Бесплодные земли (автоперевод)

37

СЕМЬЯ МАРИИ ПРОСНУЛАСЬ ещё в темноте, и Нора вместе со старшим из двух сыновей отправилась в путь с первыми лучами солнца. К её удивлению, теперь, когда ему пришлось указывать дорогу, юноша оказался прилично владеющим английским. Он сам проведёт её первые десять миль, а затем объяснит остальную часть маршрута – или, по крайней мере, до того места, где она сможет найти других, знающих больше. Нора возмутилась, что ему придётся пройти такое расстояние пешком, но он сказал, что это ничего; дорога хорошая, и он вернётся домой ещё до наступления темноты.

Дорога была отвратительной. Это была однополосная колея без ограждений, высеченная в склонах гор и скал, пугающе извивающаяся вверх и вниз. Она также пересекала другие, точно такие же дороги, так что она уже не была уверена, что когда-нибудь снова найдёт дорогу обратно.

Чтобы преодолеть десять миль, потребовалось два часа. Затем мальчик вышел, указал дорогу, которая, предположительно, приведёт её куда нужно без дальнейших развилок, а затем повернулся и поспешил обратно в Сан-Луис.

Нора с минуту наблюдала за ним, пока он становился всё меньше и меньше в зеркале заднего вида. Затем, глубоко вздохнув, она продолжила свой путь по ужасной дороге. Она обогнула ещё несколько захватывающих дух скал, но, как ей и говорили, дорога была только одна, и спустя ещё два часа и ещё десять миль она наконец вышла в долину, петляющую высоко в горах. Климат здесь был гораздо прохладнее, склоны поросли соснами, а несколько фермерских домов были разбросаны среди изумрудных полей, цепляющихся за крутые склоны.

Она остановилась у первого попавшегося дома и спросила дорогу. К её ужасу, и здесь никто не признался, что знает Оскарби или кого-либо ещё из белых, живших поблизости, но все знали Бенисио, и ей указали на маленькую белую хижину, прилепившуюся к мысу над долиной, так высоко на дальнем склоне холма, что её едва можно было разглядеть.

Дорога, какой бы она ни была, заканчивалась за фермерскими домами, и ей пришлось выйти из джипа, взвалить рюкзак на плечи и пройти последние несколько миль до маленькой белой хижины. После нескольких неверных поворотов крутая, изрытая колеями тропа вышла на поляну. В скромном доме был портал, выходящий на зияющую пропасть Медного каньона и горы за ним.

На крыльце в кресле-качалке сидел старик в соломенной ковбойской шляпе, чистой белой рубашке и комбинезоне. У его ног лежала большая дворняжка, которая при появлении Норы вскочила и начала отчаянно лаять.

Она колебалась. Но, увидев, что собака не предпринимает никаких агрессивных действий, кроме ужасного шума, она медленно подошла. Глаза мужчины были закрыты, стул неподвижен. Спал ли он? Это казалось невероятным.

В нескольких шагах от крыльца она остановилась, приняла наименее угрожающую позу, какую только могла себе представить, затем сказала сквозь лай и вой: «Disculpe, es Вы хотите, сеньор дон Бенисио?

Веки медленно поднялись, открыв два больших, блестящих чёрных глаза. «Sí, soy yo. Да, это я». Он резко сказал собаке, и та мгновенно замолчала.

Нора осторожно поднялась на крыльцо и протянула руку. «Меня зовут Нора Келли. Очень рада познакомиться».

«И я тоже», — он взял ее за руку.

Учитывая недавние открытия, это становилось более многообещающим, чем Нора надеялась. Как минимум, старик был ещё жив. Она на мгновение замолчала. «Дон Бенисио, я здесь, чтобы попросить у вас совета».

«Вы первый за много лет, кто сделал это».

Она снова испытала огромное удивление. Она изо всех сил постаралась его скрыть. «Маэстро, я пришла искать Карлоса Оскарби».

Теперь настала очередь Бенисио замолчать. Он долго смотрел на неё.

«И?» — наконец спросил он.

«Я понимаю, что он может быть здесь».

Ответа не последовало. Наконец, когда Нора убедилась, что это не просто пауза, а что старик не собирается отвечать, она продолжила: «Он был профессором антропологии в Нью-Мексико. Он оставил эту должность двенадцать лет назад, чтобы вернуться сюда снова, уже в качестве ученика».

Снова повисла пауза, но через некоторое время Бенисио ответил: «Кофе?»

«Да, пожалуйста», — сказала Нора.

Мужчина встал и вошёл с собакой. Нора, которая собиралась последовать за ним, обнаружила, что дверь захлопнулась прямо у неё перед носом. Она сказала себе, что это не грубость; должно быть, это просто манера старика. Минут через десять он снова вышел с двумя кружками. Он сел, передал одну кружку Норе и кивнул ей, чтобы она села на единственное свободное место — поленницу на дальнем краю крыльца.

Она села, и воцарилось неторопливое молчание. Он не задавал никаких вопросов и даже не проявлял любопытства. Наконец Нора откашлялась. «Приятно познакомиться с вами лично, дон Бенисио».

На это он ничего не сказал.

«Я всё о вас прочитал в книге профессора Оскарби. Я ищу его. Я ожидал, что он будет здесь, но, если нет, надеюсь, вы подскажете, где его найти».

Бенисио молчал, отпивая из кружки, потом ещё глоток. И наконец заговорил: «Вам нравится кофе?»

«Да», — сказала она. «Спасибо. А теперь насчёт Оскара — могу я с ним поговорить?»

«Нет», — сказал он. «Нельзя». С этими словами он встал, серьёзно кивнул и снова исчез в хижине вместе со своей собакой.

После того, как дверь за ним закрылась, Нора осталась сидеть на поленнице, приходя в себя после этого внезапного удивления и пытаясь понять, что только что произошло. Был ли Оскарби внутри – возможно, как замурованный ученик, совершающий духовное путешествие? Дал ли он обет молчания? Переместился ли он дальше или каким-то образом поднялся наверх? Люди в фермерских домах внизу утверждали, что не видели его, – но, с другой стороны, Оскарби наверняка пришёл сюда двенадцать лет назад. За это время с ним многое могло случиться. Он вполне мог измениться под опекой дона Бенисио – опекой, от которой предостерегал её отец Марии.

День уже клонился к вечеру, и солнце вот-вот должно было скрыться за горами. Она подумала постучать в дверь или позвать… но что-то подсказывало ей, что это не поможет. Он явно знал, что она всё ещё здесь, и не обращал на неё внимания. Если Бенисио не заговорит с ней добровольно, она никак не сможет его к этому склонить.

Она порылась в рюкзаке и достала пару протеиновых батончиков и фляжку. Было прохладно, но не холодно, и она достала куртку не столько для тепла, сколько для того, чтобы на ней можно было сидеть. Она встала, повесила куртку на одинокий стул, затем села, покачиваясь взад-вперед, пока ела протеиновые батончики, довольно лениво наблюдая, как вокруг неё темнеет. Она почувствовала странное и совершенно неожиданное чувство покоя: теперь, когда она здесь, ей некуда было спешить. Что будет, то будет.

Когда почти полная темнота окутала поляну, она положила куртку на жёсткий деревянный пол крыльца и легла на него, устроившись поудобнее. Она ожидала, что уснуть будет ещё труднее, чем прошлой ночью в доме Марии. Но все недавние неожиданности и вопросы, связанные с ними, оказались – к счастью – такими же сонными, и вскоре она обнаружила, что клюёт носом под стрекотание сверчков.