Несколько слов о подоплеке наших отношений с АНК.
Их основа не была ни корыстной, ни материальной, скорее — идейная. Многие из нас искренне верили в силу единомыслия. А единомышленники, друзья по общей борьбе не могут не доверять друг другу, их отношения могут базироваться только на честности и открытости. Возможно, сейчас это выглядит своего рода наивным атавизмом, но посмотрите, как было в реальной жизни. Мы помогали анковцам, не спрашивая у них отчета, и, кстати, они не подводили нас в этом отношении: то, что поставлялось, шло по назначению, «не прилипало» к рукам. Главное же, мы не учили их жить. Свое мнение, конечно, выражали, но практически никогда не навязывали его. Коль скоро АНК несет наибольшую ответственность за то, что происходит в стране, лучше всех знает положение в ней, то ему и решать, что делать. И опять-таки надо сказать, что их анализ был, как правило, точным. Мы с самого начала были скептически настроены насчет того, что вооруженная борьба может привести к ликвидации апартеида в ЮАР[58]. Но, предостерегая от увлечения лозунгом «браться за оружие», мы до последнего поддерживали тактику анковцев, обеспечивая ее материально. До той минуты, пока они сами не решили: баста, объявляем прекращение огня, идем навстречу правительству, коль скоро оно выполнило некоторые наши важные требования, типа отмены запрета Конгресса и компартии. Путь переговоров — наиболее продуктивный, постоянно говорили мы им. Но тут же добавляли — вам виднее, когда их начинать. Подходящий момент выбирайте сами.
Особо отмечу наше неприятие того, что можно было квалифицировать как террористические действия. Одним из условий наших поставок оружия была негласная договоренность, что применение этого оружия не повлечет за собой жертвы среди гражданского населения.
Еще один аспект: мы не возражали на определенном этапе видеть себя посредниками между Конгрессом и властями. В этом была логика: никто из зарубежных партнеров не был теснее нас связан с АНК, разве что шведы в чем-то не уступали. В то же время у нас складывались вполне приемлемые рабочие отношения с либеральной частью правящей верхушки ЮАР. Но когда анковцы сказали нам, что власти не хотят посредничества, для нас это была истина в последней инстанции.
Я уже не говорю о том, как долго АНК не разрешал нам вступать в контакт с юаровским правительством. Мы послушно следовали их не очень-то отвечающим нашим собственным интересам советам.
Хочется думать, что друзья видели все это. Во всяком случае так можно понять О. Тамбо, когда он публично охарактеризовал СССР как «искреннего, подлинного союзника АНК, не имеющего эгоистического интереса или желания установить сферу влияния».
Как же трудно было товарищам (и не только им) после долгих десятилетий одного стиля наших разговоров и действий переключаться на другой. Как трудно им было принять в конце 1991 года фактическое свертывание нами политической и материальной поддержки АНК. Или лишь в последний момент узнать о восстановлении Россией в феврале 1992 года дипломатических отношений с ЮАР[59] — не без нарушения еще действовавших решений ООН. Н. Манделе было сказано об этом министром иностранных дел России А. Козыревым практически как о свершившимся факте. А уже спустя четыре месяца тогдашний президент ЮАР Ф. В. де Клерк был принят в Москве с государственным визитом. Такая спешка (мы сильно рассчитывали на крупные дивиденды от сотрудничества с властями ЮАР и мало что получили от этого) вряд ли могла понравиться друзьям. Позже, когда Конгресс пришел к власти, это нам аукнулось, скорее, правда, в морально-политическом, но также и в материальном отношении[60]. Стоит отметить также, что представители АНК какое-то время ограничивали контакты с нами (а может быть, мы с ними). Табо Мбеки и Джо Модисе приехали в Москву лишь в мае 1993 года. Беседовали они в МИД со мной, как первым заместителем министра иностранных дел России.