Тесно переплетались с политическими. Успехи унитовцев в 1984-85 годах, достигнутые при все возрастающей роли ЮАР, способствовали тому что в США — на общем фоне антикоммунистической доктрины Рейгана — стали брать верх сторонники Савимби. Отсюда — отмена так называемой поправки Кларка, запрещавшей помощь мятежникам. Отсюда — появившаяся на какое-то время уверенность американцев, что они могут обойтись в урегулировании конфликта без Советского Союза.
Необходимо было переломить такую ситуацию, когда ход, характер и уровень конфликта диктует УНИТА. Ее удары то там, то здесь на огромной территории дезорганизовывали и без того слабую ангольскую экономику.
Напомню, что в 1986 году Луанде удалось лишь несколько стабилизировать обстановку на фронтах. Большие надежды возлагались на сухой сезон 1987 года. Планировалось наступление, о котором практически все американские авторы говорят как об организованном «Советами»; якобы им даже командовал советский генерал[36]. Однако информация, которой располагаю, показывает, что это не так. Последовательность действий и в 1987 году была прежней: политическое решение — проводить или не проводить масштабную военную операцию — принимало высшее руководство Анголы, ее Президент и Политбюро. Оперативное планирование осуществлялось нами в контакте с кубинцами, поскольку у ангольцев просто-напросто не хватало специалистов. Утверждались эти планы опять же ангольцами и ими же претворялись в жизнь. И сегодня, спустя 13–14 лет, такие посвященные люди, как тогдашний министр обороны СССР Д. Т. Язов и главный военный советник К. Я. Курочкин, в беседах со мной именно так описали ситуацию. «Подгона не было», как выразился один из наших военных консультантов того времени, находившийся в ангольской армии, «в бой они шли сами».
Началось наступление правительственных войск неплохо, хотя численное преимущество было на стороне УНИТА[37]. Но, как и в 1985 году, спасла Савимби ЮАР, бросив беспрецедентные до сих пор силы — 2 механизированные бригады, 2 артдивизиона, всего не менее 3 000 человек. Впервые в Анголе были задействованы юаровские танки «Олифант». Правительственные войска были остановлены в нескольких десятках километров от намеченной цели — города Мавинга, открывавшего путь далее на юго-восток, к логову Савимби. Положение усугубило то обстоятельство, что танковая бригада[38], пытавшаяся обойти позиции УНИТА на болотистых берегах реки Ломбы и вышедшая было в тыл неприятелю, осталась без горючего и стала легкой мишенью для юаровской авиации и артиллерии. По большому счету это был лишь эпизод, но правительственные части стали поспешно и с большими, по ангольским масштабам, потерями отступать к Куито Куанавале. Этот небольшой городок, осажденный с ноября 1987 года ЮАР и УНИТА, но так и не взятый ими[39], стал символом дальнейших военных перипетий.
Савимби распространялся об эффективности американских военных поставок. Президент Южно-Африканской Республики принимал парад своих войск в глубине ангольской территории[40]. Задним числом, однако, многие военные обозреватели считают, что, погнавшись за побитой ФАПЛА к Куито Куанавале, пытаясь нанести ей непоправимый урон, юаровская армия совершила ошибку. На этот раз она ушла слишком далеко от своих баз, растянула коммуникации, оголила фланги. Возможно, игра стоила политических свеч — уж слишком соблазнительной была идея создать полностью контролируемую огромную, до четверти всей ангольской территории, зону («Савимбиетан»), на которой УНИТА провозгласила бы свое правительство, альтернативное тому, что находилось в Луанде. Помните, что говорил мне о возможном разделе страны Каунда![41]
Куба и Ангола — не знаю, чья была инициатива — решили воспользоваться уязвимым положением ЮАР. Помирившиеся на ноябрьской встрече в Москве Кастро и Душ Сантуш договорились о более активном использовании кубинских войск. Во всяком случае сразу после этого кубинцы двинулись на юг с позиций, которые они раньше не переходили.
Советскую сторону в курс дела особенно не вводили — вдруг помешает. Нас скорее рассматривали как поставщиков оружия: в этом-то СССР своим революционным соратникам отказать не должен. Ан нет…
Где-то в конце 1987 — начале 1988 года дошли у нашего руководства руки и до такой болезненной темы, как советские военные поставки в развивающиеся страны. Раньше эта тема была табу: даже в самые «разрядочные» периоды «третий мир» как бы выводился: за рамки отношений с Западом. Одно дело мирное сосуществование с капитализмом, другое — поддержка освободительных движений и тех режимов, которые они создавали. На практике, разумеется, то на одном, то на другом участке, где было наиболее горячо — корейская война 50-х годов, вьетнамская 60-х и 70-х, — достигались компромиссы. Но они не отменяли принципиального подхода[42].
Начали пересмотр вопроса о снабжении оружием с того участка, который был в моем ведении — Африки. Тут, пожалуй, была после Афганистана наибольшая злободневность.
Потеряв значительное количество военной техники и снаряжения в ходе неудавшегося наступления 1987 года, а затем отхода к Куито Куанавалс, ангольцы обратились к нам с очередной порцией просьб. Они знали, как обращаться — сразу же на самом высоком уровне. Душ Сантуш направил специальное послание М. Горбачеву.
Мы, в МИД, сочли, что это хороший момент как для резкого сокращения военных поставок Анголе, так и для постановки вопроса в более широком плане. Схема наших предложений, внесенных на высочайшее одобрение, была следующей:
а) оружие дать, ибо ангольцы действительно понесли потери и теперь в обороне отражают атаки регулярных частей ЮАР и бандформирований УНИТА;
б) первоначальный запрос Луанды — после тщательной проверки, что просят и что действительно нужно, — сократить самым радикальным образом.
Для столь решительных шагов нужны были серьезные обоснования. Мы упирали на экономическую сторону дела, привели конкретные выкладки, которые показывали, что за 10–12 лет снабжения нашим оружием ангольцы заплатили менее 1,5 % цены полученного. Ясно, что дальше так продолжаться не могло из чисто финансовых соображений. Но и политические факторы говорили в пользу принципиально иного подхода. Коль скоро сугубо военное решение недейственно[43], требуется серьезное переосмысление всего характера нашей военной помощи, ее масштабов, структуры, эффективности. Прежде всего, требовалось направлять ее не столько на наступательные, сколько на оборонительные цели; уделять больше внимания поддержанию техники в исправном состоянии, а не новым поставкам; давать только то, что диктуется реальной необходимостью.
Сравните эти предложения с тем, что практиковалось раньше, и станет очевидно, что перемены намечались фундаментальные. В своих основных чертах они были приведены в жизнь. Такой штрих из последующих событий: как только СВАПО на определенной стадии переговорного процесса взяло на себя обязательство не вести боевые действия в Намибии, маршал С. Ахромеев, бывший в то время начальником генштаба, немедленно распорядился отложить поставки уже выделенного этой организации специмущества.
Что могло служить более убедительным сигналом нашим друзьям? Что могло более красноречиво свидетельствовать о линии на мирное урегулирование, принятой Советским Союзом? И, наконец, что могло более эффективно влиять на позиции Анголы, Кубы, и не только их. А продолжи мы прежнюю линию, когда бы еще добрались до политических решений? Мы воспользовались ангольской, а также эфиопской ситуацией для того, чтобы представить новую концепцию военно-технического сотрудничества с дружественными странами в целом.