался. Но и тут ответ был негативный. Возникла некоторая дискуссии. АПКовцы открыто говорили о том, как ревниво они относится ко всему, что выходит за пределы уже налаженных каналов. Мне же не представлялась полезной для наших государственных интересов подобная монополия.

Завел я речь и о видах АНК на будущие преобразования внутри страны. Здесь их позиция была разумной: нужны постепенные, не форсированные реформы. И это я взял себе на заметку, убеждая впоследствии моих западных (а пришло время — и юаровских) коллег, что нет у АНК намерения радикально ломать сложившийся в ЮАР экономический строй, а тем более строить там социализм. (Именно так они и поступили, придя к власти.) Мы их умеренный подход, подчеркивал я, только поощряем. А ведь тогдашние, вредные для нас стереотипы работали в прямо противоположном направлении. Насаждались они многими, а дезавуировались только нами, да и среди нас далеко не всеми.

Заключительным аккордом этого африканского турне стала беседа с премьер-министром Зимбабве Р. Мугабе, состоявшаяся 13 августа 1986 года в Хараре. Организовал ее, как это делалось и в других столицах, наш посол Г. Тер-Газарянц. И здесь разговор начался с вручения послания М. Горбачева. А шел он о вещах внеафриканских — о перестройке в СССР, об отношениях с США и необходимости поворота к конструктивному сотрудничеству с ними. Р. Мугабе соглашался с нашими доводами, но было видно и его некоторое скептическое отношение: мол, получится ли все это.

Что же касается южноафриканского региона, то в высказываниях Р. Мугабе явно сквозили жесткие нотки: в возможность достижения мирного решения, как я почувствовал, он не особенно верил. Задал я ему и свой любимый вопрос когда все же можно рассчитывать на падение апартеида.

«Не в ближайшие несколько лет», — был ответ. Иными словами, мало кто в Африке и за ее пределами предвидел, что события вскоре примут стремительный оборот — хочется добавить, и не без основания: «Когда за дело возьмется Советский Союз».

Во всех африканских столицах я слышал хвалебные отзывы о Михаиле Сергеевиче, о начатой им мирной революции в СССР. «Это не только ваша, но и наша удача». Так выразился Каунда. Многим тогда казалось, что нас ждут впереди только счастливые времена.